Про святую инквизицию
В эпоху Средневековья еретичество или сомнение в официальной доктрине церкви считалось более тяжким преступлением, чем убийство человека. Убийца мог быть прощён, и его душа могла попасть в рай, но душа еретика - никогда. Для борьбы за человеческие души и общественные устои была создана священная инквизиция. Сущность её настолько обросла легендами, небылицами и мифами, что до недавнего времени, когда рассекретили архивы Ватикана, сложно было рассказать сколько-нибудь правдивую историю об этом явлении. В кратком очерке под катом попытаюсь сорвать покровы с этой замшелой темы.
К началу XII века значительную часть современной Европы занимал хрупкий альянс, известный как Священная Римская империя. После крещения императора Константина её единственно правильной верой окончательно стала христианская религия, ранее более походившая на сектантское учение. Как принято в построенном на идеологии обществе, единая вера служила сплачивающей силой и залогом национального самосознания. С этой поры "диссиденты", ставящие её под сомнение и пропагандирующие иные ценности, из разряда отлучаемых от церкви безбожников перешли в категорию врагов государства, разрушающих общественный строй. Церковь заклеймила их грешниками и еретиками. Ошибаться в отношении церковных догм само по себе ещё не превращало в еретика, так как христианство переживало тогда сложный период становления, и разнообразных догм существовало множество. В еретика превращал прямой конфликт с церковной властью, когда она сообщала, что ты ошибаешься, но ты продолжал упорствовать в своих убеждениях.
Слово "ересь" происходит от греческого "айресис", что буквально означает "выбор". Однако со временем оно приобрело куда более угрожающее значение. Ересь в глазах церкви переросла в смертельную опасность для общества и человека, в предательство Бога, что значительно хуже предательства даже самого короля. Как писал Папа Иннокентий III, "согласно гражданскому праву, обвиняемые в предательстве приговаривались к смертной казни, а их имущество конфисковалось. Какая ещё причина нужна для того, чтобы оскорбляющие Иисуса, сына господня, были выдворены из христианского общества и лишены имущества?" Ересь не только могла посеять смуту. Страх перед ней в обществе тех времён можно сравнить с современным страхом перед неизлечимой и очень заразной болезнью, с той лишь разницей, что уничтожает она не тело, а гораздо более ценное, душу.
Public enemy detected
Несмотря на суровый настрой духовенства, группы вольнодумцев продолжали множиться. Среди них выделялись вальденсы - нищие как церковные мыши проповедники, странствующие по югу Франции и северу Италии. Церковь настаивала на том, что любой желающий проповедовать должен был прежде получить благословение местного епископа, но на вальденсов попытки установить подобные правила не производили никакого впечатления, вследствие чего папской буллой они официально были причислены к еретикам и преданы анафеме. Тем не менее, даже они в глазах римской курии были сущими ангелами по сравнению со своими наиболее радикальными коллегами - катарами. Эти, в свою очередь, считали единственно верным исключительно своё учение, а официальную церковь называли не иначе, как растленной. Их священники, так называемые "добрые христиане" или перфекти, блюли строгое воздержание: они не могли лгать, сквернословить, есть мясо и вступать в половые отношения. Католических конкурентов катары обвиняли в злоупотреблении своей клерикальной властью, что для тех в значительной степени было позором, ибо рядом существовала многочисленная группа людей, действительно способная жить в соответствии с заветами Христа и его апостолов, в то время как высшие чины римской церкви купались в роскоши.
В XIII веке ересь расцвела в Европе буйным цветом. Юг Франции оброс катаризмом, да до такой степени, что в 1208 году катарами был убит папский наместник Пьер де Кастельно, проповедовавший в Лангедоке. Для Папы Иннокентия III это стало последней каплей, и против еретиков был развёрнут крестовый поход. Сделал понтифик по большому счёту следующее: потребовал у знати северной Франции отправиться на юг и провести разъяснительную беседу среди знати южной, которая катарам симпатизировала и не преследовала их как положено. Жестокость крестоносцев в том походе стала легендарной. Катарских перфекти, легко распознаваемых по характерной чёрной тунике, вырезали сотнями. Однако те очень скоро адаптировались: прекратили открытую агитацию, стали одеваться неброско и даже перемещались с женщинами, которых выдавали за своих жён. Предъявить им сотоварищи обвинение и казнить было теперь задачей непростой, и вот почему.
Существовавшая на тот момент судебная система обязывала истца выдвинуть свои претензии публично и доказать виновность ответчика. Если доказать не получалось, истца ждало то же наказание, что полагалось бы обвиняемому в случае доказанной вины. Приводило это к тому, что даже те обвинители, чьи заявления были небеспочвенными, отказывались обращаться в суд. Отец Иннокентий, однако, вскоре смекнул, что такой порядок не послужит его интересам в долгосрочной перспективе, и 15 ноября 1215 года собрал церковных лидеров на четвёртый латеранский вселенский собор в Риме. На нём в числе многих прочих нововведений были оглашены доработанные правила преследования еретиков и сбившихся с пути священнослужителей. Фактически 15 ноября можно считать днём рождения средневековой Святой инквизиции в её законченном варианте, хотя первые активные действия по выявлению и наказанию неверных начали проводиться ещё за три десятилетия до того.
Инквизиция определяла саму себя как хирурга на службе церкви, оперирующего человеческий мозг прежде, чем поразившая его зараза распространится дальше. Симптомы болезни рассматривались самые разные - от сомнений в воскрешении Христа до блуда, сильно распространённого в сельской местности. Среди сельчан считалось совершенно естественным, когда не состоящие в браке мужчина и женщина вступают в близость. С точки зрения церкви же ситуация была противоположная: промеж них случился акт ереси. Более того, для обвинения в еретичестве достаточно было просто утверждать вслух (то есть, проповедовать), будто подобное - нормально.
