Грондейс Л. Война в России и Сибири. М., Политическая энциклопедия, 2018.

Dec 13, 2018 11:29



Недавно издали перевод интересной книги Лодевейка Грондейса "Война в России и Сибири". Автор - голландский военный корреспондент, весьма писучий и активный человек, бывший в России времен Первой мировой и гражданской, который издал книгу в начале 1920-х в Европе на основе дневниковых записей и воспоминаний. Все, как положено, с комментариями, списком источников и прочим добром. Недавно появился и скан. Я, конечно, прочитал ее и решил сделать обзор на память, пригодится, заодно и читатели уяснят, о чем книга.

Итак, Грондейс по жизни был человеком резким, консервативным и, как и многие иностранцы, в русских делах ни фига не понимал, но был очарован русской армией. Попав в 1915 г. на Юго-Западный фронт, он сразу окунулся в гущу событий и довольно подробно, на основе дневников, описывает успешные пока еще действия русской армии против австрийцев и немцев, доброго и великодушного русского солдата с его наивностью ребенка и прочие штампы. Все это интересно, конечно, но тем не менее я хотел обобщений. И вот они последовали...

К середине сентября 1915 г. положение русской армии стало проясняться. Дух армии, если и пострадал, то не сильно, но в некоторых подразделениях я видел солдат без винтовок. Побывал в дивизиях, где была только одна боевая батарея. Очень мало пулеметов. И все-таки нужно было наступать, чтобы остановить слишком легко продвигающегося вперед противника, и взбодрить русского солдата, чтобы он не привыкал отступать. Нужно было также занять и укрепить позиции, на которых армия будет дремать под снегом.

Там же автор описывает могучих рейнджеров казаков, которые ходили в партизанские рейды. Вообще, автор на тот момент очень комплиментарно оценивает русскую армию, даже в период отступления. Хотя иногда попадается критика. То казачки почем зря евреев выжгут, то вот это:

Затем я провел несколько дней у генерала [П. С.] Оссовского, ему генерал Брусилов доверил основной маневр, поручив командование семью полками. Ставка настаивала на наступлении, генерал Брусилов нажимал на генерала Оссовского. Оссовский энергично сопротивлялся. Его останавливали огромные потери, которых не избежать, когда наступающих будут косить замаскированные пулеметы. Наверху руководствовались - и сколько еще лет после! - неисчерпаемостью человеческих ресурсов. Но это были теории штабистов. (С. 64)

Но вот наступила революция, которую автор описывает тщательно, как для учебника, и дальше начинаются нудные, скучные, оголтелые проклятья революционному народу и разлагающейся армии, которые составляют этак 15% книги. Вот из самого характерного:

Эти крестьяне, эти рабочие, эти мелкие лавочники слушали, убеждая себя, что в их руках судьба их страны и будущее их внуков. Они без конца твердят «демократия», «демократия», теребя эту ветошь, обломок той эпохи, которая никогда не вернется, эпохи, когда толпа собиралась на площади полиса, города-государства, и решала судьбы общины. Теперь за лживым фасадом демократических движений всегда маячит тот, кто готовится стать царем или князем. О демократии больше не может быть и речи, речь идет о средствах, какими формируется и поддерживает себя новая аристократия. (С. 86)

Автор вообще веселый человек, то осуждает демократию, то когда на фронте ему стали о ней говорить, заявил, что ради демократии отступающих с фронта надо расстреливать из пулеметов. Демократично, согласен. Тем не менее, даже из его записей видно, что наступление Юго-Западного фронта все-таки состоялось, и солдаты, хотя и с неохотой, пошли. Удивляет откровенно слабое состояние австрийцев, которых даже такие разложенные войска ухитрились разбить - хотя автор объясняет это тем, что все наступление фронта обеспечили только два ударных батальона. Да-да, именно только два ударных батальона. Тем не менее, наступление ожидаемо провалилось и далее следуют натуралистичные описания отступления с мародерством, грабежами, проклятьями солдатам, сценами революционного безумия и прославлением "Дикой" дивизии. Попутно прославляется Корнилов и - внезапно - Брусилов: "Я вспоминаю пример его сурового суда в Ровно в 1915 г. Восемь казаков вошли в дом к трем женщинам, изнасиловали их и ограбили. В другом месте их бы подвергли телесному наказанию или отправили на опасное задание. Брусилов приказал их расстрелять" (С. 91).

