Альберт Рис в СССР
Из впечатлений иностранца
Теми, кто направлял эту борьбу и добился победы, были коммунисты. Крестьянин прекрасно это понимает. Именно в этом основа его глубокой, фундаментальной преданности коммунистам. Это глубоко сидит в его сознании, хотя может явно не проговариваться. Так крестьянин вводит в заблуждение иностранцев, иногда даже коммунистов, и обязательно любых политических деятелей, наезжающих из Парижа, Праги или Лондона, которые полагают: раз крестьянин не выражает благодарности, он ее и не чувствует; раз он не кричит о своей преданности, он ее и не испытывает. Глупцы, обманывающие себя, поскольку сами хотят быть обманутыми. Неужели они наивно полагают, что крестьянин может когда-нибудь забыть политическую партию, которая сложила сорок миллионов десятин земли к его ногам?
Кроме убеждения крестьянина в том, что, получая землю, он вновь обретает свои права, есть еще одно соображение, удерживающее его от хвалебных песен и воздаяния благодарности коммунистам. В глубине своей лукавой крестьянской души он знает, что, если что-то получаешь, нужно что-то отдать взамен: выполнить обязанности, оказать услуги, то есть признать получение выгоды - значит принять на себя ответственность. Так не лучше ли вообще ничего не говорить об этой выгоде? Не лучше ли говорить о том, что Революция у них отнимает, а не о том, что она им дала? Не лучше ли сосредоточиться, например, на налогах?
Именно этим и занимался Дыбенко однажды утром, когда я зашел в Совет. Налоги - это грабеж. Советы - /188/ разбойники с большой дороги! Он обращался ко мне как к американцу, который нашел в его лице человека, доведенного до разорения. Я остановил его красноречие резким вопросом:
- Дыбенко, сколько земли было у тебя до Революции?
- Нисколько, - неохотно ответил он.
- А сейчас сколько десятин?
- Двенадцать, - еще неохотнее.
- И какова ее цена за десятину? Если бы тебе пришлось покупать ее сейчас, сколько бы пришлось заплатить?
Дыбенко попытался увильнуть от ответа, но я припер его к стенке. Ему пришлось признать, что в его владении был превосходный чернозем - четыреста рублей за десятину по самым скромным оценкам, - то есть его участок стоил бы ему четыре тысячи восемьсот рублей. А налогов он платил всего сорок шесть рублей! Менее одного процента от стоимости земли, полученной бесплатно.
- А теперь честно, Дыбенко, - сказал я, отведя его в сторону, - насчет земли: почему ты никогда не говоришь о ней ни слова?
- А с какой стати? - рассмеялся он. - У меня земли столько, сколько нужно. Земля меня не заботит. Я хочу говорить о том, что меня волнует.
И так по всему Советскому Союзу: крестьяне, подобно Дыбенко, намеренно выпячивают свои недовольства. На собрании или в избе, на пароме или в поезде - повсеместно можно слышать, как они поют нескончаемую /189/ ектению28 своих невзгод: непомерные налоги, высокие цены на товары, низкие цены на зерно, недостаток лошадей, проступки коммунистов и Советов - все беды, которые, справедливо или нет, относятся на счет Революции.
И почти ничего не услышишь от крестьян о выгодах, полученных в результате Революции: освобождение от рабского повиновения помещикам; право на собственный язык, культуру и религию; путь к образованию, расчищенный для них вплоть до университета; право на свободную и неограниченную критику власти; уменьшение срока воинской службы; сотни новых культурных учреждений; телеграф, изба-читальня, трактора, электричество и самое главное - высшее завоевание Революции - земля. Обо всем этом из уст крестьянина не услышишь и слова.
Но неужели он недостаточно осознает, что дала ему Революция и какая политическая партия помогла ему получить все это?
Если угодно, назовите крестьянина лукавым, неблагодарным, хитрым, не думайте только, что он глуп и ничего не смыслит. /189/
28. Ектения - один из видов молитвословий во время церковного богослужения. Состоит из ряда прошений (призывов к молитве различного содержания), возглашаемых священнослужителем, и ответных аккламаций народа на каждое прошение.