Своей целью инквизиция ставила борьбу с ересью до полного её уничтожения. Что, логичным образом, означало полное искоренение еретиков. За дело с энтузиазмом взялся новый римский Папа Григорий IX, но вскоре обнаружил, что найти хорошего инквизитора являлось задачей нетривиальной. Наиболее многообещающие кандидаты на деле слишком часто проявляли себя как впадающие в крайности бесконтрольные фанатики и психопаты. Один из них, орудовавший в Германии, дабы произвести впечатление на начальство, выдумал секту "Люциферинов", в реальности никогда не существовавшую, но послужившую предлогом для массовых расправ. Не лучше оказался и его коллега с юга Франции, однажды приговоривший и спаливший на костре 183 человека только за один день. Епископы роптали, народ в ужасе бежал куда глаза глядят, и римский Григорий наконец понял, что слепых в вере и тем самым опасных радикалов и экстремистов нужно кем-то заменять. Это стало моментом истины для ордена доминиканцев. Его монахи вполне подходили на роль: теологическое образование отлично сочеталось с привычной для них жизнью паломников, посвященной антиеретическим проповедям. В качестве эксперимента Григорий отправляет четыре десятка доминиканцев во Францию, Германию, Италию и Испанию, о чём официально уведомляет епископов на местах. И он просит у этих епископов не просто гостеприимства. В поисках еретиков инквизиторам была необходима внутренняя информация, которой в изобилии располагали рядовые приходские священники. Они жили в непосредственном контакте с народом, были в курсе всех локальных слухов и сплетен и фактически составляли готовую шпионскую сеть.
Dura lex, sed lex
Монах-инквизитор в сопровождении нотариуса, исполняющего обязанности писца, а также иногда и охранника, прибывал в очередную деревню или город, где поручал местному священнику собрать народ на проповедь. Закончив речь о грехах и опасностях ереси, высокоуполномоченный гость объявлял о вступлении в силу так называемого периода помилования, в течение которого всяк согрешивший имел возможность добровольно, в порядке религиозной дисциплины исповедоваться и, подвергнувшись формальному наказанию, получить милостивое прощение. По истечении периода, когда признаваться в грехах уже было поздно, поскольку покаяние переставало считаться чистосердечным, начиналась фаза сбора свидетельских показаний. Напирая на условие анонимности для осведомителей, инквизитор призывал всех добропорядочных граждан назвать ему подозреваемых в ереси, что многие с радостью и делали - иные из побуждений корысти или мести, но многие вполне искренне. Для возбуждения дела и начала следствия ("инквизиция", собственно, и означает "расследование") необходимы были показания минимум двоих свидетелей. Любопытно, что задержание, в отличие от современной системы дознания, происходило в последнюю очередь, когда все материалы уже были собраны, вина без всякого участия обвиняемого считалась доказанной, и следствие как таковое завершалось. Далее следовал суд, на котором "доказанную" вину предполагалось подтвердить словами самого фигуранта.
Зная о высокой вероятности лжесвидетельств, инквизиторы старались отделять овец от козлищ. Для этого арестованного первым делом просили перечислить всех его врагов. Если среди названных имён попадался свидетель по делу, инквизитор был обязан отринуть показания такового как предвзятые. На этом, впрочем, право на защиту у осуждённого заканчивалось, и наступало психологическое испытание.
Для начала с арестованным проводили индивидуальную беседу с невинными вопросами о жизни и семье. Самим фактом ареста его близкое окружение записывалось в потенциальные пособники и интересовало проводящего собеседование особо, так как оно также вполне могло быть замешано во вредной деятельности. "Поведай добровольно о ереси своей, - обыкновенно говорили арестанту, - ты ведь знаешь, Инквизиция не судит невиновных". Тому же оставалось только догадываться, в чём дело, так как суть обвинений и имена осведомителей любой суд инквизиции хранил в строжайшей тайне, полагая это основой своего престижа.
Поскольку те, кто раскаивался в мнимых или настоящих грехах, не могли воссоединиться с церковью, покуда не назовут имена других предположительных еретиков и не предоставят прочую полезную инквизитору информацию, на первом этапе не все проявляли желание сотрудничать. Ушедшего в "несознанку" еретика оставляли наедине с самим собой в тюремной камере (тюрьмами нередко служили доминиканские монастыри), где в условиях, подчас несовместимых с сохранением физического и душевного здоровья, его могли продержать и неделю, и месяц-другой. После этого инквизитор возвращался с прежними и новыми вопросами. Для получения признания обычно хватало заключения, но, если и этого оказывалось недостаточно, оставалось прибегнуть к последнему средству. Пыткам.
Преступление и наказание
В Средневековье в отсутствии полиграфа пытки являлись абсолютно допустимым и оправданным в глазах общества методом дознания и детектирования лжи, если существовала весомая причина для их применения. Сейчас они являются произволом и беззаконием, тогда же их парадоксальным образом считали способом подтвердить, правду ли говорит обвиняемый. В это качество их возвела не инквизиция, и не она же придумала их использовать. Задолго до её появления к пыткам прибегали в рамках существовавшей гражданской системы правосудия, и именно в гражданских, а не инквизиционных судах и следствиях они были наиболее изощрёнными и шокирующими. Инвентарь, который теперь можно увидеть в тематических музеях по всей Испании, по большей части использовался именно в гражданских судах. Иные бытовые уголовники в попытке уйти от неминуемых мучений начинали всеми доступными способами изображать из себя еретиков, лишь бы только их передали более гуманному в этом отношении суду инквизиции. Условия в тюрьмах которой, кстати, тоже нередко были лучше.
Суд инквизиции применял пытки к трём категориям заключенных: кто не признавался в грехах, кто признавался в еретический убеждениях, но не желал от них отказываться, и кто предположительно знал больше, чем говорил. Инквизиторы выбирали способ дознания, но саму процедуру проводил приглашённый специалист. Весь процесс документировал нотариус, фиксировавший все подробности и возможный факт покаяния - именно благодаря этим скрупулёзным записям до нас дошли детальные описания применявшихся пыток и выдвигаемых обвинений. Если следовало признание, пытка сразу прекращалась. Испытуемому давали время прийти в себя, после чего повторяли вопрос. Таким образом выяснялось, искренен ли он, или же слова раскаяния вырвались в минуту невыносимой физической боли в стремлении её прекратить.
Наказание или епитимья для признавших своё преступление были разнообразными - от публичной порки до тюремного заключения и принудительных работ. Приговорённым предписывалось носить в общественных местах одежду с отличительными знаками, чаще всего это была характерная белая накидка с косым жёлтым крестом на груди и спине. На смерть в действительности отправляли немногих (относительно общего числа осужденных) - только тех, кто чрезмерно упорствовал, а также уже прощённых однажды еретиков-рецидивистов. Рецидивистов казнили сразу и без повторных душеспасительных бесед. Каноническое право, тем не менее, запрещало духовенству принимать участие в кровопролитиях любого рода, а тем паче убийствах, и потому после вынесения приговора суд инквизиции передавал приговорённого гражданским властям. В акте передачи ответственное духовное лицо проливало положенную формальностями крокодилью слезу, выражая надежду, что власти проявят снисхождение к заблудшей душе. Но истинным желанием обеих делопроизводственных сторон, разумеется, была скорейшая смерть врага общества на костре.