В общем, за эти 100 страниц автор написал немало, всего не опишешь. И вот наконец начинается программа-максимум показать все что скрыто. В конце 1917 г. он поехал прямиком на Дон, описывая блааародных белых и демоноподобных красных, когда революционные солдаты в ярости посреди вагона требуют друг от друга варить буржуев в кипятке и пороть шомполами.

Старания упорядочить русский хаос сосредоточились в Новочеркасске. Все лучшие люди России - генералы, офицеры, дворяне, патриоты всех сословий, бросив разложившуюся армию, горящие деревни, охваченные анархией города, двинулись окольными тропами на Дон к атаману казаков [и] республиканцу Корнилову. В Киеве мои друзья, молодые горячие офицеры-аристократы, все собирались к нему: добраться, переодевшись, и встать в ряды новой армии, что формируется в сердце России, отомстить за честь русского офицерства и армии, запятнанной трусостью, предательством и жестокостями двенадцати миллионов «товарищей»! (С. 136)

И тут же в примечании голландец признает, что 99,9% таких героев сидело в тылу и ни хрена не делало. Вообще, хотя корреспондент пытается сойти за умного, за образованного, за аристократа духа (кстати, он до войны был аж целым учителем физики), получается у него плохо. Дискутировать он не умел, это даже по его запискам видно, анализ дрянь, историю массовых движений он знает кое-как (чего вы хотите от будущего преподавателя... византийского искусства!). Вообще в книге изрядная часть описаний комиссаров, которых видел автор по пути и которые зачастую спасали ему в жизнь. В качестве благодарности он рисует их оголтелыми тупыми фанатиками, хитрыми, жестокими и расчетливыми, которые помыкают тупыми оголтелыми массами. А комиссаров - как своекорыстных мошенников, которые используют революцию для обогащения.

Наряду с одами белому движению расписаны откровенно смехотворные эпизоды, например, случай, когда едва прибывшие в Ростов казаки с кучкой офицеров атаковали большевиков, коих якобы было в 8 раз больше. Естественно, сначала победили, но потом казаки от глупости струсили и разбежались, а офицеры едва выбрались. Тут же сыны Дона бросили фронт и побежали по домам от орд (с) большевиков. Еще господин корреспондент пишет, как лично в ярости стрелял из пулемета по большевикам, взламывая штыками ящики с патронами... А писал он это все на сапоге убитого товарища, сто процентов.

Далее про участие в Ледяном походе. Героический поход белых воинов начался с того, что они по пути прознали, что в одном селе крестьяне разграбили зимовник. Естественно, надо наказать холопов! Послали туда карательный отряд. Он угрозами заставил привести главу сельсовета, которого, конечно, тут же избили и убили. Потом герои белого дела поймали трех солдат, отвели душу криками в духе "как стоишь, сволочь", двоих по дороге кончили "при попытке к бегству", а третьего довели и сдали в обоз, чтобы кончить потом. Героично, да. Героично до боли.

Автор вообще по собственной глупости постоянно пересказывает такое, что господа беляки должны были ему руки оборвать, чтобы не писал лишнее. Постоянно он дает комплименты героям белого дела, хотя тут же пересказывает, как Корнилов по собственной горячной глупости попал в плен к австрийцам. Он превозносит корниловцев, на каждой странице талдыча, что все они аристократы, помещики, офицеры и интеллигенция, желающие наказать свой народ. Он проговаривается, что благоразумнее было бы не переться с армией в никуда в надежде на удачу, а распустить ее, но тут же пишет трактаты о том, что самоотверженность и безрассудная смелость господ Корниловых - единственное, что может спасти страну. А еще господин демократ, который требовал расстреливать во имя демократии пулеметами, естественно, антисемит: "Похоже, что повсюду в России положение евреев следующее: русские не могут обойтись без них и при этом не дают им развернуться из-за своей вековой ненависти. Я не верю в еврейский заговор: достаточно общей причины, и последствия будут одинаковыми" (С.162): это еще не самая розжигательная фраза. Там целые страницы посвящены евреям, которые заполонили Советы, набрали туда родни, которые преследуют православную веру и потакают синагогам и все в таком духе.

А вот о знаменитой Лежанке, где господа герои убивали пленных поголовно, сказано только: "200 погибло в бою, 50 были расстреляны офицерской гвардейской ротой, 35 чехами". Вот ведь тварь. А ведь все остальные белогвардейцы пишут, что было убито не меньше 500 человек. А вот уже от автора: "Однако теперь все переменилось. Теперь мы зажаты сетью железных дорог, ведущих на Кавказ, по которым будут ездить вражеские бронепоезда, доставлять оружие и боеприпасы... Нас выслеживают со всех сторон, и мы будем вынуждены наказывать противника с особой жестокостью, чтобы запугать население и лишить его инициативы" (С. 188). Естественно, плохой в этой ситуации не Корнилов и герои белого дела, а народ.

