Из физиков в методологи
Андрей Бутенко
"Рефлексия позволяет человеку увидеть, что он делает на самом деле, а не то, что ему кажется, что он делает"
Волшебная рефлексия
Для меня местом, откуда стартовали мои увлечения педагогикой и СМД-методологией стала Красноярская летняя школа (КЛШ). Это был своего рода интеллектуальный заповедник, «место силы» из которого стартовала целая плеяда интереснейших людей, фонтанирующих идеями. Я ездил туда вожатым несколько сезонов (начинал, ещё будучи старшекурсником, в 1983 году), и один сезон был даже директором КЛШ.
А в ОДИ и СМД я попал не сразу. Случайно узнал про лабораторию Хасана, потому что она располагалась в здании родного мне физфака Красноярского университета, на 4-м этаже. Это был где-то 85-й год. Я уже закончил вуз, работал старшим лаборантом в лаборатории когерентной оптики (Институт физики), и меня тогда остро интересовала тематика сложного действия в условиях высокой интеллектуальной неопределённости. А Хасан эти вещи уже прокручивал; он ссылался на Московский методологический кружок (ММК), на «щедровитян», и меня, что называется, зацепило. Зашёл к ним в лабораторию, посмотрел на схемы, висевшие под потолком, почитал литературу, которая на том момент имелась. И мне показалось, что это всё может быть чрезвычайно полезным для методологии научного поиска, рождения интересных идей.
На схемах был расписан вариант того, как происходит рефлексия. И меня это очень заинтересовало. Ведь рефлексия позволяет человеку увидеть, что он делает на самом деле, а не то, что ему кажется, что он делает. Помогает обнаружить слепые зоны, которые человек без неё заметить не может и, соответственно, не может выйти на решение. Анализ, это когда ты расщепляешь что-то уже явленное тебе и потом проводишь синтез кусков в единое целое. А рефлексия, в отличие от анализа, обнаруживает нечто для тебя не явленное. Личный мой интерес состоял в том, что за счёт хорошо организованной рефлексии ты повышаешь собственные шансы выйти на нетривиальную идею, в том числе и в научной сфере.
Понятию «рефлексия», как таковому, уже около 300 лет, но Георгий Щедровицкий внёс много нового - попытался соединить рефлексию с мышлением, трактуемым как деятельность. И это впечатляло.
Я пробовал применять это ноу-хау в летней школе, и было видно, как этот метод помогает повысить потенциал решателя задачи. И на себе также экспериментировал. Опять же привлекал и коллективный характер поиска, предложенный Щедровицким. Для науки это во многом органично, ведь там сильные идеи - это во многом следствие своеобразного пинг-понга мысли. Когда один высказывает интересную идею, другой её подхватывает, третий развивает, а четвёртый формулирует необходимую аргументацию.
Повлияла также и книжка британского математика и методолога науки венгерского происхождения Имре Лакатоса «Доказательство и опровержение».
Таким образом, через рефлексию как методологический приём, через летнюю школу и лабораторию Бориса Хасана я зашёл в организационно-деятельностные игры, увлёкся, и в итоге, в 91-м перешёл на психолого-педагогический факультет (ППФ) Красноярского университета. Хотя, справедливости ради, был и ещё один важный фактор: резко обвалилось финансирование фундаментальной науки, и моя работа в лаборатории стала невозможной. Какое-то время я ещё совмещал две ипостаси, но в итоге кардинально поменял свой вектор движения.
БАМ - территория игры
Запомнилась игра в Тынде, когда избирали комсомольский штаб строительства Байкало-Амурской магистрали. Я там был одним из игроков, а проводил её Сергей Попов. В качестве методолога участвовал в игре Пётр Щедровицкий.
Участников было огромное количество. Лидерам (кандидатам в руководители комсомольского штаба) нужно было сформировать программу по взаимодействию с главами строительных трестов и других организаций, местным партийным и советским руководством и продвигать её в ходе игры. При этом выборы проходили не напрямую среди всех комсомольцев, а через выборщиков - представителей коллективов, работающих на строительстве БАМа, участвовавших в той игре. Задача игры была - обозначить трудности, которые всех ждут, затем перевести их в проблемы, сформировать задачи и найти способы организации эффективной деятельности. Причём деятельности не комсомольской организации, а самих строительных коллективов и посёлков (Тынды и других). В том числе предусмотреть возможности развития культурного досуга, профессионального роста. И уже в соответствии с этими требованиями обозначалось место и роль комсомольской организации.
И вот в этом месте проявилось, на мой взгляд, сходство, сродство работы методолога и игротехника ОДИ с деятельностью менеджера, организатора бизнес-процессов. Неслучайно многие из активных участников игр стали работать потом в консалтинге, маркетинге, везде, где необходим эффективный, умный менеджмент. И здесь опыт ОДИ давал вполне видимый, зримый эффект. С этими установками, правда, был не согласен Щедровицкий-старший, которому была важна в первую очередь постановка методологической проблемы, а не все эти «побочные» эффекты. И в этом было определённое расхождение между Георгием Петровичем и многими представителями молодого поколения методологов.