Сожжение на костре - один из самых страшных видов казни, когда-либо изобретённых человеком. Агония жертвы могла длиться часами. Если казнимый раскаивался перед самой смертью, или же его родственники собирали некоторую сумму денег, палач душил его гарротой и сжигал уже бесчувственное тело, либо использовал подмокшие дрова, обильно чадящие едким дымом. В обоих случаях жертва погибала от удушья, а не от болевого шока, что считалось проявлением милосердия. От приговора инквизиции еретика не спасала ни естественная смерть в застенках, ни побег из тюрьмы или до ареста. Человека могли признавать еретиком и посмертно, и тогда его могила разорялась, а останки сжигались. Покойному, конечно, было уже всё равно, но для его семьи всё только начиналось. В первую очередь светские власти могли конфисковать её имущество, независимо от добропорядочности в вере. В случае еретиков, пустившихся в бега, вместо них сжигали чучело, жены их официально объявлялись вдовами, а дети - сиротами. И, разумеется, они также лишались всего нажитого непосильным трудом.
Испанская инквизиция: новая, улучшенная формула
Ситуация евреев в средневековой Европе была безрадостной. Изгоняемые то одной, то другой нацией начиная с IV века, многие из них нашли прибежище в Испании, где длительное время относительно безболезненно уживались с мусульманами и христианами. Однако в XIV веке экономические и социальные неурядицы пробудили в народе прежние предрассудки, и закончилось всё более чем печально. В 1391 году волна еврейских погромов, начавшаяся в Севилье стараниями проповедника-антисемита Феррана Мартинеса, прокатилась по всему полуострову до Барселоны и положила начало массовому обращению испанских иудеев в христианство. Редок тот случай в истории, когда в настолько короткий промежуток времени такое число евреев приняло другую веру, не исключая даже раввинов.
Благодаря традиционному стремлению к образованию и профессиональному росту эти новые христиане преуспевали в жизни значительно чаще "местных". Как иудеям им было бы запрещено заниматься определёнными видами деятельности и вступать в управляющие должности, но, как христиане ограничений они уже не имели. Появились обращённые епископы, управленцы, богатые купцы… Бывшие иудеи начали занимать важнейшие посты христианского общества. В частности, главный раввин Бургоса, урождённый Соломон ха-Леви, принявший после крещения имя Пабло де Санта Мария, стал, ни много, ни мало, советником короля Энрике III и епископом Бургоса и Картахены. Подобные успехи бывших людей второго сорта, ныне создающих конкуренцию на всех фронтах, вызывали протесты и ревность "старых" христиан. Основным поводом для обвинений стали подозрения в неискренности и тайном исповедовании иудейской веры под личиной правоверного христианина. В самом деле: этот был их раввином, а теперь он наш епископ, как же так? Отчасти подозрения имели под собой почву, так как отдельные обращённые, называя себя христианами, сохранили привычки и традиции, унаследованные от своего старшего поколения. Привычки эти были не столько религиозными, сколько чисто бытовыми, поэтому практиковавшие их не видели в этом ничего предосудительного - например, в обычае выделять субботу среди прочих дней недели. Но для "новых христиан" любое подозрение в рецидиве иудаизма автоматически ставило их вне закона. Если соседи замечали, что кто-то в неподобающий день зажигает свечи, развешивает постиранную одежду, готовит мясо, соблюдает кошерные правила в гигиене и еде, читает книгу небольшого формата, напоминающую иудейский молитвенник, это могло стать отправной точкой преследования. Сохранившаяся до сих пор испанская традиция раскладывать и развешивать на видном месте свинину в харчевнях, изначально призванная продемонстрировать всем, что хозяин её готовит и ест - наследие как раз тех времён.
Со вступлением в брак Католических королей Фердинанда и Изабеллы образовался союз двух самых могущественных испанских королевств. Советники Изабеллы из всё того же ордена доминиканцев в период пребывания её в Севилье довольно скоро убедили королеву в наличии в городе группы практикующих иудаизм новых христиан и в том, какую смертельную опасность несёт подобная практика испанскому католицизму. Извещённый об этом Фердинанд, в свою очередь, будучи человеком умным и хитрым, быстро сообразил, какую пользу и ему самому, и его Испании мог бы принести союз с церковью в борьбе против внутренней угрозы. До сих пор нет единого мнения, чем он руководствовался, вознамерившись с новой силой крутануть колесо инквизиции. Возможно, им владело характерное для могущественных правителей стремление сплотить народы в рамках единой идеологии. А могло случиться и так, что он замышлял пополнить казну драгметаллами из сундуков зажиточных еврейских семей.
Первым шагом Фердинанда стало выражение своей озабоченности еврейской проблемой главе римской католической церкви. По его словам, евреи всячески соблазняли христиан переметнуться в иудаизм, причиняя огромный ущерб державе и вере. Под давлением короля 1 ноября 1478 года Папа Сикст IV издал буллу, которой восстанавливал инквизицию в Испании (точнее, в Кастилии) с целью пресечения еретического развращения, проистекающего от неискренне обращённых евреев. Эта новая инквизиция была уникальной в своём роде и значительно отличалась от аналогичных церковных судебно-следственных структур, существовавших до сих пор в разные времена в прочих европейских странах. Её нормативами предусматривалось, что не понтифик, а сам король Фердинанд контролировал все аспекты деятельности нового организма. Высший трибунал инквизиции, Супрема, состоял из 6 или 7 человек, назначаемых королём. Лишь один его член, главный инквизитор, официально утверждался из Рима, но и его кандидатура прежде должна была быть предложена Фердинандом. Таким образом, светские власти напрямую управляли институтом инквизиции, что было немыслимо для его средневековой модели.