В России задолго до революции меня поразила пропасть, которая разделяет «образованный» класс, составляющий, наверное, 1 % населения, и всю остальную массу. Великие русские - политики, писатели, композиторы, художники, генералы - почти исключительно принадлежат к аристократии, и облик этих людей настолько отличается от облика нижних слоев общества, что невольно думается о двух разных расах, граница между которыми вряд ли преодолима. Приоритет «интеллигенции» благодаря ее достоинствам был естествен, и народ принимал его, но революция лишила интеллигенцию ее места, она оказалась в изоляции, а после лозунга [К. Б.] Радека превратилась в объект гонений. (С. 197-198).

Далее господин автор рассказывает упоительные истории про 6000 расстрелянных в Астрахани с попустительства Ленина-Троцкого и проводит параллель со зверствами французской революции, что у нормального человека, а не автора должно вызывать вопрос - а не брехня ли на 9/10 все эти рассказы о зверствах из 18 века, когда революционеры расстреливали из пушек и т.д., если даже про начало ХХ оказалось так легко наврать? Забавно, но автор все же признает, что расстрелы офицеров и прочее это дело рук именно красногвардейцев и народных масс, в то время как командование таких приказов не дает. Таких эпизодов там очень много. Самому Грондейсу спас жизнь комиссар Шостак, еврей из США, которого потом расстреляли на Южном фронте за разочарование в революции и потворствование тому же Грондейсу, которого он какое-то время таскал в своем личном вагоне и чуть ли не давал документы. Так что, ребятки, получается, что именно гнусный холопский народ жаждал порвать на куски героев белого дела и аристократию с интеллигенцией, а не кровавые большевики. Надеюсь, вы воспылали к нему ненавистью.

Вскоре герой-с-дырой решил, что Корнилов не прорвется и героически решил свалить в Киев с разрешения начальства, что и удалось благодаря слишком не революционному Шостаку. Это автор использовал, чтобы максимально гнусно описать тупых и бездарных красногвардейцев, которых видел. Бои за Екатеринодар он не видел - свалил в Москву. Там побывал у Брусилова, которого ранило снарядом в дни октябрьских боев. Тот ему сказалм все, что думает про Корнилова:

Корнилов - горячая голова, рубака, превратил в культ мужество, а на деле оно всего-навсего средство. Он все упустил: и армию, и политический момент, в который был единственным человеком в России, способным ей помочь. Он не заручился симпатией народа и начал действовать слишком рано, что было нерасчетливо нервной реакцией. В ответ одни погрузились в полную апатию, другие ответили всплеском революционных идей, благодаря чему большевики получили возможность завладеть властью. Солдат можно было бы завоевать, противясь революции осторожно и тактично. Они были брошены, им позволили убивать своих офицеров тысячами. Корнилов в ответе за их смерть.
...Ни один человек не способен создать ничего прочного против воли народа. Нельзя подавить умонастроение целой нации. Последние ошибки Корнилова те же, что и первые. Он хотел одолеть обстоятельства упорством. Всю жизнь он полагался на мужество и отвагу. Но для вождя, для руководителя этих качеств мало: его решения должны быть результатом осторожности и пристального наблюдения (С. 212-213).

Дальше уже неинтересно, про Москву, чей дух не смогли сломить комиссары, про злобных солдат-охлогвардейцев, которые ненавидят интеллигенцию и прочая фигня. Разумеется, большевистское руководство выглядит как захватившее в свои руки богатство банда варваров, опирающаяся на латышей: "Кто знает, может впоследствии извинением московским комиссарам за их кровавое царствование послужит то, что в период, когда Россия предавалась гибельным экспериментам охлократии, они спасли автократию, без которой Россия погибла бы" (C. 218).