ОДИ-50 - «первый тайм мы уже отыграли»
50-я игра действительно была во многом рубежной и основополагающей. С одной стороны, она была посвящена созданию психолого-педагогического факультета Красноярского госуниверситета на основе проблематики развития, но в то же время стала по факту многослойной и многоуровневой. Поскольку заданная проблематика позволяла обсуждать множество тем в разных группах и выходить на определение развития как философской категории с самых разных сторон. То есть, в ходе игры Г.П. Щедровицкий решал свою философскую, методологическую задачу, а заказчик (университет) и различные инициативные группы - свои задачи.
Щедровицкому важно было определить, какие могут быть вызовы для дальнейшего развития сформировавшегося уже к тому времени корпуса методологических приёмов, представлений и принципов. Это была Метаигра, самый высокий слой. И эта подспудно стоящая «сверхзадача» очень хорошо стимулировала, на самом деле, работу во всех группах.
На эту игру в Красноярск съехалось много уже известных участников движения, самых сильных последователей Георгия Петровича, так называемое молодое поколение методологов: Сергей Попов, Пётр Щедровицкий, Юрий Громыко, Сергей Наумов, Александр Зинченко… И мэтр использовал эту юбилейную 50-ю игру во многом, чтобы их всех проблематизировать: «А что вы будете делать, когда я, например, уйду? Как будет развиваться СМД-методология дальше?»
То есть, это была для него важная концептуальная, рубежная игра. И он всё время в ходе неё прессинговал «молодёжь»: «Да, вот это вот замечательно, но всё это уже было. А что будет следующим шагом в методологии?» И такая метафора даже появилась: «Щедровицкий выдернул из-под молодёжи удобный коврик оснований и концептов, на котором она стояла».
А в иных слоях игры, между тем, решались конкретные задачи, в тот числе создание ППФ, разрешение конфликта в заповеднике «Столбы» и другие.
В верхнем слое деятельности возник, кстати, и такой момент. Александр Горбань, например, пришёл к выводу, что СМД-методология очень хороша в сфере гуманитарного знания и связанной с ним деятельности, но малоприменима в естественно-научных дисциплинах и практиках. Например, в коллективах физиков и математиков. Там большую роль играют инсайты иной природы, которые СМД не схватывает.
И здесь я был склонен с ним согласиться. В отличие от гуманитарных наук точные и естественные зависят от достаточно узкого круга людей, которые «тянут» тему. А массовка оказывается, как бы вне контекста. То есть, если ты некоторый пороговый уровень квалификации в данной науке не преодолеешь, то и не можешь включиться в полноценную коммуникацию. А в гуманитарных науках массовку набрать не проблема, поскольку там каждый участник может включить в контекст обсуждения собственную жизненную составляющую, собственную практику и собственный багаж представлений о мире. Кроме того, в гуманитарной сфере сосуществуют много часто противоречащих друг другу парадигм, там меньше область определённости. И чтобы эту определённость увеличивать, точнее уменьшить неопределённость, СМД-практики и ОДИ, дающие возможность рефлексивного взгляда извне, очень даже подходят.
ОДИ позволяют прокачать в ходе игры огромное количество концептов. Поскольку процессы мышления, коммуникации, апробации идей и способов работы в игровом взаимодействии идут с огромной интенсивностью. Никакая фокус-группа не даст такого эффекта. Именно поэтому СМД-методология оказалась привлекательна для участников политических, выборных кампаний, управленческих и бизнес-процессов.
И что ещё было важно: почему на 50-й игре ректор Красноярского госуниверситета Вениамин Соколов доверил эту тему Г.П. Щедровицкому, Б.И. Хасану, представителям точных и естественных наук, но не профессиональным педагогам? Полагаю, потому, что профессиональная педагогика советского периода не рассматривала слово и мысль как действие или основание для него. А рефлексия и стала тем, что отличало ППФ от тогдашних пединститутов, тем знаменем, символом и знаком, которые позволили, например, тому же Соколову убедиться, что «эти люди не болтают, а действуют», и их слова с делом не расходятся, как это было свойственно традиционным педагогике и психологии. То есть, произошёл выход на новый, реально деятельностный уровень.
Точка бифуркации
На игре звучала даже идея, что СМД-методология станет важнейшим инструментом развития территории. И она в какой-то степени действительно сработала. Через тех же комсомольцев, например, которые активно участвовали в ОДИ и потом понесли эти приобретённые навыки мыследеятельности (самоопределение, рефлексию, многопозиционную коммуникацию, работу с идеальными схемами и вывод их на практическое применение) в самые разные сферы. Они это удержали и поначалу стали использовать в комсомольской работе, а потом, в 90-е годы всё это перешло в прагматику менеджмента вместе с носителями, рассеявшимися по самым разным сферам деятельности. Кстати, тут многое перекликается и с западными практиками и теориями менеджмента, где также активно использовалась и используется рефлексия.
