Финские военнопленные о возможностях применения химического оружия
Финские военнопленные о возможностях применения химического оружия
Аннотация. В статье на основе архивных источников исследуются возможности Финляндии, союзницы фашистской Германии в войне против Советского Союза, применить химическое оружие.
Ключевые слова: Великая Отечественная война; Финляндия, химическое оружие; финские военнопленные.
В ходе Великой Отечественной войны существовала острая необходимость постоянно знать о возможности применения Финляндией, поддерживавшей фашистскую Германию, химического оружия, а также о её способности отразить вероятную ответную химическую атаку. Основным источником для получения соответствующей информации являлись получавшиеся разведорганами сведения, в том числе и от военнопленных. Сохранившиеся протоколы допросов показывают, что нашу армейскую разведку в первую очередь интересовал организационно-технический уровень подготовленности финской армии к осуществлению или отражению химического нападения на Ленинградском и Карельском фронтах. Тексты протоколов примечательны не только содержащимися в них конкретными вопросами, которые задавались допрашиваемым, но и добытыми таким образом сведениями. Они позволяют предположить, что при определённых условиях в принципе не исключалась возможность использования той и другой стороной химического оружия, точнее - боевых отравляющих веществ. Впрочем, реально такими возможностями наши войска на этом направлении не располагали.
С приближением германской и финской армий к Ленинграду опасения командования фронта, что противник для скорейшего решения своих задач может прибегнуть к использованию химического оружия, ещё больше обострились. Так, в начале августа 1941 года заместитель начальника Главного военно-химического управления Наркомата обороны [1] полковник А.С. Кубасов направил начальникам отделов химической защиты фронтов «перечень вопросов для опроса пленных в части состояния военно-химического дела» [2]. Явно составленный наспех документ (некоторые пункты дублировались) скорее предназначался для получения информации о немецкой, а не о финской армии. 9 сентября заместитель начальника штаба генерал-майор А.С. Цветков направил в части приказ с требованием в кратчайшие сроки ликвидировать беспечное отношение к организации противохимической защиты войск [3]. Имелись ли серьёзные основания для этого, сказать трудно. Во всяком случае к концу сентября установить организационную структуру химической службы, например финской армии, и прояснить ситуацию с наличием у неё боеприпасов с отравляющими веществами, а также средств для постановки дымовых завес, огнемётов и т.п. не удалось.
Вместе с тем разведка на основе допросов военнопленных и наблюдений за частями противника на линии фронта полагала, что в финской армии химическая служба стояла не на высоком уровне. Об этом свидетельствовали следующие факты: финские войска на Карельском перешейке не обеспечили противогазами в достаточном количестве, а имевшиеся не отвечали современным требованиям; средства защиты кожи исчислялись единицами; противохимические пакеты, алигниновые тампоны, как правило, были полувысохшими и «малодейственными»; солдат «в химическом отношении» подготовили «исключительно слабо». Начальник химического отдела 23-й армии полковник Кузнецов даже на основе этих данных пришёл к выводу, что можно говорить «о бездеятельности финских офицеров в вопросах химической службы» [4]. Что касается использования дымзавес финнами, то они, как оказалось, использовали наши дымовые шашки, доставшиеся им, скорее всего, в ходе боевых действий 1939-1940 гг. против советских войск. Зажигательные снаряды применялись ими тоже эпизодически. Так, в первые три месяца этими снарядами поджигались леса в районах расположения неприятельских артиллерийских позиций, да и то без особых результатов.
Поскольку руководство Главного военно-химического управления не совсем удовлетворяла деятельность разведки Ленинградского фронта, перед ней были поставлены конкретные задачи: установление системы организации противохимической обороны (ПХО) финской армии; наличие химических подразделений; установление лиц, отвечающих за ПХО (от роты до дивизии). Кроме этого, требовалось добыть определённые средства, в том числе: конский противогаз (выпуск 1939 г.), дымшашку № 34, ручную дымовую гранату, таблицу на иприт [5]. Несколько позже в полосе действий 23-й армии (Карельский перешеек) была озадачена и агентурная химическая разведка: выяснение запасов боевых химических веществ (БХВ) вместе с минами и снарядами в артиллерийских и миномётных частях противника, наличия огнемётных танков или ручных огнемётов; возможность использования финской авиацией спецсредств. /22/
Если до начала зимы 1941 года реальных оснований для опасений в отношении применения противником отравляющих веществ у командования Ленинградского фронта не имелось, то в самом конце декабря начальнику тыла генерал-лейтенанту Ф.Н. Лагунову стал известен следующий факт: при отступлении финны решились на химико-бактериологическое заражение «продуктов питания и водоисточников» [6].