Автор через Мурманск выехал в Париж, где разболтал тот бред, который якобы видел, а вскоре его отправили военным корреспондентом при миссии Жанена в Сибирь, где было чехословацкое восстание. Начинается все с описания грандиозного хаоса и коррупции на КВЖД, где взятки берут все сверху донизу, а военные составы используются для спекуляции товарами в Сибири, и участвуют в этом все: население, военные, союзники, служащие, все. Тем и живут. Если бы не японская оккупация, все это развалилось бы окончательно. Попутно Грондейс в лучших традициях белогвардейщины обличает коммерсантов, которые не хотят помогать колчаковщине, ибо для нее белое дело это восстановление порядка и смерть барышей. Есть интервью с главой харбинских кадетов Тищенко, который признал, что больше всего им приятны англичане и французы, японцы подкупают дисциплиной, а американцы не нравятся тем, что склоняют их к республике. Ввиду отсутствия альтернатив "патриоты чистой воды", как назвал себя Тищенко, выбирают японцев. При этом кадеты верили, что без них в Сибири все полетит кувырком и в силу своего правительства не верили. Патриотично до боли.

В марте 1919 г. господин корреспондент, который желал все видеть на фронте, прибыл в Челябинск, где был штаб Западной армии генерала Ханжина. Несмотря на уверенность Ханжина в своих силах, Грондейс на голубом глазу разболтал, что вся сила армии держится на двух ударных частях - 4-й Уфимской дивизии и знаменитой Ижевской бригаде, которую он почему-то называет егерской. Далее, естественно, дифирамбы бригаде, которая чуть ли не в одиночку взяла Уфу. Подозрительно точный рассказ о состоянии Красной Армии с именами даже командующих и членов РВС. Посещение Уфы и рассказы о ужасах красного террора, почерпнутые, руку даю на отсечение, у беляцких газет, хотя Грондейс ссылается на какие-то "опросы". И само собой, дежурная доза антисемитизма. Уверяет, что красногвардейцы устраивали оргии в часовнях, конюшни в церквях, а на шпиле одной из них вместо креста поставили красную звезду. Короче, правдив как Библия.

Далее описание белого фронта в том же хроникальном духе. Через регулярные похвальбы и дежурные комплименты стойкости добровольцев отлично видно, что у белой армии тыла нет, отсюда и военные подвиги по захвату территории - иначе надо отступать в голое поле. Офицеры изнеможены, а солдаты - это молодые сибиряки, почти подростки, плохо одетые-обутые и обученные, которые воюют только из привычки подчиняться. По собственной глупости автор говорит, что они похожи на тех кротких героев Юго-Западного фронта, которые без винтовок шли на пулеметы а потом развалили фронт и убивали офицеров, забыв, чем это кончилось. Обращает внимание уверение, что молодые офицеры якобы великолепно ладили с этими солдатами, что наводит на мысли. Много болтовни о каких-то венграх и китайцах, которые якобы воевали под Уфой, жуткие обличения большевиЦкой оккупации Стерлитамака и красноармейцев, которые тупое быдло. Есть и описание "белолатышей", которые воевали в тех местах. Красные латыши, разумеется, сволочи, подонки и преторианская гвардия наркомов, которым все позволяется. Но хуже всех поганые коммунисты, которые грабят, насилуют, убивают, а самое обидное - упорно сражаются, в то время как белые истощены и не снабжены, а Ставка требует идти до самой Москвы.

Между тем красные, отступающие, но не побежденные, начали оказывать сопротивление. Заметили это оренбургские казаки, отправленные их преследовать. Солдаты красных ни в чем не нуждаются, мы видим это по провианту, который они нам оставляют. И у них есть класс, которого нам недостает, он именуется «коммунисты». Коммунисты одержимы яростным фанатизмом и занимают все посты. Они вновь внедряют дисциплину. Снизу доверху соблюдают строгое подчинение, вернув это драгоценное достояние старого режима. Подчиняются людям, несущим смерть, людям-хозяевам. (С. 258)

Отступление белой армии через месяц это просто какой-то Ад и Израиль. Связи со штабами тупо нет, люди в итоге валят как попало и верят, что это стратегическое отступление и гениальный план Ставки Гитлера Гайды. Штаб Каппеля лично проверяет передовые полки (автор со свойственной ему глупостью выдает это за воинскую доблесть, а не проеб организации). Попутно крикливые надрывательства, мол, вместе с армией отступает бедное население, вот до чего большевики державу довели, хотя тут же признается, что многие бегут от войны как таковой, надеясь устроиться в тихом тылу.