Альберт Рис Вильямс. Русская земля / перевод с англ. А. Филосян. М.: Common place, 2018. С. 187-189.
Мелкобуржуазные мрази... Давно это знал и нахожу примеры на каждом шагу.
Но есть в книге и про хороших людей. Например, про красноармейцев из семинаристов, который насмотрелся на нравы церкви и стал ярым безбожником и духоборцем при ликвидации Суздальского Покровского монастыря. Мочи рясоносную сволочь!
----------------------
- Курите! - разрешил нам высокий человек в красноармейской форме. - Я целыми днями тут курю. Это убивает проклятый запах ладана в ноздрях. Я уже целый год на этой работе, и меня от него тошнит.
- Но торопиться нам нельзя, - вставил слово Романовский, - иначе можно наделать ошибок. И так чуть не потеряли вот эту икону. Благо, мы ее процарапали и увидели, что она была поверх закрашена. Скорее всего, каким-нибудь невежественным монахом. Мы ее осторожно очистили и обнаружили редкий образец новгородского периода. И стоит она, будто из золота сделана.
- А вот эта стоит не дороже дерева, на котором нарисована, - засмеялся крестьянин из Палеха с бородой /196/ лопатой, вытаскивая огромную икону Страшного Суда. На иконе был изображен дьявол в образе обезьяны с хвостом-трезубцем, на который он насаживает еретиков, воров, басурман и пьяниц, и отправляет их прямо в геенну огненную. - Это мой отец нарисовал. Монахи дали ему восемьсот рублей, и с помощью шести мастеровых он закончил ее за месяц. Прекрасно помню, как это было: пятьдесят рублей выкладывалось на водку, и они всей компанией уходили в лес в трехдневный запой.
- Ваши отцы строили, а вы рушите, - вставил я лукаво.
- И с превеликим удовольствием, - воскликнул красноармеец.
Это было сказано с такой язвительностью, что я тотчас распознал в нем бывшего священника или семинариста - в России это обычно оказывается верным предположением. Особая злоба в адрес религии почти всегда является прямым следствием обучения в церковном учреждении. Кажется, духовные семинарии были чем-то наподобие массового инкубатора скептиков и атеистов. Именно им большевики обязаны практически всеми своими главными антирелигиозными пропагандистами, ныне выступающими против веры с тем же рвением, с которым раньше выступали за.
Ровно та же история произошла с этим Тихомировым. В детстве он отличался особой набожностью, и в семнадцать лет его послали учиться во владимирскую Флоринскую семинарию. Там он полюбил религиозное искусство и начал его изучать. Еще больше он привязался к старому архиепископу, который /197/ в моменты гнева бранил его на непонятных языках, а в хорошем настроении играл с ним в шахматы.
Однажды летом Тихомиров, молодой кандидат на сан священника, был направлен в небольшой скит в глухие леса Новгородской губернии. В конце июня туда прибыли крестьянские девушки косить траву для вырубки леса. Они были в приподнятом расположении духа, поскольку в поля к ним приходили монахи: помогали затачивать косы, вплетали цветы им в волосы, а в холодные ночи звали ночевать в ските. Днем сенокос - вечером веселье. Идиллия любви и молодости. Но в воздухе постоянно висела опасность неожиданного визита архиепископа. В качестве меры предосторожности вдоль дороги выставляли наблюдателей. Однажды темной ночью часовые заснули, и архиепископ нагрянул в скит, взяв его с поличным. Монахи бросились в часовню, девушки с пронзительным визгом забирались на колокольню или перепрыгивали через монастырские стены, а за ними, изрыгая ругательства, гонялся разъяренный архиепископ со своими помощниками.
Однако, по словам Тихомирова, ощущение нравственной силы архиепископа поблекло, когда он объяснил свои действия.
- Церковь - это наша кузница, - сказал он. - Мы в ней на жизнь зарабатываем. Мы должны поддерживать в ней порядок.