Стабилизация фронта на Карельском перешейке и на Карельском фронте вплоть до весны 1944 года способствовала тому, что интерес к выяснению тех или иных аспектов деятельности химической службы финской армии у разведки Ленинградского фронта фактически исчез. Пожалуй, единственным вопросом, интересовавшим её в период этого относительного затишья, было использование неприятелем зажигательных и дымовых средств. Впрочем, применялись последние, как уже отмечалось, эпизодически, поскольку по объективным причинам добиться должного эффекта с их помощью было затруднительно. Единственное упоминание относительно частого их применения содержится в протоколе допроса военнопленного рядового 46-го пехотного полка 18-й пехотной дивизии Репина (русский по национальности). Тот упомянул, что в первой половине 1942 года части его соединения 16 раз производили обстрел советских позиций зажигательными снарядами и минами (термит, фосфор). Изредка использовались и нейтральные дымы с целью маскировки работ по укреплению переднего края обороны. На основании этих показаний следователь пришёл к выводу, что «применение зажигательных и дымовых средств производилось не всегда тактически грамотно и с малым боевым эффектом» [7].
Резкое возрастание интереса к состоянию химической службы финской армии произошло в начале 1944 года при подготовке к проведению весенне-летней кампании и прорыву вражеского фронта на перешейке. Наше командование, по всей видимости, предполагало, что ухудшение общей стратегической обстановки способно побудить противника прибегнуть к использованию боевых отравляющих веществ для стабилизации ситуации любой ценой. В силу этого обстоятельства активизировалась работа фронтовой и химической агентурной разведки. Первое управление Главного военно-химического управления Наркомата обороны в январе 1944-го направило начальникам военно-химических управлений, отделов фронтов и отдельных армий новые указания по проведению разведработниками допросов военнопленных. В первую очередь ставилась задача выявить среди них бывших военных и гражданских специалистов, имевших химическое образование, работавших на химических заводах, полигонах и складах, в научно-исследовательских институтах, лабораториях, служивших в химических частях. Предлагавшийся план общения с ними предусматривал выделение специальных комплексов вопросов для каждой группы указанных лиц [8]. Но тщательное исследование архивных документов позволяет утверждать, что данное указание фактически было проигнорировано теми, кому оно адресовалось. Последние, как правило, ограничивались лишь общими вопросами, пренебрежительно относясь
(так уж получалось) к состоянию химической службы финской армии. В протоколах допросов нередки упоминания о том, что ротные и батальонные химики в основном следят за работой бань и обработкой солдат от вшивости; служба химнаблюдения в полках отсутствует [9].
Весной 1944 года были допрошены несколько захваченных в один день (27 марта) финских солдат. Один из них, С. Каунисто, рядовой 57-го пехотного полка 15-й пехотной дивизии, рассказывая о состоянии химической защиты в
своей роте, смог припомнить только одно занятие по противохимической обороне, проводившееся летом 1943-го. По его словам, противогазы, которые в начале войны были у каждого солдата его полка, у них отобрали ещё осенью 1941-го, а возвратили только летом 1943-го вместе с индивидуальными противохимическими пакетами. Содержимое - «пузырёк со светлой жидкостыо объёмом около 100 г». При атом ношение противогазов не являлось обязательным. Только у ротных химиков имелась защитная одеж-да - комбинезоны, резиновые перчатки и сапоги [10]. Однополчанин С. Каунисто - А. Сааринен при его допросе сделал любопытное уточнение: ротный офицер-химик, лейтенант Кетола, по совместительству являлся «офицером пропаганды». Допрашивавший Сааринена следователь поинтересовался, доводилось ли солдату лежать в госпитале и имелась ли там специальная палата для лечения пострадавших от отравляющих веществ. Ответ был отрицательным [1].
При допросе захваченных в плен в июне 1944 года военнослужащих 58-го пехотного полка 10-й пехотной дивизии лейтенантов А. Фридмана и О. Валве, а также сержанта А. Терцумена следователи уточнили организацию 25-й отдельной роты химической защиты (численный состав - 120 человек). Они выяснили, например, что противогазы в части выдавались для тренировки в сентябре 1943-го, но на руках у личного состава не оставлялись, а в целях сохранности складировались в 6-7 км от линии фронта. Допрашиваемые также сообщили, что «землянки иногда оборудуются в противохимическом отношении, но эти мероприятия игнорируются пехотными командирами» [12].