Сельчане, рабочие, мелкий городской люд бежит от дороговизны, голода, физической угрозы жизни, бежит от многоликой тирании, которая не щадит их многовековую веру, семейный уклад, привычки, традиции. Их бегство не знак особой привязанности к правительству адмирала, но это правительство они ощущают, как свое, как русское, хотя и не в силах объяснить, что это значит, но они это чувствуют. А красный режим - для них это противостояние народа русским аристократическим классам, недаром красные гротескно гипертрофируют грубость и дурные манеры, свойственные всем демократам. (С. 254-255)

Вообще, автор, который осуждал демократию Керенского и требовал обстреливать дезертиров пулеметами - просто какое-то памфлетное выражение клинического элитариста. О элите, аристократии и элитизма духа и мысли он долбит на каждой странице.

Русское правительство (да и любое другое) глубоко ошибается, придавая серьезное значение «воле народа». Правительство Омска не располагало элитой, необходимой для управления нацией. Оно было слишком суровым в городах и слишком мягким в провинции. Крестьяне боялись комиссаров и смеялись над человечностью офицеров и чиновников Колчака. Вынося всякий раз победителям не только хлеб, но и иконы, они, видимо, имели в виду одно: «Кем бы вы ни были, будьте сильными, и мы будем вас слушаться и любить!». (С. 256).

Врет, конечно, материалов о "гуманизме" армии Колчака - хоть залейся, о грабежах и безобразиях отступающих белых солдат свидетельствует куча источников - но не автор, который клинический милитарист. В итоге, обличая грабежи большевиков, которые все забирали при отступлении, он тут же заявляет, что правительство вынуждено будет наказывать тех, кто не хочет помогать... тому же отступлению. Логично, чо. Зато далее идет яркое описание высочайшего боевого духа армии, в которой по подсчетам автора, 80% солдат ранено в указательный палец левой руки, 15% - правой, 5% - с серьезными ранениями. А тем временем 14-й Уфимский полк той самой элитной 4-й Уфимской дивизии выглядит такЪ:

Полковник Слотов ознакомил меня со своим полком. Представьте себе сотни молодых людей с нездоровыми лицами, выражающими при этом решительность и решимость, одетых и вооруженных кое-как. Они напоминают скорее разбойничью банду, чем регулярный армейский полк. Кители, френчи, фраки, поддевки, рубахи в заплатах или прорехах. Каких только нет штанов - от рейтуз в обтяжку до шаровар всех цветов, но голое тело торчит из любых дыр. А головные уборы! Серые, коричневые, черные, зеленые фуражки, вязаные колпаки, меховые треухи, фетровые и касторовые шляпы, папахи, ушанки, каскетки, тирольские шляпы... На ногах сапоги черные, ярко красные, желтые, штиблеты, валенки, гетры, гамаши - все в ужасном состоянии, жалкие остатки доисторической коллекции. Один солдат из девяти или десяти вообще босой. Встречаются и сияющие в новом обмундировании и блестящих сапогах: счастливчику повезло - убил высокопоставленного коммуниста. (С. 258-259)

А это уже июнь (!), оборона Уфы. Откуда же такие боевые качества? А полк состоял из оголтелого татарского кулачья пострадавших от большевиков татар Златоустовского уезда, которые у них "отнимали зерно и их магометанскую веру". Почему зверствовали большевики везде, а так элитно сражаются только эти татары - неизвестно. Попутно автор возмущается слишком мягкому белому террору - подумать только, военные прокуроры отправляют в тюрьму заслуженных офицеров только за то, что те расстреляли пару пленных и побили какого-то большевика... Спекулянта-большевика... Это они сами сказали, что он большевик - как не поверить. Короче, во имя демократии не жалко и геноцид устроить.

Война и на Западном фронте - между людьми более цивилизованными и более мягких нравов - не обходилась без многочисленных жестокостей. Они необходимы, чтобы лишить противника преимуществ, какими он мог бы воспользоваться. Во всех войнах самые жестокие и бесчеловечные выдумки становятся законом. Только сильный имеет право на благородство. Благородство слабого никогда не расценивается как добродетель, только как расчет (С. 260)

Проблемка только в том, что тот порядок, которого требует автор, у красных уже есть.