То есть, вполне очевидно, что на 50-й игре произошёл своего рода интеллектуальный взрыв, что это была некая точка бифуркации, после которой интеллектуальное развитие территории в её гуманитарной (психолого-педагогической и управленческой составляющей) вышло на новый уровень.
Некоторые даже считают, что синтез идей Бориса Хасана и Георгия Щедровицкого породил Красноярскую школу методологии. Хасан, например, был сторонником жёстко оформленной коммуникации и более чётких рамок работы. Кстати, на одной из игр была настолько жёсткая интеллектуапьная стычка с московскими методологами, что у Хасана носом пошла кровь.
На ОДИ-50, в верхнем её слое, кажется, впервые появилась методологическая конструкция «рамки», которая ранее не использовалась и правомерность применения которой признал сам Георгий Петрович. Идею рамки сформулировали Пётр Щедровицкий и Сергей Попов.
Кроме того, в процессе проведения ОДИ-50 в группах были обкатаны будущие подходы к организационно-деятельностным играм в контексте образования, естественных наук, консалтинга, менеджмента и управления, общественно-политических практик, конфликтологии. Всё это было опробовано на малых группах. И вот, люди, которые участвовали в работе групп, стали использовать это и дальше в организации своей деятельности в самых разных сферах. Настолько хватило этой прочности, выкованной в тех жёстких условиях.
Рефлексия, многопозиционная коммуникация, варианты концептуализации и рефлексивно осмысляемая практика - это те «четыре кита» СМД-машины, которые, собственно, и взорвали болото застывшего существования в гуманитарной сфере. И ведь потом сразу было видно на контрасте (когда «прожжённые» методологи сталкивались с другими гуманитариями, не прошедшими СМД-школы), что практика последних, как правило, не рефлексивна, что их дискурс монологичен. А они в отместку называли нас «методо». То есть, даже сложилась практика некоего подспудного конфликта между прошедшими игры и не прошедшими.
Можем повторить?
Жива ли методология как способ познания действительности? Ждёт ли её Ренессанс? Или это, скорее, как мода или ситуативная потребность времени, когда шло разрушение идеологических шаблонов советского периода и догматического способа мышления?
Во-первых, это осело в людях и выражается через них. Во-вторых, продолжается развитие. Может показаться, что всё затухает, но тут сказывается эффект отставания Красноярского края, который в силу тех или иных причин оказался на периферии идущих процессов развития. Потому и было многое утеряно. Ведь сложные виды деятельности оседают там, где принимаются сущностно значимые решения, где циркулируют большие деньги. А из Красноярского края всё постепенно уходило в Москву. И началось это ещё в 90-х, и действовавшие тогда губернаторы ничего не смогли или не захотели противопоставить этим тенденциям.
Поэтому и методология у нас в крае не развивается, во многом утратила драйв, держится на «последних из могикан» и старых наработках. А в стране, между тем работает целый ряд интеллектуальных центров, где СМД-методология продолжает развиваться. И это порой даже соразмерно ОДИ-50, по итогам которой была образована школа «Универс», ППФ, были серьёзные институциональные изменения в деятельности комсомола и т.п. И вот там это происходит, развитие идёт, а у нас на этом фоне очевидный застой.
Вообще, нельзя сказать, что СМД-методология - это производная исключительно от одного человека - Георгия Щедровицкого. Были и другие - Дубровский, Лефевр, которые двигались своим путём. К сожалению, это всё плохо упаковывается в академические тексты и потому труднее удерживается. Здесь всегда возникают новые и новые развилки, точки сборки и распада. То есть картина чересчур подвижна, чтобы её классически чётко фиксировать. А в академической традиции нужна определённость.
Сергей Попов, например, формирует сейчас версию СМД-методологии под условным названием «Катастрофическое мышление». На мой взгляд, весьма интересная работа. Петр Щедровицкий реализует многолетний цикл игр, методологических школ, семинаров, посвящённых проблематике развития как методологии в целом, так и различных направлений прикладной методологии. Вокруг Александра Зинченко сложилось методологическое сообщество, продолжающее (даже после его смерти) разработку способов, техник использования СМД-методологии в бизнес практиках.
Подводя итог и резюмируя, хотелось бы отметить главное, на мой взгляд. В гуманитарном знании до сих пор не выработаны адекватные формы удержания в рамках структурированной неопределённости, способы работы со слабо структурированными контекстами. А СМД-методология как раз и позволяет эту структурированную неопределённость «схватить», снизить её уровень, сделать его более приемлемым.
В этом я и вижу высокие перспективы этой методологии для всех участников коллективной мыследеятельности.
Андрей Викторович Бутенко
"СМД-методология позволяет "схватить" неопределённость, снизить её уровень до приемлемого"
Родился 27 ноября 1961 года. Кандидат физико-математических наук, директор НП «Красноярский исследовательский центр», доцент кафедры общей и социальной педагогики Сибирского федерального университета.