«Последняя семья» (Ян П. Матушиньский). Фестиваль польского кино "Висла".
Все, что я слышал комплементарного о фильме, при вчерашнем просмотре в Третьяковке, подтвердилось. Учитывая реакцию вредного моего аппарата на подспудное противодействие потоку восторгов, это странно. Фильм, вероятно, даже лучше, чем я о нем сейчас думаю. Замечательно, прежде всего, что портрет художника (живописца-сюрреалиста Здзислава Бексиньского) отодвинут на периферию внимания. Ничего нет скучнее приспосабливать творческую биографию к установленной постылой норме изображать художника и мир вокруг него. Здорово, что в фильме нет политики, почти всегда подпоясывающей очередную трактовку ЖЗЛ времен загнивающего социализма. На экране - только чувства и отношения, - прямые, неловкие, суровые, беспощадные, чистые. Отец - гений, остроумный человек, наблюдатель жизни, истинно художник, жадный искатель новых средств выразительности (его горячее пристрастие к новоявленному «стило», видеокамере стандарта VHS, помимо прочего - отдельная нежная признательность искусству кино, а также импульс памяти о тех временах, когда вдруг возникла возможность снимать. Многие это пытались - экспериментировали на домочадцах, изучали себя, наводя фокус объектива на зеркало. Сын - образ «золотой молодежи» начала 80-х, благодаря возможностям знаменитой фамилии получил прекрасное знание английского языка, был избалован доступом к дефицитным образцам культуры того времени, что лишь усиливало одиночество, компенсировал свою несостоявшуюся биографию разрушительными домашними эскападами и пронзительными рефлексиями в ночном радиоэфире. Жена/мать - святая женщина, покорно несущая ношу хранительницы очага и балансирующая между гениями - признанным и непризнанным. В фильме много всего, в том числе проницательный взгляд на духоту и страсти малогабаритных квартир, в которых, кажется, нет места свободе творчеству, где все друг другу мешают, где плотный быт несовместим с возможностью фантазии, настройкой на вдохновение, где непросто побыть наедине со своими мыслями. Тесные комнаты заставлены вещами, модное перемешано со старообразным, нужное с лишним, на пятаке квадратных метров отираются несколько поколений (в т.ч. престарелые нетранспортабельные бабушки, больные и занимающие койко-места). Близкие люди отягощены обременениями, изранены музами и муками, пустопорожними разговорами, затертыми до оскомины, граничащими с эгоизмом, толикой мизантропии и дурного юмора, демонстративной нечуткости, непониманием и одновременно беспардонным знанием о ближнем, как бывает среди соседей коммунальной квартиры. Сожители измочаливают друг друга, но выступают взаимными ангелами-хранителями. Семья у Матушиньского будто выражает химический состав воздуха. Азотом дышать нельзя, кислород опьяняет, только соединением элементов (невозможного и необходимого) можно дышать. Даже смерть, кажется, выступает на стороне жизни, являясь ее атташе. В фильме много смертей, но это - теплый и безопасный фильм, взывающий к смиренному спокойствию воспринимать жизнь в ее нелепых сбивках и несчастных преломлениях, с нотой тревожности об ускользающем мире, о которой нельзя и нельзя забывать. Пусть наши ангелы будут с нами. Всегда.