В чем причина успеха этих внезапных дерзких (и опасных!) вылазок противника и в чем причина наших постоянных промашек? Почему переменились роли? Откуда после столь жалкого отступления появился у большевиков «боевой дух» и преданность своей цели? Как упрямое желание большевистской верхушки победить во что бы то ни стало так легко заразило молодых крестьян, весьма нерасположенных к гражданской войне?
Отсутствие алкогольных напитков у красных, добровольческие отряды коммунистов, невозможность для офицеров-профессионалов отсидеться в кустах, контроль за штабами и интендантскими службами заинтересованных в сохранении своего режима комиссаров - вот незаметные, незначительные в отдельности факторы, которые, став системой, обеспечили успехи красных и их превосходство над нами. (С. 265)

Далее на контрасте показан совершенно позорный бой под Уфой, где было провалено все, что только можно, и если бы не командир одной пулеметной команды, дело было бы плохо. К счастью, красные, вопреки выше сказанному, показали себя идиотами, и от страха обе стороны разбежались: "Будь у красных хоть капля инициативы, нам бы несдобровать, но они такие же бараны, как наши" (С. 268). Вообще, у автора все бараны, кроме него и тех, кто ему лично понравился. Как уверяет очень знающий голландец, именно такое же взаимное бегство было в 1480 г. на реке Угре, которую он путает с Окой. Кто после этого баран, спрашивается?

Далее автор описывает ход боев за Уфу, занимаясь любимым делом мемуаристов "как я бы выиграл все войны, если бы мне дали командовать". После позора под Уфой отступали до Красноуфимска по едва проложенным рельсам, которые местами висели едва не в воздухе. Там автор еще немного разболтал про героического Гайду и его прихлебателей: "Русские по натуре медлительны, но их легко зажечь, и они прощают своим самым суровым командирам жесткость, если чувствуют, что их ведут к великой цели" (С. 277). Чего это стоит, показывает следующая же глава про повальное пьянство в войсках после того, как они наткнулись в городе на винный склад, а господа борцы за справедливость раздавали спирт своим людям в качестве чуть ли не зарплаты.

Сибирское правительство под влиянием английской миссии тоже, очевидно, решило прибегнуть к помощи новых формировании. Предоставленную генералом Ноксом экипировку оно выдало не воюющим в лохмотьях сибирякам, а новобранцам. Тыл, убежденный (такие убеждения могут быть только у интендантов), что хорошо вооруженные и накормленные мобилизованные крестьяне могут быть элитным войском, пришил им всем подряд на левый рукав черно-красные шевроны «ударников», а кое-каким отрядам и череп с костями бывалых вояк 17-го года. Самый обеспеченный полк, который на параде в Екатеринбурге произвел расчудесное впечатление на высшее городское общество, получил, еще даже не понюхав пороха, наименование бессмертного полка генерала Гайды. Восторженные дамы при виде молодых офицеров, которых ввели в этот полк, между прочим, они попали туда, потому что целый год не спешили завербоваться в армию, очень одобрили наименование, какого никогда не имели самые заслуженные русские полки, ни Преображенский, ни Измайловский. Серьезным людям, а их было очень мало, показалось, что они смотрят в театре водевиль. (С. 280).

В первом же бою ударники разбежались и вернулись в часть поодиночке. Бегали от противника они потом аккуратно всю книгу. Автор иронизирует - они действительно, "бессмертные" солдаты. Особенно меня умилило, что пополнения в армию прибывали без винтовок: "Однако прошли те времена, когда изумительный героический русский солдат отправлялся без оружия под заградительным огнем на первую линию, чтобы забрать у своих мертвых или раненых товарищей винтовку на троих и сражаться за матушку святую Русь" (С. 282). В общем-то, весь колчаковский бардак хорошо известен, но примеры впечатляют.

Но беда не только с винтовками, но и с пулеметами. Штабс-капитан Ракитин сказал мне, что у него в рабочем состоянии в одном полку 6 пулеметов, в другом - 3, в третьем - 4. Вот уже полгода он просит запчасти для замены, но ничего не получил. Солдаты, как и большая часть офицеров, страдают от чесотки, но они ни разу не получили нижнего белья, которое Омск посылает, но не следит за доставкой. За последние полгода армейский корпус получил в качестве одежды для офицеров тысячу пар ремней, все остальное пропало по дороге от Омска к фронту**.
Постыдная нерадивость интендантских служб, а может, что-то еще более худшее становится еще очевиднее, когда узнаешь, что в армии Колчака был избыток винтовок в количестве 80 000.