Это неуместное выражение было для молодого чувствительного идеалиста большим шоком, чем любовные похождения монахов. Война, благословление церковью убийства миллионов мужиков, да и просто жизненный /198/ опыт окончательно укрепили его сомнения: в религии не осталось ни следа веры. Все, что осталось, - лишь глубоко укоренившийся цинизм.
Еще больше усугубили масштаб этого цинизма разоблачения, произведенные Революцией в монастырях - в этом самом монастыре, в отношении мощей его основателя, пресвятого Евфимия, у открытой гробницы которого мы стояли.
В полной мере понять это может только тот, кто знаком с особым догматом русской церкви о мощах. Она придерживается того, что фраза «не дашь святому Твоему увидеть тления» [30] - это не фигура речи, а самый настоящий факт. Благочестие при жизни приносит сохранность тела после смерти. Награда за праведность - невредимость тела, которое не иссушает возраст и не разлагает время. Каким оно было при жизни, таким и останется во веки веков, неподвластное тлению.
30. «Ибо Ты не оставишь души моей во аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс. 15:10).
С некоторыми телами именно это и произошло. Они естественным образом бальзамировались в известняковой почве, в которой были захоронены. Защищенные от сырости, они сохранялись невредимыми долгое время, их плоть не осквернялась, а кожа не иссыхала и не трескалась. Поэтому, когда их откопали, десятилетия, а может быть, и столетия спустя, их нетронутую чистоту и свежесть принимали за свидетельство божественного благоволения. Колокола били, возвещая о чуде, торжественная процессия вносила мощи в собор и слагала их в реликварий, запеленутые в шелка и убранные /199/ серебром. Открытой оставалась лишь крошечная часть руки или лба, чтобы богомольцы могли прикоснуться к ним губами.
Со всего света к мощам прибывали паломники, привозя подношения из золота, серебра и меди. Так росло богатство и повышался авторитет монастыря на зависть соперников. Они тоже алкали мощей и возносили к небу пылкие молитвы о них. Если же на их молитвы не поступало ответа, они иногда отвечали на них сами. Они подделывали мощи.
Как это делалось, раскрыла Революция. С помощью врачей, вооружившись фотоаппаратами и ломами, она обрушилась на усыпальницы, и в присутствии церковных сановников и властей гробницы были вскрыты. Чудеса были воистину явлены на свет божий!
Вместо нетленных тел святых - сгнившие скелеты и кости - и подчас не человека, а животных! Деревянные палки, обернутые тканью и ватой и покрытые воском. Чучела, одетые в корсеты, юбки и женские чулки. С каким гомерическим хохотом подвыпившие братья со своими спутницами, должно быть, стряпали святых из этих муляжей! Как чудовищно они обманывали этих легковерных простаков! На каких шатких фундаментах стояли эти храмы, вздымавшие к небу купола и кресты? В каких корыстных целях эксплуатировались имя и слава, заработанные всенощными бдениями, добродетелями и самопожертвованием стойких монахов прошлого?
Таков был Евфимий, основатель этого монастыря. Коротко стриженый богомолец, истязавший тело на благо души. Усердный работник, копатель колодцев, искусный /200/ резчик по камню, он пек хлеб для голодающих и выхаживал жертв Черной смерти. Миролюбец, улаживавший распри князей и воинов, он преставился в 88-летнем возрасте со словами: «Бог есть любовь. Любовь есть красота. Любите друг друга!»
Это было в 1401 году. А в 1507-м Архимандрит провозгласил миру, что тело Евфимия было найдено нетленным, таким, каким было захоронено столетие назад. Его уложили во внушительную гробницу, которая с каждым десятилетием становилась все благолепнее, обрастая новыми реликвиями: его митра, его часослов, огромный жезл, которым он колотил Киприана-чревоугодника [31]; железные цепи, умерщвлявшие его плоть.