В то же время попал в плен и капрал 3-го батальона 16-го пехотного полка Лаури Пирттилахти. На допросе он показал, что 6 июня всему личному составу полка были выданы противогазы образца 1934 года и индивидуальные противохимические пакеты (он полагал, что ими оснащались все части переднего края). После получения этих средств производилось газоокуривание слезоточивым отравляющим веществом. В отличие от других военнопленных Пирттилахти заявил, что «противогазы к носке были обязательны» [13]. /23/
В ходе допросов финских военнопленных, в том числе служивших в специализированных химических ротах [14], ни разу не прозвучало, что на вооружении имелось какое-либо химическое оружие.
Интерес следователей в отношении наличия дымовых шашек и гранат, а также огнемётов редко когда удовлетворялся. Обычным ответом было - «не имеется». Так, допрошенный в начале июля 1944 года капрал 6-й сапёрно-мостовой роты Онежской бригады береговой охраны к. Хямяляйнен показал, что «огнемёты видел только на таблицах» [15]. Попавший в плен примерно в то же время капрал 5-го эскадрона Нюландского кавалерийского полка С. Котилайнен утверждал, что дымовые средства «видел только на манёврах» [16].
Судя по кратким выпискам из протоколов допросов, следователи неизменно просили военнопленных оценить готовность их страны к газовой войне. Ответ, как правило, сводился к двум положениям: Финляндия к газовой войне не готова; Советский Союз и Финляндия её не начнут [17]. Сами противогазы применялись крайне редко, что подтвердил солдат 22-й истребительной роты 2-го артиллерийского полка Восточной бригады береговой обороны Вильхо Муккала. Он смог вспомнить только один подобный случай, когда в самом начале войны производилась стрельба в противогазах из винтовки [18].
Примечательны показания солдата штабной роты 25-го отдельного батальона 15-й пехотной дивизии Арне Ялмари. «За время службы в химическом отделении, - сообщил он, - в течение трёх месяцев занятии не проводилось. Все работали на строительстве землянок... В последних числах июня все средства ПХЗ батальона, в том числе и химотделения, были отправлены на дивизионный склад... В батальоне нас предупреждали,что со стороны противника возможно химическое нападение» [19].
Собиравшаяся фронтовой разведкой на протяжении трех лет информация о химических частях финской армии, свидетельствовавшая, судя по документам, о том, что угрозу применения химического оружия со стороны финнов всерьёз воспринимать не приходится, не удовлетворяла химотдел Ленинградского фронта. Через два месяца после под-писания перемирия с Финляндией исполняющий обязанности начальника химотдела 23-й армии подполковник В. Сахаров докладывал по инстанции «о проведённой на освобождённой территории разведке», приводя перечень осмотренных им населённых пунктов. Только в полосе наступления 23-й армии тщательной проверке были подвергнуты 230 населённых пунктов армейской химразведкой и 114 - дивизионной и полковой. Кроме того, «в полосе марша войск 23-й армии к rocгранице» армейской разведкой были осмотрены ещё 87 населённых пунктов, а дивизионной и полковой - 12420. Результаты оказались довольно скромными: обнаружили в числе прочих малозначительных «трофеев» 4405 противогазов и 3673 бумажные накидки. При поиске спецсредств «снарядов или баллонов с отравляющими веществами обнаружено не было»; зафиксировали дымовые шашки (около 3000), дымовые гранаты (4100), дымовые мины (1506). Всего на Карельском перешейке были найдены 24 финских склада противохимической обороны.
Целенаправленная, систематическая деятельность химической службы совместно с разведорганами Ленинградского и Карельского фронтов позволила установить структуру и состав химической службы финской армии, а также возможности Финляндии начать и вести химическую войну. Основным выводом из документов может служить утверждение о том, что она самостоятельно осуществить химическое на-падение не могла ввиду отсутствия сколько-нибудь значительных запасов OB и производственных мощностей.