** Из Омска в один только армейский корпус были отправлены 40 000 комплектов носильного белья и сукна на 30 000 форменных костюмов. Ничего этого не было получено. Интендантская служба Омска отправила в армию 300 000 пар обуви, большую ее часть распродали по дороге (С. 282)

Этого мало, автор три страницы посвящает описанию жуткого пьянства в Колчакии, пытавшейся за счет продажи водки поправить финансы, и совершенно противоположное положение у большевиков. Не снижая накала, он рассказывает о сибирских партизанах и "дивизии" Анненкова с ее беспределом и грабежами. Рассказал в частности и о еврейском погроме, который анненковцы устроили в Екатеринбурге - а кто-то в свое время пытался это отрицать. Там даже цитата из рапорта командира есть, мол, евреи скупали керенки для спекуляции и готовились встретить красных, так что солдаты решили их... убить. Прошу простить их в связи с их доблестью. Число, подпись.

Далее про сибирских партизан. Подробно описывая партизанское движение ("банды" (с)) автор приходит к выходу, что если бы не чехи с их дисциплиной и стойкостью, позволяющей отрядиками по 50 человек отбиваться от тысяч вооруженных пиками крестьян в режиме 24 на 7, Транссиб охранять было некому. Естественно, про то, как дорогие союзники зверствовали в деревнях, он предпочел умолчать, вместо этого живописуя их военные подвиги, дисциплину, сплоченность и прочее фуфло. Русские войска при этом жестоко гнобятся. По пути в Сибирь подальше от фронта автор в Новониколаевске видел разоблачение местного большевистского подполья. Описание идет в духе хренового подражания говнодетективам тех времен, но зато во всех подробностях. Разумеется, подпольщики тоже гнобятся - темные, но жадные и тщеславные холопы, которые продают друг друга за водку и сигареты: "Все без исключения политические процессы в этой стране показали нам, что заговорщики из низших классов зачастую лишены чувства чести и с легкостью предают сообщников, друзей, родственников. Верность и нежность - нежные растения, которые требуют долгого и продуманного воспитания и образования" (С. 309).

Разумеется, о том, как арестованного руководителя А.С. Павлова выпороли, он равнодушно сказал как об "обычной форме пыток". Хотя и отдал должное героическому поведению Павлова на допросе. А все якобы потому, что Павлов тоже аристократ, да. Вся технология раскрытия заговора и поведение участников рассказаны с мельчайшими подробностями, но о том, что показания "предателей" выбивали пытками, в чем они заявили на судах, Грондейс, распинающийся с цитатами из Достоевского на трех страницах о безумии подпольщиков и жалкости сброда, уже не пишет, поскольку мразь - она и в Голландии мразь. Лучше оцените гуманистический вывод: "Сейчас, когда враждующие стороны изощряются в жестокости, не время настаивать на новых казнях. Но главные виновники, если можно говорить о таковых в этой всеохватывающей катастрофе, - вовсе не крестьяне и не рабочие, они зачастую обмануты краснобаями, главные - безголовые студенты и студентки с горячими завораживающими речами, пухнущими кровью" (С. 316).

Далее идет уже про борьбу с партизанами в Забайкалье, где роль цивилизаторов, партии порядка и гуманистов выполняли уже японцы. Тут даже автор на время устал пиздеть и занялся равнодушным перечислением хода боевых действия, включающим убийства пленных, расстрелы, сжигание деревень и прочие - разумеется, вынужденные! - меры. Попутно та же окрошка: тщательно гнобятся казаки-семеновцы, нелюди-партизаны, сравнимые с орками Толкина - и превозносятся японские спартанцы: умные, честные, благородные, доблестные и... и защищающие мирное население. На этом месте меня стало уже натурально тошнить, и я дочитывал с трудом.

Разумеется, хуже, чем большевики, которые бандиты, выродки, суки, ублюдки, уебки, твари и подонки, могут быть только казаки. Если партизаны - это бандиты из Безумного Макса, то семеновцы - такие же феодальные князьки. Грондейс тщательно описывает, как казаки разъезжали на бронепоездах и творили беспредел повсюду, где могли. Например, упоминает, как бронепоезд под командованием начальника дивизиона бронепоездов капитана Степанова (тот самый, о котором говорили, что он кормит личного медведя человечинкой) расстрелял из пулемет 348 арестованных жителей в Тарской Пади - просто так, от не хрен делать. А некто командир или помощник командира (Грондейс даже это не записал) публиковал в журнале поезда рекомендации, как хватать по дороге баб и пользовать их прямо во время езды. И подписался - "Петька, орлиный глаз". Ну и как итог - массовые изнасилования, в том числе девочек, были обычным делом, в книге об этом в подробностях рассказано. На этом фоне то, что эти бронепоезда жили исключительно грабежами и плевали на центральную власть - это еще цветочки. Грондейс особенно возмущается, что казаки убивали всех, кто хоть как-то помогал большевикам, даже по слухам. Чему он возмущается, непонятно - раньше-то свистел, что террор против большевиков оправдан, а тут, видите ли, стал требовать дифференцированного подхода, теоретик хренов. Вкупе с сим похвально искренне авторское негодование при описании пыток, которым красные подвергают пленных казаков. Все это, разумеется, чтобы убедить читателя, будто при японцах был строжайший порядок и ни одного зря не расстреляли. Далее беседа с Семеновым, который божился и клялся, то наведет порядок и накажет всех виновных, что неинтересно. И действительно, на следующий день был "суд", виновных приговорили к расстрелу, причем приговор был отпечатан заранее, тем все и кончилось. Благо, насильники успели изнасиловать и дочку какого-то генерала. Удивительно, но даже в этом автор обвиняет революцию, которая приучила людей к преступлениям и и беззаконию. Почему тогда красные партизаны не практиковали массовые изнасилования, правда, непонятно.