31. По преданию, келарь Спасо-Евфимиева монастыря Киприан нарушил обычай, запрещавший братии вкушать вне общей трапезы. Преподобный Евфимий явился ему во сне с жезлом и горящей свечой в руках. В ужасе покаялся келарь, но на утро забыл свое обещание. Тогда святой Евфимий наказал его расслаблением всех членов. Только у гробницы преподобного получил Киприан исцеление, исповедовав свой грех перед братьями.
Со всей Русской земли сходились паломники поглядеть на серебряную гробницу с мощами и ликом Святого, инкрустированным драгоценными камнями на крышке. В благодарность они жертвовали монахам деньги и слушали истории о чудесах, исходивших от гробницы преподобного.
Герасим-дурак вернул себе рассудок; Иван-паралитик вновь встал на ноги; Патрикий-рыболов излечился от паралича. Однажды Евфимий явился в виде призрака и указал посохом место, где были спрятаны украденные сокровища монахов. В другой раз он явился во плоти /201/ и втирал елей в ноющие конечности Никодима. А пока действовали его целительные мази, лился рекой медовый квас.
Все эти чудеса подробно описаны в книге, выпущенной в 1904 г. духовным цензором Санкт-Петербурга к 500-летию святого Евфимия. Книга завершается такими словами: «Так оканчиваются хроники, написанные рукой смертного. Но никогда во веки веков не окончатся чудеса, источаемые этим нетленным телом».
- А теперь я вам покажу это нетленное тело, - сказал Тихомиров, поворачиваясь к гробнице. Он сбросил шелковый саван, пошарил в ватной набивке и произвел на свет несколько темно-коричневых выцветших костей и рассыпающийся череп - довольно жалкий образец даже для скелета.
- Когда я был мальчишкой, - продолжал Тихомиров, - моя мать привела меня к этой раке. Говорила, мол, святой человек, который здесь упокоен, настолько свят, что Бог сохранил его тело на пятьсот лет. На меня это произвело глубочайшее впечатление, потому что совсем недавно умерла моя собака, и через четыре дня от нее начало ужасно вонять. Дрожа от страха и благоговения, я встал на цыпочки и поцеловал маленькую дырочку в этом покрове. Я чувствовал, будто целовал руку самого Бога. И вот, глядите! Все это время этот череп издевался надо мной.
Он поднял одну из костей и сильным ударом раскрошил ее о крышку гробницы.
- Богохульство! - насмешливо воскликнул один из коммунистов. /202/
- Богохульство... - эхом повторил Тихомиров. - Байки, сказки и жадность грязных жирных попов - вот богохульство по отношению к Евфимию. Честных людей я не оскорбляю.
- Что ж, он и был честным человеком, - сказал я. - Можно ли винить его за то, что с ним сделали после смерти? Он заслуживает того, чтобы его кости оставили в покое.
- Эти кости принадлежат Евфимию не больше, чем мне или вам, - парировал Тихомиров. - Первые же кости, которые эти фокусники откопали на кладбище. Первые кости, попавшиеся в их лживые руки. Да может, это вообще собачьи кости! Да они меня тогда вокруг пальца обвели!
- Зачем же так сердиться? Пока вы не узнали, что все это фальшивка, вы были вполне довольны. Гораздо довольнее, чем сейчас.
- Из вас бы поп вышел лучше, чем коммунист, - прорычал Тихомиров. - Все это была ложь, продажность и мошенничество.
- Но в церкви были и честные люди, - вставил я мягко. - Они, должно быть, выступали против ее преступлений и лукавств.
- Конечно, были! - отвечал он. - Но что с ними стало? Пойдемте, я вам покажу, как они кончили.
Тихомиров повел нас вниз, в глубокий подземный склеп, спотыкаясь и нащупывая дорогу в темноте. В конце концов путь нам преградила зеленая лепная стена. Он зажег свечу и просунул ее через решетку, ограждавшую мрачную, пахнущую плесенью темницу, /203/ увешанную ржавыми цепями. Порыв ледяного зловонного воздуха - и оплывшая свеча потухла.
- Вот, полюбуйтесь, как исчезали добрые люди. Вот где настоящая чертовщина! Они поместили пыточную прямо под алтарем. Духовная любовь к собратьям! /204/
Там же. С. 196-204.