6 февраля 1481 года было проведено первое аутодафе (от "auto de fe" - акт веры) - само собой, в Севилье. В этом акте, впоследствии ставшим символом испанской инквизиции, добрая сотня обращённых евреев была обвинена в тайной приверженности иудейской вере. Шестерых сожгли на костре, к остальным применили иные меры наказания. Любой аутодафе по сути представлял собой церемонию, масштабный эффектный спектакль на публику. Идея состояла в унижении преступников и во внушении собравшимся зрительским массам, каким может быть наказание за ересь, и где проходят границы того, что мирянин может делать, о чём говорить и думать. Для поучительной проповеди, сопровождавшей аутодафе, подключали лучших, наиболее красноречивых и громогласных ораторов, выступление которых могло продолжаться и час, и два. Осужденных раздевали, обривали им головы. Мужчинам сбривали бороды, что для них являлось особым позором. На самом крупном из описанных в испанских хрониках аутодафе на одном громадном костре было казнено 109 человек, что было большой жестокостью даже для средневековых представлений.
О Торквемаде
Если считать Фердинанда и Изабеллу архитекторами испанской инквизиции, их подрядчиком, без сомнения, стал Томас де Торквемада, первый великий инквизитор Испании и исповедник самой королевы. Начиная с 1490 года, он вдумчиво составлял правила и наставления своим подчинённым, дошедшие на бумаге до наших дней и содержащие детальное описание того, что должны и чего не должны были делать инквизиторы. В значительной степени благодаря Торквемаде испанская инквизиция превратилась в контролируемый бюрократический механизм. Торквемада возглавлял её в самый кровавый период, без стеснения пользуясь своим значительным влиянием на Корону. Описывали его по-разному: от сумасшедшего гипнотизёра до сексуально озабоченного монаха, но в действительности историки мало что знают о нём наверняка. Известно, что он был типичный теолог-фанатик и антисемит, крайне враждебно относившийся к обращённым иудеям (при том, что его не менее высокопоставленный родной дядя происходил из еврейской семьи и, естественно, в своё время переменил веру). С другой стороны, он неизменно настаивал на корректной инквизиторской процедуре, что, впрочем, не помешало за два десятка лет его правления спалить заживо тысячи человек.
إن شاء الله - ислам исповедовавших об слова два
Примечательно, что повышенное внимание со стороны инквизиции к обращённым в христианство не распространялось на другую многочисленную народность, мавров. Официально все находившиеся на территории Испании мавры в первой четверти XVI века приняли крещение, но многие из них, как и иудеи, сохраняли унаследованные от прежнего вероисповедания привычки и обычаи. Тем не менее, инквизиторы на них фактически смотрели сквозь пальцы, и на то были объективные причины. В недавно отвоёванном Гранадском эмирате, где концентрация бывших мусульман была максимальной, сохранялась существенная опасность восстаний и беспорядков, что было особенно нежелательно на фоне успехов Османской империи в водах Средиземноморья. В свою очередь, в Арагонском и Валенсийском королевствах, двух других местах компактного проживания морисков, их коллектив находился в подчинении у местной знати, и гневить благородных донов, наступая массовыми репрессиями на пятки их экономических интересов, также было нежелательно.
О пытках и мифах о них
На протяжении всего своего существования испанская инквизиция бросала в застенки невиновных, отбирала имущество, разрушала семьи и убивала сотнями, это сомнению не подлежит. Однако, согласно современным историкам, она довольно редко использовала пытки - как раз то, что усилиями пропаганды недоброжелателей испанского государства создало ей печальную мировую известность как самой чудовищной и жестокой тайной полиции всех времён и народов. Накал антииспанской клеветнической кампании, так называемой "чёрной легенды", активно поддерживаемой в том числе иностранными протестантами (то есть, тоже еретиками), достиг апогея с изобретением печатного станка. В издаваемых в Европе книгах испанскую инквизицию изображали в максимально неприглядном свете. Так, протестантский священник Джон Фокс посвятил ей целую главу в своём труде "Книга Мучеников", где описывает 50 видов пыток, якобы применяемых католической церковью. В действительности же доступные испанским инквизиторам способы пытки строго регламентировались, и основных их было ровно три.
"Гарруча". Усовершенствованная средневековая дыба и самый распространённый метод. Испытуемому обездвиживали ноги и связывали руки за спиной, после чего медленно поднимали за запястья к блоку на потолке, иногда также привязав к ногам дополнительный груз. Подержав некоторое время наверху, жертву сбрасывали вниз и резко останавливали свободное падение над самым полом. Под действием инерции тела и груза кости рук вылетали из локтевых и плечевых суставов.
"Потро". Также разновидность дыбы. Тело привязывали верёвками к станине, протягивая их так, чтобы причинять боль в наиболее уязвимых местах, и затягивали эти верёвки, заставляя их впиваться в тело. Недостаток заключался в невозможности применять этот метод продолжительное время, так как верёвки начинали вгрызаться в мышцы и ткани, а проливать кровь испытуемых, по правилам, было запрещено. Если происходило кровопускание, пытку обязаны были прекратить.
"Ла Тока" или пытка водой. Испытуемого помещали горизонтально таким образом, чтобы его ноги находились выше головы. Через рот, зафиксированный в открытом положении, в гортань помещался конец длинного куска ткани. Далее в рот заливалась вода, ткань намокала и благодаря непроизвольному глотательному рефлексу начинала продвигаться вглубь по пищеводу, одновременно создавая у жертвы ощущение захлёбывания. Когда она достигала желудка, её вытаскивали обратно и при необходимости повторяли процедуру.
Хеппи энд (?)
XVII и XVIII века стали периодом упадка для инквизиций во всей Европе. В Испании наряду с преследованием иноверцев инквизиция сконцентрировалась на недопустимом поведении, таком, как прелюбодеяние, двоежёнство и двоемужие (при невозможности развестись оба последних получили широкое распространение), проявление гомосексуальности и зоофилии. Аутодафе продолжали спорадически проводиться и в 18 веке, но престиж инквизиции стремительно падал. В глазах испанцев, включая испанских правителей, она превратилась в старый и ржавый карательный механизм, не соответствующий духу эпохи Просвещения. Добил её в 1808 году завоевавший Испанию Наполеон, при котором она оказалась полностью запрещена. И, хотя после его изгнания испанская инквизиция на короткое время восстанавливалась в правах, прежнего могущества у неё уже не предвиделось. Окончательную точку в её истории поставила 15 июля 1834 года регентша при несовершеннолетней тогда Изабелле II, королева Мария Кристина, подписав соответствующий указ.
