Ольга Брагина
Марсель говорит друзьям: «Сегодня я встретил Черного человека,
Вот он ходит за мной попятам и всегда говорит о плате.
На мгновенье почудилось, словно осколок льда растопил мне веко,
Но что мне делать с бездонным зрением - всё минус два в квадрате».
Марсель говорит друзьям: «Земля мягка на холме святой Женевьевы.
Блюдя чистоту листа, глубиной погруженья лота
Измерив спасение, смерти достаться все вы
Не сможете - в рамках бездарности это моя работа».
Марсель говорит друзьям: «Этот Двор чудес - моя прихожая, долго
Толпиться вам в ней, роняя вазы, но из костей фарфора
Родится нечто прекрасное с верой и чувством долга
И всех вас пожрет, потому что от жалости нету спасенья, скоро».
Друзья говорят Марселю: «Сегодня мы встретили здесь Тильтиля
В зефирном жабо, с болонкой на поводке ажурном.
Иногда ему изменяет память и чувство стиля,
Но всё-таки мы его любим - о мертвых нельзя ведь дурно».
Марсель говорит друзьям: «Сегодня я встретил Черного человека,
Вот он ходит за мной попятам в отражении несуразном.
На мгновенье почудилось, словно его слеза обожгла мне веко,
Но похоже мы с вами опять говорим о разном».
***
Я достану флакон - разведенную снегом «Черную магию».
В нашем общем чистилище, соединенном кресто-
Образно, я проникаю в твою биографию,
В отведенное слишком другому пустое место.
Ты ведешь долгий счет дверей в этом раненом помещении,
Ты рисуешь на кромке круг разноцветным мелком с отливом,
Но незнание букв не спасает от мысли об упущении,
О возможности воссоздания, ветреном и красивом,
Бесполезном и ладно скроенном, боги и безделушки
Оставляют следы на подрамнике. Всё ли у вас покойно?
А когда настает весна, белый пух из пустой подушки
Улетает на юг, и платком тебе машет Мойна.
Всё достанется нам - разве может иначе быть, если мир так тесен,
Что, открыв окно, упираешься лбом в незанятную перспективу.
Ты ведешь долгий счет равновесия зим и весен,
И бежит моя нежность к тебе по узорному водосливу.
***
Она пишет: «Чертовски хочется, чтобы меня хоть кто-нибудь ждал - мы будем вместе жарить яичницу на экваторе, пить Chivas в застенках МУРа, так нелегко сохранить присущий тебе накал, и на всех восклицательных знаках никнет клавиатура».
Она пишет: «Своим присутствием ты вдохновляешь меня на скандал, и дай-то бог из меня получится строчек двести. Зачем-то хочется, чтобы ты мне верил и мысленно осязал, но это немыслимо - скоро мы пропадем без единой вести».
Она пишет: «Твое присутствие лечит и тяготит (всё это с пометой «лит.» всеведущим для приманки). И если мы пропадем бесследно, я предлагаю Крит, а ты заменяй его на любые ближайшие полустанки».
***
Девочка думает: «Я могу прочитать наизусть “Duineser Elegien” и рубайят, я гуляю по крышам, когда все спят, я в себе задушила фею. Я живу наугад три столетья подряд, но птицы и камни опять твердят, что я не могу, никак не могу оказаться ею. Она выходит из поезда и открывает рот, и произносит что-то приветливо и устало, и я начинаю думать - свершится сейчас, вот-вот, это последний ход, но слов для меня не стало». Девочка думает: «Я выхожу из поезда и открываю рот, и за щекой скрываю запретный плод, и что-то саднит маняще. Я думаю - это море, и если построить плот, то все мы окажемся в темно-зеленой чаще». Иногда они встречаются взглядом, но всё это суета, иногда цепляются локтем: «Куда ты идешь, не видишь?» Одна, другая, опять одна и совсем не та, но с другой стороны моста их ждет свой бездомный Китеж. Давай поменяемся взглядами, будем взрослеть в метро, я оправдаю твое доверие и научусь лучиться. Ты мне срываешь душу и смотришь в нее хитро - там за подкладкою овощем спит синица.
***
Ассоль сообщает знакомым: «Я научилась стоически выживать - теперь ни слова о нем из меня вам не вытащить и под пыткой. Я каждое утро желаю ему попутного ветра и рисую морскую гладь, а потом вытираю пальцы салфетками с одеколонно-густой пропиткой». Ассоль сообщает знакомым: «Я месяц питалась только солью морской, но тем не менее мне живется и через силу сладко. Я каждый вечер желаю ему не делиться своей тоской со мною, он думает - в женщинах есть изюмина и загадка». Ассоль сообщает знакомым: «На самом деле он - это тоже, конечно, я, но только в другой проекции, если вам так угодно. Мы с ним тряпичники и лоскутники, мир для себя кроя, запнулись о занавес, где красовалось «годно до этого места» и дальше еще чуть-чуть, уже по инерции, чтоб не сказать похуже. Ассоль говорит друзьям: «Завтра нам отправляться в путь, что бы это ни значило в этой лазурной луже».