Теми, кто направлял эту борьбу и добился победы, были коммунисты. Крестьянин прекрасно это понимает. Именно в этом основа его глубокой, фундаментальной преданности коммунистам. Это глубоко сидит в его сознании, хотя может явно не проговариваться. Так крестьянин вводит в заблуждение иностранцев, иногда даже коммунистов, и обязательно любых политических деятелей, наезжающих из Парижа, Праги или Лондона, которые полагают: раз крестьянин не выражает благодарности, он ее и не чувствует; раз он не кричит о своей преданности, он ее и не испытывает. Глупцы, обманывающие себя, поскольку сами хотят быть обманутыми. Неужели они наивно полагают, что крестьянин может когда-нибудь забыть политическую партию, которая сложила сорок миллионов десятин земли к его ногам?
Кроме убеждения крестьянина в том, что, получая землю, он вновь обретает свои права, есть еще одно соображение, удерживающее его от хвалебных песен и воздаяния благодарности коммунистам. В глубине своей лукавой крестьянской души он знает, что, если что-то получаешь, нужно что-то отдать взамен: выполнить обязанности, оказать услуги, то есть признать получение выгоды - значит принять на себя ответственность. Так не лучше ли вообще ничего не говорить об этой выгоде? Не лучше ли говорить о том, что Революция у них отнимает, а не о том, что она им дала? Не лучше ли сосредоточиться, например, на налогах?
Именно этим и занимался Дыбенко однажды утром, когда я зашел в Совет. Налоги - это грабеж. Советы - /188/ разбойники с большой дороги! Он обращался ко мне как к американцу, который нашел в его лице человека, доведенного до разорения. Я остановил его красноречие резким вопросом:
- Дыбенко, сколько земли было у тебя до Революции?
- Нисколько, - неохотно ответил он.
- А сейчас сколько десятин?
- Двенадцать, - еще неохотнее.
- И какова ее цена за десятину? Если бы тебе пришлось покупать ее сейчас, сколько бы пришлось заплатить?
Дыбенко попытался увильнуть от ответа, но я припер его к стенке. Ему пришлось признать, что в его владении был превосходный чернозем - четыреста рублей за десятину по самым скромным оценкам, - то есть его участок стоил бы ему четыре тысячи восемьсот рублей. А налогов он платил всего сорок шесть рублей! Менее одного процента от стоимости земли, полученной бесплатно.
- А теперь честно, Дыбенко, - сказал я, отведя его в сторону, - насчет земли: почему ты никогда не говоришь о ней ни слова?
- А с какой стати? - рассмеялся он. - У меня земли столько, сколько нужно. Земля меня не заботит. Я хочу говорить о том, что меня волнует.
И так по всему Советскому Союзу: крестьяне, подобно Дыбенко, намеренно выпячивают свои недовольства. На собрании или в избе, на пароме или в поезде - повсеместно можно слышать, как они поют нескончаемую /189/ ектению28 своих невзгод: непомерные налоги, высокие цены на товары, низкие цены на зерно, недостаток лошадей, проступки коммунистов и Советов - все беды, которые, справедливо или нет, относятся на счет Революции.
И почти ничего не услышишь от крестьян о выгодах, полученных в результате Революции: освобождение от рабского повиновения помещикам; право на собственный язык, культуру и религию; путь к образованию, расчищенный для них вплоть до университета; право на свободную и неограниченную критику власти; уменьшение срока воинской службы; сотни новых культурных учреждений; телеграф, изба-читальня, трактора, электричество и самое главное - высшее завоевание Революции - земля. Обо всем этом из уст крестьянина не услышишь и слова.
Но неужели он недостаточно осознает, что дала ему Революция и какая политическая партия помогла ему получить все это?
Если угодно, назовите крестьянина лукавым, неблагодарным, хитрым, не думайте только, что он глуп и ничего не смыслит. /189/
28. Ектения - один из видов молитвословий во время церковного богослужения. Состоит из ряда прошений (призывов к молитве различного содержания), возглашаемых священнослужителем, и ответных аккламаций народа на каждое прошение.