Инквизиция просуществовала в Европе на протяжении шести с половиной столетий, однако было бы ошибкой рассматривать её как некий изолированный историко-территориальный казус. На протяжении всей истории Человечества она в том или ином виде имела место в любой стране и в любой части света. Когда организованное общество, будь то империя XII века или государство образца XXI-го, встречается с внутренней угрозой, наиболее вероятная ответная реакция - насилие против "еретиков", нередко не регулируемое законом. Эта реакция так же стара, как сама цивилизация, и, без сомнения, не исчезнет в будущем.
К началу XII века значительную часть современной Европы занимал хрупкий альянс, известный как Священная Римская империя. После крещения императора Константина её единственно правильной верой окончательно стала христианская религия, ранее более походившая на сектантское учение. Как принято в построенном на идеологии обществе, единая вера служила сплачивающей силой и залогом национального самосознания. С этой поры "диссиденты", ставящие её под сомнение и пропагандирующие иные ценности, из разряда отлучаемых от церкви безбожников перешли в категорию врагов государства, разрушающих общественный строй. Церковь заклеймила их грешниками и еретиками. Ошибаться в отношении церковных догм само по себе ещё не превращало в еретика, так как христианство переживало тогда сложный период становления, и разнообразных догм существовало множество. В еретика превращал прямой конфликт с церковной властью, когда она сообщала, что ты ошибаешься, но ты продолжал упорствовать в своих убеждениях.
Слово "ересь" происходит от греческого "айресис", что буквально означает "выбор". Однако со временем оно приобрело куда более угрожающее значение. Ересь в глазах церкви переросла в смертельную опасность для общества и человека, в предательство Бога, что значительно хуже предательства даже самого короля. Как писал Папа Иннокентий III, "согласно гражданскому праву, обвиняемые в предательстве приговаривались к смертной казни, а их имущество конфисковалось. Какая ещё причина нужна для того, чтобы оскорбляющие Иисуса, сына господня, были выдворены из христианского общества и лишены имущества?" Ересь не только могла посеять смуту. Страх перед ней в обществе тех времён можно сравнить с современным страхом перед неизлечимой и очень заразной болезнью, с той лишь разницей, что уничтожает она не тело, а гораздо более ценное, душу.
Public enemy detected
Несмотря на суровый настрой духовенства, группы вольнодумцев продолжали множиться. Среди них выделялись вальденсы - нищие как церковные мыши проповедники, странствующие по югу Франции и северу Италии. Церковь настаивала на том, что любой желающий проповедовать должен был прежде получить благословение местного епископа, но на вальденсов попытки установить подобные правила не производили никакого впечатления, вследствие чего папской буллой они официально были причислены к еретикам и преданы анафеме. Тем не менее, даже они в глазах римской курии были сущими ангелами по сравнению со своими наиболее радикальными коллегами - катарами. Эти, в свою очередь, считали единственно верным исключительно своё учение, а официальную церковь называли не иначе, как растленной. Их священники, так называемые "добрые христиане" или перфекти, блюли строгое воздержание: они не могли лгать, сквернословить, есть мясо и вступать в половые отношения. Католических конкурентов катары обвиняли в злоупотреблении своей клерикальной властью, что для тех в значительной степени было позором, ибо рядом существовала многочисленная группа людей, действительно способная жить в соответствии с заветами Христа и его апостолов, в то время как высшие чины римской церкви купались в роскоши.
В XIII веке ересь расцвела в Европе буйным цветом. Юг Франции оброс катаризмом, да до такой степени, что в 1208 году катарами был убит папский наместник Пьер де Кастельно, проповедовавший в Лангедоке. Для Папы Иннокентия III это стало последней каплей, и против еретиков был развёрнут крестовый поход. Сделал понтифик по большому счёту следующее: потребовал у знати северной Франции отправиться на юг и провести разъяснительную беседу среди знати южной, которая катарам симпатизировала и не преследовала их как положено. Жестокость крестоносцев в том походе стала легендарной. Катарских перфекти, легко распознаваемых по характерной чёрной тунике, вырезали сотнями. Однако те очень скоро адаптировались: прекратили открытую агитацию, стали одеваться неброско и даже перемещались с женщинами, которых выдавали за своих жён. Предъявить им сотоварищи обвинение и казнить было теперь задачей непростой, и вот почему.
Существовавшая на тот момент судебная система обязывала истца выдвинуть свои претензии публично и доказать виновность ответчика. Если доказать не получалось, истца ждало то же наказание, что полагалось бы обвиняемому в случае доказанной вины. Приводило это к тому, что даже те обвинители, чьи заявления были небеспочвенными, отказывались обращаться в суд. Отец Иннокентий, однако, вскоре смекнул, что такой порядок не послужит его интересам в долгосрочной перспективе, и 15 ноября 1215 года собрал церковных лидеров на четвёртый латеранский вселенский собор в Риме. На нём в числе многих прочих нововведений были оглашены доработанные правила преследования еретиков и сбившихся с пути священнослужителей. Фактически 15 ноября можно считать днём рождения средневековой Святой инквизиции в её законченном варианте, хотя первые активные действия по выявлению и наказанию неверных начали проводиться ещё за три десятилетия до того.
Инквизиция определяла саму себя как хирурга на службе церкви, оперирующего человеческий мозг прежде, чем поразившая его зараза распространится дальше. Симптомы болезни рассматривались самые разные - от сомнений в воскрешении Христа до блуда, сильно распространённого в сельской местности. Среди сельчан считалось совершенно естественным, когда не состоящие в браке мужчина и женщина вступают в близость. С точки зрения церкви же ситуация была противоположная: промеж них случился акт ереси. Более того, для обвинения в еретичестве достаточно было просто утверждать вслух (то есть, проповедовать), будто подобное - нормально.
Своей целью инквизиция ставила борьбу с ересью до полного её уничтожения. Что, логичным образом, означало полное искоренение еретиков. За дело с энтузиазмом взялся новый римский Папа Григорий IX, но вскоре обнаружил, что найти хорошего инквизитора являлось задачей нетривиальной. Наиболее многообещающие кандидаты на деле слишком часто проявляли себя как впадающие в крайности бесконтрольные фанатики и психопаты. Один из них, орудовавший в Германии, дабы произвести впечатление на начальство, выдумал секту "Люциферинов", в реальности никогда не существовавшую, но послужившую предлогом для массовых расправ. Не лучше оказался и его коллега с юга Франции, однажды приговоривший и спаливший на костре 183 человека только за один день. Епископы роптали, народ в ужасе бежал куда глаза глядят, и римский Григорий наконец понял, что слепых в вере и тем самым опасных радикалов и экстремистов нужно кем-то заменять. Это стало моментом истины для ордена доминиканцев. Его монахи вполне подходили на роль: теологическое образование отлично сочеталось с привычной для них жизнью паломников, посвященной антиеретическим проповедям. В качестве эксперимента Григорий отправляет четыре десятка доминиканцев во Францию, Германию, Италию и Испанию, о чём официально уведомляет епископов на местах. И он просит у этих епископов не просто гостеприимства. В поисках еретиков инквизиторам была необходима внутренняя информация, которой в изобилии располагали рядовые приходские священники. Они жили в непосредственном контакте с народом, были в курсе всех локальных слухов и сплетен и фактически составляли готовую шпионскую сеть.