Что же касается установленных фактов применения финнами боевых отравляющих веществ в 1941 году, то они, скорее всего, имели провокационный, нежели тактический, и уж совсем не оперативный характер. Однако, указывали некоторые пленных, в случае поставок из Германии Финляндия всё же могла применить химическое оружие как средство нападения или в качестве ответной меры.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Химическое управление РККА приказом наркома обороны от 26 июля 1940 г. было преобразовано в Управление военно-химической защиты Красной армии, а приказом от 13 августа 1941 г., ввиду усложнения задач химической защиты войск и увеличения объёма работ, реорганизовано в Главное военно-химическое управление Красной армии. Начальником управления в этот период был генерал-майор П.Г. Мельников.
2. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 217. Оп. 1238. Д. 2. Л. 220.
3. Архив Ленинградского военного округа (АЛВО). Ф. 44917. Оп. 2. Д. 134. Л. 2, 2 об.
4. ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 11. Л.231
5. Там же. Л. 92.
6. АЛВО. Ф. 44917. Оп. 6. д.134. Л. 5.
7. ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 102. Л. 142.
8. Там же. Д. 109. Л. 17-19.
9. Протокол допроса Ууно Тюрвяйнена 29 сентября 1942 г. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 60. Л. 303.
10. Там же. Д. 149 Л. 364.
11. Там же. Л. 367.
12. Там же. Д. 138. Л. 57, 58.
13. Там же Д. 101. Л. 69.
14. Протокол допроса солдата 32-й химроты (была расквартирована в д. Метсякюдя,что неподалёку от п. Кивеннапа на Карельском перешейке) Рейно Арви Лингвиста (правильнее - Линквиста), захваченного при попытке поставить дымовую завесу на правом берегу Вуоксы 6 июля 1944 г. Хотя в его роте имелась химическая лаборатория, однако пробы на OB должны были отправляться корпус. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 138. Л. 152.
15. Там же. Л. 110.
16. Там же Л. 112
17. Протокол допроса солдата 80-й истребительной роты 2-го артиллерийского полка береговой обороны А. Хиири 7 июля 1944 г. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 138. Л. 113.
18. Там же. Л. 115.
19. Там же. Л. 119.
20. Там же. Л. 435, 436.
Подполковник Э.Л. КОРШУНОВ; А.И. РУПАСОВ
Военно-исторический журнал. №.6. 2011. С. 22-24.
Аннотация. В статье на основе архивных источников исследуются возможности Финляндии, союзницы фашистской Германии в войне против Советского Союза, применить химическое оружие.
Ключевые слова: Великая Отечественная война; Финляндия, химическое оружие; финские военнопленные.
В ходе Великой Отечественной войны существовала острая необходимость постоянно знать о возможности применения Финляндией, поддерживавшей фашистскую Германию, химического оружия, а также о её способности отразить вероятную ответную химическую атаку. Основным источником для получения соответствующей информации являлись получавшиеся разведорганами сведения, в том числе и от военнопленных. Сохранившиеся протоколы допросов показывают, что нашу армейскую разведку в первую очередь интересовал организационно-технический уровень подготовленности финской армии к осуществлению или отражению химического нападения на Ленинградском и Карельском фронтах. Тексты протоколов примечательны не только содержащимися в них конкретными вопросами, которые задавались допрашиваемым, но и добытыми таким образом сведениями. Они позволяют предположить, что при определённых условиях в принципе не исключалась возможность использования той и другой стороной химического оружия, точнее - боевых отравляющих веществ. Впрочем, реально такими возможностями наши войска на этом направлении не располагали.
С приближением германской и финской армий к Ленинграду опасения командования фронта, что противник для скорейшего решения своих задач может прибегнуть к использованию химического оружия, ещё больше обострились. Так, в начале августа 1941 года заместитель начальника Главного военно-химического управления Наркомата обороны [1] полковник А.С. Кубасов направил начальникам отделов химической защиты фронтов «перечень вопросов для опроса пленных в части состояния военно-химического дела» [2]. Явно составленный наспех документ (некоторые пункты дублировались) скорее предназначался для получения информации о немецкой, а не о финской армии. 9 сентября заместитель начальника штаба генерал-майор А.С. Цветков направил в части приказ с требованием в кратчайшие сроки ликвидировать беспечное отношение к организации противохимической защиты войск [3]. Имелись ли серьёзные основания для этого, сказать трудно. Во всяком случае к концу сентября установить организационную структуру химической службы, например финской армии, и прояснить ситуацию с наличием у неё боеприпасов с отравляющими веществами, а также средств для постановки дымовых завес, огнемётов и т.п. не удалось.