Альберт Рис Вильямс. Русская земля / перевод с англ. А. Филосян. М.: Common place, 2018. С. 187-189.
Мелкобуржуазные мрази... Давно это знал и нахожу примеры на каждом шагу.
Но есть в книге и про хороших людей. Например, про красноармейцев из семинаристов, который насмотрелся на нравы церкви и стал ярым безбожником и духоборцем при ликвидации Суздальского Покровского монастыря. Мочи рясоносную сволочь!
----------------------
- Курите! - разрешил нам высокий человек в красноармейской форме. - Я целыми днями тут курю. Это убивает проклятый запах ладана в ноздрях. Я уже целый год на этой работе, и меня от него тошнит.
- Но торопиться нам нельзя, - вставил слово Романовский, - иначе можно наделать ошибок. И так чуть не потеряли вот эту икону. Благо, мы ее процарапали и увидели, что она была поверх закрашена. Скорее всего, каким-нибудь невежественным монахом. Мы ее осторожно очистили и обнаружили редкий образец новгородского периода. И стоит она, будто из золота сделана.
- А вот эта стоит не дороже дерева, на котором нарисована, - засмеялся крестьянин из Палеха с бородой /196/ лопатой, вытаскивая огромную икону Страшного Суда. На иконе был изображен дьявол в образе обезьяны с хвостом-трезубцем, на который он насаживает еретиков, воров, басурман и пьяниц, и отправляет их прямо в геенну огненную. - Это мой отец нарисовал. Монахи дали ему восемьсот рублей, и с помощью шести мастеровых он закончил ее за месяц. Прекрасно помню, как это было: пятьдесят рублей выкладывалось на водку, и они всей компанией уходили в лес в трехдневный запой.
- Ваши отцы строили, а вы рушите, - вставил я лукаво.
- И с превеликим удовольствием, - воскликнул красноармеец.
Это было сказано с такой язвительностью, что я тотчас распознал в нем бывшего священника или семинариста - в России это обычно оказывается верным предположением. Особая злоба в адрес религии почти всегда является прямым следствием обучения в церковном учреждении. Кажется, духовные семинарии были чем-то наподобие массового инкубатора скептиков и атеистов. Именно им большевики обязаны практически всеми своими главными антирелигиозными пропагандистами, ныне выступающими против веры с тем же рвением, с которым раньше выступали за.
Ровно та же история произошла с этим Тихомировым. В детстве он отличался особой набожностью, и в семнадцать лет его послали учиться во владимирскую Флоринскую семинарию. Там он полюбил религиозное искусство и начал его изучать. Еще больше он привязался к старому архиепископу, который /197/ в моменты гнева бранил его на непонятных языках, а в хорошем настроении играл с ним в шахматы.
Однажды летом Тихомиров, молодой кандидат на сан священника, был направлен в небольшой скит в глухие леса Новгородской губернии. В конце июня туда прибыли крестьянские девушки косить траву для вырубки леса. Они были в приподнятом расположении духа, поскольку в поля к ним приходили монахи: помогали затачивать косы, вплетали цветы им в волосы, а в холодные ночи звали ночевать в ските. Днем сенокос - вечером веселье. Идиллия любви и молодости. Но в воздухе постоянно висела опасность неожиданного визита архиепископа. В качестве меры предосторожности вдоль дороги выставляли наблюдателей. Однажды темной ночью часовые заснули, и архиепископ нагрянул в скит, взяв его с поличным. Монахи бросились в часовню, девушки с пронзительным визгом забирались на колокольню или перепрыгивали через монастырские стены, а за ними, изрыгая ругательства, гонялся разъяренный архиепископ со своими помощниками.
Однако, по словам Тихомирова, ощущение нравственной силы архиепископа поблекло, когда он объяснил свои действия.
- Церковь - это наша кузница, - сказал он. - Мы в ней на жизнь зарабатываем. Мы должны поддерживать в ней порядок.