Далее дневники закончились и пошло Просвещение. Сначала рассказ о французской миссии в Сибири. Там привычное вранье, что мирные лягушатники были вынуждены устроить интервенцию ради восстановления Восточного фронта и свержения гнусных немецких подстилок большевиков. Плавали-знаем. Пойдет как краткая справка. Попутно гнобятся колчаковцы, которые не дали умным и хорошим французам перестроить их армию, и англичане с американцами, которые не дали японцам оккупировать Сибирь. Затем опять про Семенова, которого автор описывает с симпатией как простого и наивного человека, к которому устремились негодяи и грабители. Ну и лошара этот голландец. Впрочем, он и Унгерна хвалит, балбес.

Далее длинный и нудный пересказ хронологии интервенции для тупорылого европейского читателя начала двадцатых, что нам не нужно. Попутно опять дрочка на японцев. Далее большой кусок про Адмирала. Но там тоже в основном то, что мы уже и сами знаем. Попутно попытки обозначить поражение колчаковщины, в частности, гнобятся колчаковские офицеры, которые упорно косили от фронта. В итоге балбес-журналист договоривается до того, что население, готовое принять кого угодно, лишь бы был порядок (эта мантра повторяется стопитсот раз) предпочло большевиков Адмиралу. Что. И требовалось. Доказать. Попутно отмазываются чехи, которые просто хотели чтобы их любили вернуться на родину, поэтому они-де и держали Колчака в заложниках и захватили столько поездов с чужим добром. На конце Адмирала книга и заканчивается. Из предисловия я с удивлением узнал, что этот военкор, стрелявший единственный раз за все войны из пулемета, получил до хрена наград кучи государств в три ряда. Воен журналистского фронта просто. Кстати, в межвоенный период поездил еще по фронтам, прославлял демократа генерала Франко. Вам интересно, что он делал во время немецкой оккупации родины? Вкратце - сидел на жопе ровно и преподавал в местном университете, за что пошел на повышение, а после войны привлекался по подозрению в коллаборационизме. К сожалению, безуспешно.

Ну что сказать в итоге. В целом книга интересна, и как личные впечатления современника, и как краткое просветительское пособие по тому периоду, так как многое автором передано верно и в целом коррелирует с другими источниками. Ценны и приводимые документы, и личные беседы с участниками. Много интересного и уникального в том, что автор лично видел. Любопытны и криворукие попытки дать объяснения происходящим событиям и процессам, хотя в них много самоповторов, бесконечной долбежки и просто элементарной глупости. Но зато белое дело обгажено как только можно даже в комплиментах, что плюс. Другое дело - его личное восприятие. Безусловно, автор был конченным элитистом, ультраконсерватором и подлой контрой, по которой стенка плачет. А еще натуральным высокомерным козлом, что даже в предисловии отмечено - так и сказано, надменный был. И даже умер как позер - в 82 года вздумал фехтовать в полном облачении. Так что его обличения на каждой странице читать тяжело, что затрудняет работу с текстом. Но ничего, многие писали и хуже - "аристократы духа" они такие, все одинаковые, во все времена и во всех странах. Жаль только, что если бы автор добавлял поменьше личных впечатлений и стремился к объективности, получилась бы весьма интересная и точная книга.

Для интересующихся, кроме прямой ссылки - торрент: https://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5658280

фронты 1917-18, Восточный фронт, белый террор, ПМВ, Южный фронт, мемуары, наша библиотека, Сибирь

Previous post Next post
Up