Dura lex, sed lex
Монах-инквизитор в сопровождении нотариуса, исполняющего обязанности писца, а также иногда и охранника, прибывал в очередную деревню или город, где поручал местному священнику собрать народ на проповедь. Закончив речь о грехах и опасностях ереси, высокоуполномоченный гость объявлял о вступлении в силу так называемого периода помилования, в течение которого всяк согрешивший имел возможность добровольно, в порядке религиозной дисциплины исповедоваться и, подвергнувшись формальному наказанию, получить милостивое прощение. По истечении периода, когда признаваться в грехах уже было поздно, поскольку покаяние переставало считаться чистосердечным, начиналась фаза сбора свидетельских показаний. Напирая на условие анонимности для осведомителей, инквизитор призывал всех добропорядочных граждан назвать ему подозреваемых в ереси, что многие с радостью и делали - иные из побуждений корысти или мести, но многие вполне искренне. Для возбуждения дела и начала следствия ("инквизиция", собственно, и означает "расследование") необходимы были показания минимум двоих свидетелей. Любопытно, что задержание, в отличие от современной системы дознания, происходило в последнюю очередь, когда все материалы уже были собраны, вина без всякого участия обвиняемого считалась доказанной, и следствие как таковое завершалось. Далее следовал суд, на котором "доказанную" вину предполагалось подтвердить словами самого фигуранта.
Зная о высокой вероятности лжесвидетельств, инквизиторы старались отделять овец от козлищ. Для этого арестованного первым делом просили перечислить всех его врагов. Если среди названных имён попадался свидетель по делу, инквизитор был обязан отринуть показания такового как предвзятые. На этом, впрочем, право на защиту у осуждённого заканчивалось, и наступало психологическое испытание.
Для начала с арестованным проводили индивидуальную беседу с невинными вопросами о жизни и семье. Самим фактом ареста его близкое окружение записывалось в потенциальные пособники и интересовало проводящего собеседование особо, так как оно также вполне могло быть замешано во вредной деятельности. "Поведай добровольно о ереси своей, - обыкновенно говорили арестанту, - ты ведь знаешь, Инквизиция не судит невиновных". Тому же оставалось только догадываться, в чём дело, так как суть обвинений и имена осведомителей любой суд инквизиции хранил в строжайшей тайне, полагая это основой своего престижа.
Поскольку те, кто раскаивался в мнимых или настоящих грехах, не могли воссоединиться с церковью, покуда не назовут имена других предположительных еретиков и не предоставят прочую полезную инквизитору информацию, на первом этапе не все проявляли желание сотрудничать. Ушедшего в "несознанку" еретика оставляли наедине с самим собой в тюремной камере (тюрьмами нередко служили доминиканские монастыри), где в условиях, подчас несовместимых с сохранением физического и душевного здоровья, его могли продержать и неделю, и месяц-другой. После этого инквизитор возвращался с прежними и новыми вопросами. Для получения признания обычно хватало заключения, но, если и этого оказывалось недостаточно, оставалось прибегнуть к последнему средству. Пыткам.
Преступление и наказание
В Средневековье в отсутствии полиграфа пытки являлись абсолютно допустимым и оправданным в глазах общества методом дознания и детектирования лжи, если существовала весомая причина для их применения. Сейчас они являются произволом и беззаконием, тогда же их парадоксальным образом считали способом подтвердить, правду ли говорит обвиняемый. В это качество их возвела не инквизиция, и не она же придумала их использовать. Задолго до её появления к пыткам прибегали в рамках существовавшей гражданской системы правосудия, и именно в гражданских, а не инквизиционных судах и следствиях они были наиболее изощрёнными и шокирующими. Инвентарь, который теперь можно увидеть в тематических музеях по всей Испании, по большей части использовался именно в гражданских судах. Иные бытовые уголовники в попытке уйти от неминуемых мучений начинали всеми доступными способами изображать из себя еретиков, лишь бы только их передали более гуманному в этом отношении суду инквизиции. Условия в тюрьмах которой, кстати, тоже нередко были лучше.
Суд инквизиции применял пытки к трём категориям заключенных: кто не признавался в грехах, кто признавался в еретический убеждениях, но не желал от них отказываться, и кто предположительно знал больше, чем говорил. Инквизиторы выбирали способ дознания, но саму процедуру проводил приглашённый специалист. Весь процесс документировал нотариус, фиксировавший все подробности и возможный факт покаяния - именно благодаря этим скрупулёзным записям до нас дошли детальные описания применявшихся пыток и выдвигаемых обвинений. Если следовало признание, пытка сразу прекращалась. Испытуемому давали время прийти в себя, после чего повторяли вопрос. Таким образом выяснялось, искренен ли он, или же слова раскаяния вырвались в минуту невыносимой физической боли в стремлении её прекратить.
Наказание или епитимья для признавших своё преступление были разнообразными - от публичной порки до тюремного заключения и принудительных работ. Приговорённым предписывалось носить в общественных местах одежду с отличительными знаками, чаще всего это была характерная белая накидка с косым жёлтым крестом на груди и спине. На смерть в действительности отправляли немногих (относительно общего числа осужденных) - только тех, кто чрезмерно упорствовал, а также уже прощённых однажды еретиков-рецидивистов. Рецидивистов казнили сразу и без повторных душеспасительных бесед. Каноническое право, тем не менее, запрещало духовенству принимать участие в кровопролитиях любого рода, а тем паче убийствах, и потому после вынесения приговора суд инквизиции передавал приговорённого гражданским властям. В акте передачи ответственное духовное лицо проливало положенную формальностями крокодилью слезу, выражая надежду, что власти проявят снисхождение к заблудшей душе. Но истинным желанием обеих делопроизводственных сторон, разумеется, была скорейшая смерть врага общества на костре.