Это неуместное выражение было для молодого чувствительного идеалиста большим шоком, чем любовные похождения монахов. Война, благословление церковью убийства миллионов мужиков, да и просто жизненный /198/ опыт окончательно укрепили его сомнения: в религии не осталось ни следа веры. Все, что осталось, - лишь глубоко укоренившийся цинизм.
Еще больше усугубили масштаб этого цинизма разоблачения, произведенные Революцией в монастырях - в этом самом монастыре, в отношении мощей его основателя, пресвятого Евфимия, у открытой гробницы которого мы стояли.
В полной мере понять это может только тот, кто знаком с особым догматом русской церкви о мощах. Она придерживается того, что фраза «не дашь святому Твоему увидеть тления» [30] - это не фигура речи, а самый настоящий факт. Благочестие при жизни приносит сохранность тела после смерти. Награда за праведность - невредимость тела, которое не иссушает возраст и не разлагает время. Каким оно было при жизни, таким и останется во веки веков, неподвластное тлению.
30. «Ибо Ты не оставишь души моей во аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс. 15:10).
С некоторыми телами именно это и произошло. Они естественным образом бальзамировались в известняковой почве, в которой были захоронены. Защищенные от сырости, они сохранялись невредимыми долгое время, их плоть не осквернялась, а кожа не иссыхала и не трескалась. Поэтому, когда их откопали, десятилетия, а может быть, и столетия спустя, их нетронутую чистоту и свежесть принимали за свидетельство божественного благоволения. Колокола били, возвещая о чуде, торжественная процессия вносила мощи в собор и слагала их в реликварий, запеленутые в шелка и убранные /199/ серебром. Открытой оставалась лишь крошечная часть руки или лба, чтобы богомольцы могли прикоснуться к ним губами.
Со всего света к мощам прибывали паломники, привозя подношения из золота, серебра и меди. Так росло богатство и повышался авторитет монастыря на зависть соперников. Они тоже алкали мощей и возносили к небу пылкие молитвы о них. Если же на их молитвы не поступало ответа, они иногда отвечали на них сами. Они подделывали мощи.
Как это делалось, раскрыла Революция. С помощью врачей, вооружившись фотоаппаратами и ломами, она обрушилась на усыпальницы, и в присутствии церковных сановников и властей гробницы были вскрыты. Чудеса были воистину явлены на свет божий!
Вместо нетленных тел святых - сгнившие скелеты и кости - и подчас не человека, а животных! Деревянные палки, обернутые тканью и ватой и покрытые воском. Чучела, одетые в корсеты, юбки и женские чулки. С каким гомерическим хохотом подвыпившие братья со своими спутницами, должно быть, стряпали святых из этих муляжей! Как чудовищно они обманывали этих легковерных простаков! На каких шатких фундаментах стояли эти храмы, вздымавшие к небу купола и кресты? В каких корыстных целях эксплуатировались имя и слава, заработанные всенощными бдениями, добродетелями и самопожертвованием стойких монахов прошлого?
Таков был Евфимий, основатель этого монастыря. Коротко стриженый богомолец, истязавший тело на благо души. Усердный работник, копатель колодцев, искусный /200/ резчик по камню, он пек хлеб для голодающих и выхаживал жертв Черной смерти. Миролюбец, улаживавший распри князей и воинов, он преставился в 88-летнем возрасте со словами: «Бог есть любовь. Любовь есть красота. Любите друг друга!»
Это было в 1401 году. А в 1507-м Архимандрит провозгласил миру, что тело Евфимия было найдено нетленным, таким, каким было захоронено столетие назад. Его уложили во внушительную гробницу, которая с каждым десятилетием становилась все благолепнее, обрастая новыми реликвиями: его митра, его часослов, огромный жезл, которым он колотил Киприана-чревоугодника [31]; железные цепи, умерщвлявшие его плоть.
31. По преданию, келарь Спасо-Евфимиева монастыря Киприан нарушил обычай, запрещавший братии вкушать вне общей трапезы. Преподобный Евфимий явился ему во сне с жезлом и горящей свечой в руках. В ужасе покаялся келарь, но на утро забыл свое обещание. Тогда святой Евфимий наказал его расслаблением всех членов. Только у гробницы преподобного получил Киприан исцеление, исповедовав свой грех перед братьями.
