"Шоа" (1985, Клод Ланцман, к/т "Октябрь")

May 09, 2018 22:18

Не смотрел прежде «Шоа» в один присест - только урывками. Не в зале кинотеатра, или если не ставишь перед собой определенных задач, выдержать это трудно. Показ организаторами был разбит на два сеанса. Я посмотрел первую часть (4,5 часа, заканчивающиеся техническим докладом с инструкцией об эксплуатации «газваген» - передвижных газовых камер на шасси Заубер). Впечатление грандиозное и подавляющее одновременно. На вторую половину фильма не пошел, не располагал временем, хотя много лет держу на винчестере фильм в качестве BDRip 720p, т.е. огромного размера. Но дома, в границах мира и уюта, смотреть «Шоа» нельзя. Величие фильма Ланцмана не только в его категорически сокрушительном воспроизведении главного кошмара последней мировой войны - невообразимом стечении обстоятельств, психологических, индустриальных, инженерных, пропагандистских, при которых стало возможным создание Конвейера смерти. Величие - в отсутствии кукловодства посредством экрана. Размеренный ритм, четкое, рационально построенное действие, исключение эмоциональности и любых механизмов интерпретаций показываемого. Намеренный перевод всевозможной иноязычной речи только с французского и английского (ты слушаешь длинную реплику, например, на польском, без перевода, улавливая интонации и тембр голоса говорящего, и только потом читаешь русские субтитры в переводе с французского, как задумано автором), оставляет поле для размышлений. Тема, априори бьющая по мозгам, дает возможность гуманной паузы по ходу просмотра, позволяющей размышлять об одном из самых невероятных исследовательских проектов о природе человеческой памяти - что она такое, почему человек запоминает самые страшные факты своей биографии в мельчайших деталях. Кто является субъектом свидетельствования - редкие выжившие, а также палачи, члены т.н. рабочих бригад по обеспечению функционирования концлагерей, наконец, просто люди, провожавшие молчанием эшелоны, набитые другими людьми, движущиеся в один конец. Ответ на вопрос - кому достанется писать историю (прошлую, нынешнюю, неважно). Тем, кто выжил, а также тем из них, кто из них готов говорить. Память, являясь рукотворным действием ее носителя, умеет сжимать в складках своего «винчестера» прежде всего то, с чем не хочется расставаться. Люди, интервьюируемые Ланцманом, вербализируют события прошлого поступательно и поразительно ясно (некоторые в режиме длинного литературного монолога, без поддержки опорными вопросами). Всё это очень странно. В том смысле, что через демонстрацию функции памяти у Ланцмана возникает не только пример творения на глазах самой истории, но и притча о непознаваемости нашей природы, которая может побуждать человека творить непостижимые уму события и эксперименты над самим собой. Что бы не воспоминалось очевидцами - с учетом избирательности памяти, ее искажений, - память одного подвержена критике, тогда как свидетельства многих рождают картину достоверности произошедшего. Мысленно подходишь к лихачевской формуле, что никакой памятью нельзя брезговать, память как нравственная категория приветствуется любая, исходя из тезиса, что возможность моральной оценки реализуема только при включении памяти. Чего не помнишь - того не осудить. Память в поэтическом смысле - преодоление смерти. Преодоление времени отсюда туда. Носитель памяти о катастрофе, до тех пор пока он её помнит, обречен возвращаться в свое незабываемое время.
Самый важный фильм для этого дня. Хорошо бы его показывать каждый год. А я вторую часть досмотрю 9 мая 2019 года. Спешить некуда.

неигровой, 1980's, Франция, Ланцман

Previous post Next post
Up