Сожжение на костре - один из самых страшных видов казни, когда-либо изобретённых человеком. Агония жертвы могла длиться часами. Если казнимый раскаивался перед самой смертью, или же его родственники собирали некоторую сумму денег, палач душил его гарротой и сжигал уже бесчувственное тело, либо использовал подмокшие дрова, обильно чадящие едким дымом. В обоих случаях жертва погибала от удушья, а не от болевого шока, что считалось проявлением милосердия. От приговора инквизиции еретика не спасала ни естественная смерть в застенках, ни побег из тюрьмы или до ареста. Человека могли признавать еретиком и посмертно, и тогда его могила разорялась, а останки сжигались. Покойному, конечно, было уже всё равно, но для его семьи всё только начиналось. В первую очередь светские власти могли конфисковать её имущество, независимо от добропорядочности в вере. В случае еретиков, пустившихся в бега, вместо них сжигали чучело, жены их официально объявлялись вдовами, а дети - сиротами. И, разумеется, они также лишались всего нажитого непосильным трудом.
Испанская инквизиция: новая, улучшенная формула
Ситуация евреев в средневековой Европе была безрадостной. Изгоняемые то одной, то другой нацией начиная с IV века, многие из них нашли прибежище в Испании, где длительное время относительно безболезненно уживались с мусульманами и христианами. Однако в XIV веке экономические и социальные неурядицы пробудили в народе прежние предрассудки, и закончилось всё более чем печально. В 1391 году волна еврейских погромов, начавшаяся в Севилье стараниями проповедника-антисемита Феррана Мартинеса, прокатилась по всему полуострову до Барселоны и положила начало массовому обращению испанских иудеев в христианство. Редок тот случай в истории, когда в настолько короткий промежуток времени такое число евреев приняло другую веру, не исключая даже раввинов.
Благодаря традиционному стремлению к образованию и профессиональному росту эти новые христиане преуспевали в жизни значительно чаще "местных". Как иудеям им было бы запрещено заниматься определёнными видами деятельности и вступать в управляющие должности, но, как христиане ограничений они уже не имели. Появились обращённые епископы, управленцы, богатые купцы… Бывшие иудеи начали занимать важнейшие посты христианского общества. В частности, главный раввин Бургоса, урождённый Соломон ха-Леви, принявший после крещения имя Пабло де Санта Мария, стал, ни много, ни мало, советником короля Энрике III и епископом Бургоса и Картахены. Подобные успехи бывших людей второго сорта, ныне создающих конкуренцию на всех фронтах, вызывали протесты и ревность "старых" христиан. Основным поводом для обвинений стали подозрения в неискренности и тайном исповедовании иудейской веры под личиной правоверного христианина. В самом деле: этот был их раввином, а теперь он наш епископ, как же так? Отчасти подозрения имели под собой почву, так как отдельные обращённые, называя себя христианами, сохранили привычки и традиции, унаследованные от своего старшего поколения. Привычки эти были не столько религиозными, сколько чисто бытовыми, поэтому практиковавшие их не видели в этом ничего предосудительного - например, в обычае выделять субботу среди прочих дней недели. Но для "новых христиан" любое подозрение в рецидиве иудаизма автоматически ставило их вне закона. Если соседи замечали, что кто-то в неподобающий день зажигает свечи, развешивает постиранную одежду, готовит мясо, соблюдает кошерные правила в гигиене и еде, читает книгу небольшого формата, напоминающую иудейский молитвенник, это могло стать отправной точкой преследования. Сохранившаяся до сих пор испанская традиция раскладывать и развешивать на видном месте свинину в харчевнях, изначально призванная продемонстрировать всем, что хозяин её готовит и ест - наследие как раз тех времён.
Со вступлением в брак Католических королей Фердинанда и Изабеллы образовался союз двух самых могущественных испанских королевств. Советники Изабеллы из всё того же ордена доминиканцев в период пребывания её в Севилье довольно скоро убедили королеву в наличии в городе группы практикующих иудаизм новых христиан и в том, какую смертельную опасность несёт подобная практика испанскому католицизму. Извещённый об этом Фердинанд, в свою очередь, будучи человеком умным и хитрым, быстро сообразил, какую пользу и ему самому, и его Испании мог бы принести союз с церковью в борьбе против внутренней угрозы. До сих пор нет единого мнения, чем он руководствовался, вознамерившись с новой силой крутануть колесо инквизиции. Возможно, им владело характерное для могущественных правителей стремление сплотить народы в рамках единой идеологии. А могло случиться и так, что он замышлял пополнить казну драгметаллами из сундуков зажиточных еврейских семей.
Первым шагом Фердинанда стало выражение своей озабоченности еврейской проблемой главе римской католической церкви. По его словам, евреи всячески соблазняли христиан переметнуться в иудаизм, причиняя огромный ущерб державе и вере. Под давлением короля 1 ноября 1478 года Папа Сикст IV издал буллу, которой восстанавливал инквизицию в Испании (точнее, в Кастилии) с целью пресечения еретического развращения, проистекающего от неискренне обращённых евреев. Эта новая инквизиция была уникальной в своём роде и значительно отличалась от аналогичных церковных судебно-следственных структур, существовавших до сих пор в разные времена в прочих европейских странах. Её нормативами предусматривалось, что не понтифик, а сам король Фердинанд контролировал все аспекты деятельности нового организма. Высший трибунал инквизиции, Супрема, состоял из 6 или 7 человек, назначаемых королём. Лишь один его член, главный инквизитор, официально утверждался из Рима, но и его кандидатура прежде должна была быть предложена Фердинандом. Таким образом, светские власти напрямую управляли институтом инквизиции, что было немыслимо для его средневековой модели.
6 февраля 1481 года было проведено первое аутодафе (от "auto de fe" - акт веры) - само собой, в Севилье. В этом акте, впоследствии ставшим символом испанской инквизиции, добрая сотня обращённых евреев была обвинена в тайной приверженности иудейской вере. Шестерых сожгли на костре, к остальным применили иные меры наказания. Любой аутодафе по сути представлял собой церемонию, масштабный эффектный спектакль на публику. Идея состояла в унижении преступников и во внушении собравшимся зрительским массам, каким может быть наказание за ересь, и где проходят границы того, что мирянин может делать, о чём говорить и думать. Для поучительной проповеди, сопровождавшей аутодафе, подключали лучших, наиболее красноречивых и громогласных ораторов, выступление которых могло продолжаться и час, и два. Осужденных раздевали, обривали им головы. Мужчинам сбривали бороды, что для них являлось особым позором. На самом крупном из описанных в испанских хрониках аутодафе на одном громадном костре было казнено 109 человек, что было большой жестокостью даже для средневековых представлений.