Со всей Русской земли сходились паломники поглядеть на серебряную гробницу с мощами и ликом Святого, инкрустированным драгоценными камнями на крышке. В благодарность они жертвовали монахам деньги и слушали истории о чудесах, исходивших от гробницы преподобного.
Герасим-дурак вернул себе рассудок; Иван-паралитик вновь встал на ноги; Патрикий-рыболов излечился от паралича. Однажды Евфимий явился в виде призрака и указал посохом место, где были спрятаны украденные сокровища монахов. В другой раз он явился во плоти /201/ и втирал елей в ноющие конечности Никодима. А пока действовали его целительные мази, лился рекой медовый квас.
Все эти чудеса подробно описаны в книге, выпущенной в 1904 г. духовным цензором Санкт-Петербурга к 500-летию святого Евфимия. Книга завершается такими словами: «Так оканчиваются хроники, написанные рукой смертного. Но никогда во веки веков не окончатся чудеса, источаемые этим нетленным телом».
- А теперь я вам покажу это нетленное тело, - сказал Тихомиров, поворачиваясь к гробнице. Он сбросил шелковый саван, пошарил в ватной набивке и произвел на свет несколько темно-коричневых выцветших костей и рассыпающийся череп - довольно жалкий образец даже для скелета.
- Когда я был мальчишкой, - продолжал Тихомиров, - моя мать привела меня к этой раке. Говорила, мол, святой человек, который здесь упокоен, настолько свят, что Бог сохранил его тело на пятьсот лет. На меня это произвело глубочайшее впечатление, потому что совсем недавно умерла моя собака, и через четыре дня от нее начало ужасно вонять. Дрожа от страха и благоговения, я встал на цыпочки и поцеловал маленькую дырочку в этом покрове. Я чувствовал, будто целовал руку самого Бога. И вот, глядите! Все это время этот череп издевался надо мной.
Он поднял одну из костей и сильным ударом раскрошил ее о крышку гробницы.
- Богохульство! - насмешливо воскликнул один из коммунистов. /202/
- Богохульство... - эхом повторил Тихомиров. - Байки, сказки и жадность грязных жирных попов - вот богохульство по отношению к Евфимию. Честных людей я не оскорбляю.
- Что ж, он и был честным человеком, - сказал я. - Можно ли винить его за то, что с ним сделали после смерти? Он заслуживает того, чтобы его кости оставили в покое.
- Эти кости принадлежат Евфимию не больше, чем мне или вам, - парировал Тихомиров. - Первые же кости, которые эти фокусники откопали на кладбище. Первые кости, попавшиеся в их лживые руки. Да может, это вообще собачьи кости! Да они меня тогда вокруг пальца обвели!
- Зачем же так сердиться? Пока вы не узнали, что все это фальшивка, вы были вполне довольны. Гораздо довольнее, чем сейчас.
- Из вас бы поп вышел лучше, чем коммунист, - прорычал Тихомиров. - Все это была ложь, продажность и мошенничество.
- Но в церкви были и честные люди, - вставил я мягко. - Они, должно быть, выступали против ее преступлений и лукавств.
- Конечно, были! - отвечал он. - Но что с ними стало? Пойдемте, я вам покажу, как они кончили.
Тихомиров повел нас вниз, в глубокий подземный склеп, спотыкаясь и нащупывая дорогу в темноте. В конце концов путь нам преградила зеленая лепная стена. Он зажег свечу и просунул ее через решетку, ограждавшую мрачную, пахнущую плесенью темницу, /203/ увешанную ржавыми цепями. Порыв ледяного зловонного воздуха - и оплывшая свеча потухла.
- Вот, полюбуйтесь, как исчезали добрые люди. Вот где настоящая чертовщина! Они поместили пыточную прямо под алтарем. Духовная любовь к собратьям! /204/
Там же. С. 196-204.