Вместе с тем разведка на основе допросов военнопленных и наблюдений за частями противника на линии фронта полагала, что в финской армии химическая служба стояла не на высоком уровне. Об этом свидетельствовали следующие факты: финские войска на Карельском перешейке не обеспечили противогазами в достаточном количестве, а имевшиеся не отвечали современным требованиям; средства защиты кожи исчислялись единицами; противохимические пакеты, алигниновые тампоны, как правило, были полувысохшими и «малодейственными»; солдат «в химическом отношении» подготовили «исключительно слабо». Начальник химического отдела 23-й армии полковник Кузнецов даже на основе этих данных пришёл к выводу, что можно говорить «о бездеятельности финских офицеров в вопросах химической службы» [4]. Что касается использования дымзавес финнами, то они, как оказалось, использовали наши дымовые шашки, доставшиеся им, скорее всего, в ходе боевых действий 1939-1940 гг. против советских войск. Зажигательные снаряды применялись ими тоже эпизодически. Так, в первые три месяца этими снарядами поджигались леса в районах расположения неприятельских артиллерийских позиций, да и то без особых результатов.
Поскольку руководство Главного военно-химического управления не совсем удовлетворяла деятельность разведки Ленинградского фронта, перед ней были поставлены конкретные задачи: установление системы организации противохимической обороны (ПХО) финской армии; наличие химических подразделений; установление лиц, отвечающих за ПХО (от роты до дивизии). Кроме этого, требовалось добыть определённые средства, в том числе: конский противогаз (выпуск 1939 г.), дымшашку № 34, ручную дымовую гранату, таблицу на иприт [5]. Несколько позже в полосе действий 23-й армии (Карельский перешеек) была озадачена и агентурная химическая разведка: выяснение запасов боевых химических веществ (БХВ) вместе с минами и снарядами в артиллерийских и миномётных частях противника, наличия огнемётных танков или ручных огнемётов; возможность использования финской авиацией спецсредств. /22/
Если до начала зимы 1941 года реальных оснований для опасений в отношении применения противником отравляющих веществ у командования Ленинградского фронта не имелось, то в самом конце декабря начальнику тыла генерал-лейтенанту Ф.Н. Лагунову стал известен следующий факт: при отступлении финны решились на химико-бактериологическое заражение «продуктов питания и водоисточников» [6].
Стабилизация фронта на Карельском перешейке и на Карельском фронте вплоть до весны 1944 года способствовала тому, что интерес к выяснению тех или иных аспектов деятельности химической службы финской армии у разведки Ленинградского фронта фактически исчез. Пожалуй, единственным вопросом, интересовавшим её в период этого относительного затишья, было использование неприятелем зажигательных и дымовых средств. Впрочем, применялись последние, как уже отмечалось, эпизодически, поскольку по объективным причинам добиться должного эффекта с их помощью было затруднительно. Единственное упоминание относительно частого их применения содержится в протоколе допроса военнопленного рядового 46-го пехотного полка 18-й пехотной дивизии Репина (русский по национальности). Тот упомянул, что в первой половине 1942 года части его соединения 16 раз производили обстрел советских позиций зажигательными снарядами и минами (термит, фосфор). Изредка использовались и нейтральные дымы с целью маскировки работ по укреплению переднего края обороны. На основании этих показаний следователь пришёл к выводу, что «применение зажигательных и дымовых средств производилось не всегда тактически грамотно и с малым боевым эффектом» [7].
Резкое возрастание интереса к состоянию химической службы финской армии произошло в начале 1944 года при подготовке к проведению весенне-летней кампании и прорыву вражеского фронта на перешейке. Наше командование, по всей видимости, предполагало, что ухудшение общей стратегической обстановки способно побудить противника прибегнуть к использованию боевых отравляющих веществ для стабилизации ситуации любой ценой. В силу этого обстоятельства активизировалась работа фронтовой и химической агентурной разведки. Первое управление Главного военно-химического управления Наркомата обороны в январе 1944-го направило начальникам военно-химических управлений, отделов фронтов и отдельных армий новые указания по проведению разведработниками допросов военнопленных. В первую очередь ставилась задача выявить среди них бывших военных и гражданских специалистов, имевших химическое образование, работавших на химических заводах, полигонах и складах, в научно-исследовательских институтах, лабораториях, служивших в химических частях. Предлагавшийся план общения с ними предусматривал выделение специальных комплексов вопросов для каждой группы указанных лиц [8]. Но тщательное исследование архивных документов позволяет утверждать, что данное указание фактически было проигнорировано теми, кому оно адресовалось. Последние, как правило, ограничивались лишь общими вопросами, пренебрежительно относясь
(так уж получалось) к состоянию химической службы финской армии. В протоколах допросов нередки упоминания о том, что ротные и батальонные химики в основном следят за работой бань и обработкой солдат от вшивости; служба химнаблюдения в полках отсутствует [9].