О Торквемаде
Если считать Фердинанда и Изабеллу архитекторами испанской инквизиции, их подрядчиком, без сомнения, стал Томас де Торквемада, первый великий инквизитор Испании и исповедник самой королевы. Начиная с 1490 года, он вдумчиво составлял правила и наставления своим подчинённым, дошедшие на бумаге до наших дней и содержащие детальное описание того, что должны и чего не должны были делать инквизиторы. В значительной степени благодаря Торквемаде испанская инквизиция превратилась в контролируемый бюрократический механизм. Торквемада возглавлял её в самый кровавый период, без стеснения пользуясь своим значительным влиянием на Корону. Описывали его по-разному: от сумасшедшего гипнотизёра до сексуально озабоченного монаха, но в действительности историки мало что знают о нём наверняка. Известно, что он был типичный теолог-фанатик и антисемит, крайне враждебно относившийся к обращённым иудеям (при том, что его не менее высокопоставленный родной дядя происходил из еврейской семьи и, естественно, в своё время переменил веру). С другой стороны, он неизменно настаивал на корректной инквизиторской процедуре, что, впрочем, не помешало за два десятка лет его правления спалить заживо тысячи человек.
إن شاء الله - ислам исповедовавших об слова два
Примечательно, что повышенное внимание со стороны инквизиции к обращённым в христианство не распространялось на другую многочисленную народность, мавров. Официально все находившиеся на территории Испании мавры в первой четверти XVI века приняли крещение, но многие из них, как и иудеи, сохраняли унаследованные от прежнего вероисповедания привычки и обычаи. Тем не менее, инквизиторы на них фактически смотрели сквозь пальцы, и на то были объективные причины. В недавно отвоёванном Гранадском эмирате, где концентрация бывших мусульман была максимальной, сохранялась существенная опасность восстаний и беспорядков, что было особенно нежелательно на фоне успехов Османской империи в водах Средиземноморья. В свою очередь, в Арагонском и Валенсийском королевствах, двух других местах компактного проживания морисков, их коллектив находился в подчинении у местной знати, и гневить благородных донов, наступая массовыми репрессиями на пятки их экономических интересов, также было нежелательно.
О пытках и мифах о них
На протяжении всего своего существования испанская инквизиция бросала в застенки невиновных, отбирала имущество, разрушала семьи и убивала сотнями, это сомнению не подлежит. Однако, согласно современным историкам, она довольно редко использовала пытки - как раз то, что усилиями пропаганды недоброжелателей испанского государства создало ей печальную мировую известность как самой чудовищной и жестокой тайной полиции всех времён и народов. Накал антииспанской клеветнической кампании, так называемой "чёрной легенды", активно поддерживаемой в том числе иностранными протестантами (то есть, тоже еретиками), достиг апогея с изобретением печатного станка. В издаваемых в Европе книгах испанскую инквизицию изображали в максимально неприглядном свете. Так, протестантский священник Джон Фокс посвятил ей целую главу в своём труде "Книга Мучеников", где описывает 50 видов пыток, якобы применяемых католической церковью. В действительности же доступные испанским инквизиторам способы пытки строго регламентировались, и основных их было ровно три.
"Гарруча". Усовершенствованная средневековая дыба и самый распространённый метод. Испытуемому обездвиживали ноги и связывали руки за спиной, после чего медленно поднимали за запястья к блоку на потолке, иногда также привязав к ногам дополнительный груз. Подержав некоторое время наверху, жертву сбрасывали вниз и резко останавливали свободное падение над самым полом. Под действием инерции тела и груза кости рук вылетали из локтевых и плечевых суставов.
"Потро". Также разновидность дыбы. Тело привязывали верёвками к станине, протягивая их так, чтобы причинять боль в наиболее уязвимых местах, и затягивали эти верёвки, заставляя их впиваться в тело. Недостаток заключался в невозможности применять этот метод продолжительное время, так как верёвки начинали вгрызаться в мышцы и ткани, а проливать кровь испытуемых, по правилам, было запрещено. Если происходило кровопускание, пытку обязаны были прекратить.
"Ла Тока" или пытка водой. Испытуемого помещали горизонтально таким образом, чтобы его ноги находились выше головы. Через рот, зафиксированный в открытом положении, в гортань помещался конец длинного куска ткани. Далее в рот заливалась вода, ткань намокала и благодаря непроизвольному глотательному рефлексу начинала продвигаться вглубь по пищеводу, одновременно создавая у жертвы ощущение захлёбывания. Когда она достигала желудка, её вытаскивали обратно и при необходимости повторяли процедуру.
Хеппи энд (?)
XVII и XVIII века стали периодом упадка для инквизиций во всей Европе. В Испании наряду с преследованием иноверцев инквизиция сконцентрировалась на недопустимом поведении, таком, как прелюбодеяние, двоежёнство и двоемужие (при невозможности развестись оба последних получили широкое распространение), проявление гомосексуальности и зоофилии. Аутодафе продолжали спорадически проводиться и в 18 веке, но престиж инквизиции стремительно падал. В глазах испанцев, включая испанских правителей, она превратилась в старый и ржавый карательный механизм, не соответствующий духу эпохи Просвещения. Добил её в 1808 году завоевавший Испанию Наполеон, при котором она оказалась полностью запрещена. И, хотя после его изгнания испанская инквизиция на короткое время восстанавливалась в правах, прежнего могущества у неё уже не предвиделось. Окончательную точку в её истории поставила 15 июля 1834 года регентша при несовершеннолетней тогда Изабелле II, королева Мария Кристина, подписав соответствующий указ.
Инквизиция просуществовала в Европе на протяжении шести с половиной столетий, однако было бы ошибкой рассматривать её как некий изолированный историко-территориальный казус. На протяжении всей истории Человечества она в том или ином виде имела место в любой стране и в любой части света. Когда организованное общество, будь то империя XII века или государство образца XXI-го, встречается с внутренней угрозой, наиболее вероятная ответная реакция - насилие против "еретиков", нередко не регулируемое законом. Эта реакция так же стара, как сама цивилизация, и, без сомнения, не исчезнет в будущем.