Весной 1944 года были допрошены несколько захваченных в один день (27 марта) финских солдат. Один из них, С. Каунисто, рядовой 57-го пехотного полка 15-й пехотной дивизии, рассказывая о состоянии химической защиты в
своей роте, смог припомнить только одно занятие по противохимической обороне, проводившееся летом 1943-го. По его словам, противогазы, которые в начале войны были у каждого солдата его полка, у них отобрали ещё осенью 1941-го, а возвратили только летом 1943-го вместе с индивидуальными противохимическими пакетами. Содержимое - «пузырёк со светлой жидкостыо объёмом около 100 г». При атом ношение противогазов не являлось обязательным. Только у ротных химиков имелась защитная одеж-да - комбинезоны, резиновые перчатки и сапоги [10]. Однополчанин С. Каунисто - А. Сааринен при его допросе сделал любопытное уточнение: ротный офицер-химик, лейтенант Кетола, по совместительству являлся «офицером пропаганды». Допрашивавший Сааринена следователь поинтересовался, доводилось ли солдату лежать в госпитале и имелась ли там специальная палата для лечения пострадавших от отравляющих веществ. Ответ был отрицательным [1].
При допросе захваченных в плен в июне 1944 года военнослужащих 58-го пехотного полка 10-й пехотной дивизии лейтенантов А. Фридмана и О. Валве, а также сержанта А. Терцумена следователи уточнили организацию 25-й отдельной роты химической защиты (численный состав - 120 человек). Они выяснили, например, что противогазы в части выдавались для тренировки в сентябре 1943-го, но на руках у личного состава не оставлялись, а в целях сохранности складировались в 6-7 км от линии фронта. Допрашиваемые также сообщили, что «землянки иногда оборудуются в противохимическом отношении, но эти мероприятия игнорируются пехотными командирами» [12].
В то же время попал в плен и капрал 3-го батальона 16-го пехотного полка Лаури Пирттилахти. На допросе он показал, что 6 июня всему личному составу полка были выданы противогазы образца 1934 года и индивидуальные противохимические пакеты (он полагал, что ими оснащались все части переднего края). После получения этих средств производилось газоокуривание слезоточивым отравляющим веществом. В отличие от других военнопленных Пирттилахти заявил, что «противогазы к носке были обязательны» [13]. /23/
В ходе допросов финских военнопленных, в том числе служивших в специализированных химических ротах [14], ни разу не прозвучало, что на вооружении имелось какое-либо химическое оружие.
Интерес следователей в отношении наличия дымовых шашек и гранат, а также огнемётов редко когда удовлетворялся. Обычным ответом было - «не имеется». Так, допрошенный в начале июля 1944 года капрал 6-й сапёрно-мостовой роты Онежской бригады береговой охраны к. Хямяляйнен показал, что «огнемёты видел только на таблицах» [15]. Попавший в плен примерно в то же время капрал 5-го эскадрона Нюландского кавалерийского полка С. Котилайнен утверждал, что дымовые средства «видел только на манёврах» [16].
Судя по кратким выпискам из протоколов допросов, следователи неизменно просили военнопленных оценить готовность их страны к газовой войне. Ответ, как правило, сводился к двум положениям: Финляндия к газовой войне не готова; Советский Союз и Финляндия её не начнут [17]. Сами противогазы применялись крайне редко, что подтвердил солдат 22-й истребительной роты 2-го артиллерийского полка Восточной бригады береговой обороны Вильхо Муккала. Он смог вспомнить только один подобный случай, когда в самом начале войны производилась стрельба в противогазах из винтовки [18].
Примечательны показания солдата штабной роты 25-го отдельного батальона 15-й пехотной дивизии Арне Ялмари. «За время службы в химическом отделении, - сообщил он, - в течение трёх месяцев занятии не проводилось. Все работали на строительстве землянок... В последних числах июня все средства ПХЗ батальона, в том числе и химотделения, были отправлены на дивизионный склад... В батальоне нас предупреждали,что со стороны противника возможно химическое нападение» [19].
Собиравшаяся фронтовой разведкой на протяжении трех лет информация о химических частях финской армии, свидетельствовавшая, судя по документам, о том, что угрозу применения химического оружия со стороны финнов всерьёз воспринимать не приходится, не удовлетворяла химотдел Ленинградского фронта. Через два месяца после под-писания перемирия с Финляндией исполняющий обязанности начальника химотдела 23-й армии подполковник В. Сахаров докладывал по инстанции «о проведённой на освобождённой территории разведке», приводя перечень осмотренных им населённых пунктов. Только в полосе наступления 23-й армии тщательной проверке были подвергнуты 230 населённых пунктов армейской химразведкой и 114 - дивизионной и полковой. Кроме того, «в полосе марша войск 23-й армии к rocгранице» армейской разведкой были осмотрены ещё 87 населённых пунктов, а дивизионной и полковой - 12420. Результаты оказались довольно скромными: обнаружили в числе прочих малозначительных «трофеев» 4405 противогазов и 3673 бумажные накидки. При поиске спецсредств «снарядов или баллонов с отравляющими веществами обнаружено не было»; зафиксировали дымовые шашки (около 3000), дымовые гранаты (4100), дымовые мины (1506). Всего на Карельском перешейке были найдены 24 финских склада противохимической обороны.
Целенаправленная, систематическая деятельность химической службы совместно с разведорганами Ленинградского и Карельского фронтов позволила установить структуру и состав химической службы финской армии, а также возможности Финляндии начать и вести химическую войну. Основным выводом из документов может служить утверждение о том, что она самостоятельно осуществить химическое на-падение не могла ввиду отсутствия сколько-нибудь значительных запасов OB и производственных мощностей.
Что же касается установленных фактов применения финнами боевых отравляющих веществ в 1941 году, то они, скорее всего, имели провокационный, нежели тактический, и уж совсем не оперативный характер. Однако, указывали некоторые пленных, в случае поставок из Германии Финляндия всё же могла применить химическое оружие как средство нападения или в качестве ответной меры.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Химическое управление РККА приказом наркома обороны от 26 июля 1940 г. было преобразовано в Управление военно-химической защиты Красной армии, а приказом от 13 августа 1941 г., ввиду усложнения задач химической защиты войск и увеличения объёма работ, реорганизовано в Главное военно-химическое управление Красной армии. Начальником управления в этот период был генерал-майор П.Г. Мельников.
2. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 217. Оп. 1238. Д. 2. Л. 220.
3. Архив Ленинградского военного округа (АЛВО). Ф. 44917. Оп. 2. Д. 134. Л. 2, 2 об.
4. ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 11. Л.231
5. Там же. Л. 92.
6. АЛВО. Ф. 44917. Оп. 6. д.134. Л. 5.
7. ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 102. Л. 142.
8. Там же. Д. 109. Л. 17-19.
9. Протокол допроса Ууно Тюрвяйнена 29 сентября 1942 г. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 60. Л. 303.
10. Там же. Д. 149 Л. 364.
11. Там же. Л. 367.
12. Там же. Д. 138. Л. 57, 58.
13. Там же Д. 101. Л. 69.
14. Протокол допроса солдата 32-й химроты (была расквартирована в д. Метсякюдя,что неподалёку от п. Кивеннапа на Карельском перешейке) Рейно Арви Лингвиста (правильнее - Линквиста), захваченного при попытке поставить дымовую завесу на правом берегу Вуоксы 6 июля 1944 г. Хотя в его роте имелась химическая лаборатория, однако пробы на OB должны были отправляться корпус. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 138. Л. 152.
15. Там же. Л. 110.
16. Там же Л. 112
17. Протокол допроса солдата 80-й истребительной роты 2-го артиллерийского полка береговой обороны А. Хиири 7 июля 1944 г. См.: ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 1238. Д. 138. Л. 113.
18. Там же. Л. 115.
19. Там же. Л. 119.
20. Там же. Л. 435, 436.
Подполковник Э.Л. КОРШУНОВ; А.И. РУПАСОВ
Военно-исторический журнал. №.6. 2011. С. 22-24.