Пятничное чтение
Давно не публиковал Реверте, а тут автор, того не подозревая, напомнил о себе сам. Заглянув давеча в книжный магазин "Мéндес", что на улице Майор, обнаружил дона Артуро за подписыванием экземпляров своей новой книги "Танго старой гвардии". Сердечно поприветствовав, проследовал в бар "Эль Андалý" и немедленно заказал рюмку Барбадильо под "кальдо Пирипи".
После оных, есть мнение, самое время опубликовать что-нибудь забавное из недавних "Корсарских патентов".
Маноло и валькирия
(Manolo y la valkiria)
Моторка, похоже, мало что из себя представляет - средний размер, норвежский флаг - но женщина восхитительна. С борта своей скромной семиметровой меноркины, над которой рядом с испанским флагом с быком развевается флаг "Бетиса", наш герой наблюдает за судном, стоящим на якоре неподалёку, носом к пляжу, укрывая его от левантийского бриза. Есть и другие корабли, но тот находится ближе всего. Перед кабиной моторки, лёжа на подстилке, подрумянивается на солнце викинговая богиня, полностью обнажённая. Похоже, она уже несколько дней в плавании, ибо загар её нордической кожи контрастирует с длинными, очень светлыми волосами. Её тело не отмечено следами бикини ни на бёдрах, ни на грудях, каковые велики, тяжелы и колышутся, и некоторое время назад ввели в остолбенение нашего персонажа, когда женщина прошлась по борту яхты, раскрытая, бесстыжая, равнодушная, чтобы прилечь на носу.
- Намажь меня кремом для загара, Маноло.
Наш мужчина со вздохом откладывает бинокль и наносит своей Марипепе струю "Афтерсан Скин Вапоруб" 80-й защиты на область спины. Половину флакона. Далее, покуда его благоверная заходит по лестнице в воду - "плюх!", раздаётся при погружении - он вытирает липкие руки о плавки-бермуды до колен, о пивное пузо и складки на боках, открывает портативный холодильник и выуживает холодненькое "Крускампо". Потом снова берёт бинокль.
Блондинка тоже покрывает себя кремом. Но не сравнивай, думает наш герой, наводя фокус линз промеж паха. Убедись, полная депиляция. Или, быть может, она такая и есть, от природы. Он представляет её среди туманных северных земель, в каком-нибудь фьорде из тех, где в четыре вечера уже темно, скучающую с одним из этих светловолосых пацанов, огромных, словно крепости, неспособных сказать ей про очи страстные и прекрасные. Где единственное развлечение - ебстись, как кролики. Как несправедливо поделен мир, думает он. Какое различие в обычаях. И в материале. Он сфотографировал бы её на мобильный телефон, чтобы показать друзьям в баре, но она слишком далеко. Сегодня один из тех дней, заключает он, когда хорошо бы быть пиратом Карибского моря или смуглым корсаром, даже истощённым сомалийским, чтобы взять валькирию на абордаж в духе того, как это делали раньше, и увезти её в качестве военного трофея. За красивые глаза, как в фильмах о римлянах. Или ещё лучше, на современный лад, быть русским магнатом, другом Путина и, матери его растак, Путиной, с яхтой, вроде той, что в один из дней стояла неподалёку на якоре и напоминала авианосец. С такой не было бы никаких проблем войти во фьорд, расставить сети и заполнить каюты подобными блондинками. Или брюнетками. А потом - путешествия, бассейн, пенные ванны, массажи. Естественное в таких случаях.
Плюх, плюх. Благоверная только что поднялась по лестнице, обтекая водой, и уровень Средиземного моря с облегчением опустился на две пяди.
- Что ты разглядываешь, Маноло?
- Ничего
- Не шпионишь ли ты за той развратницей?
- Не говори глупостей, женщина. Надо отчаливать.
Наш герой в покорности кладёт бинокль, заводит мотор, а закутанная в полотенце супруга уходит на нос, дабы поднять якорь. Пых-пых-пых. Неторопливо попыхивая, катерок втягивает цепь, в то время как Маноло встаёт у руля. Сие приближает его к тому судну, где заслышавшая шум валькирия приподнимается посмотреть, при обоих огромных объёмах, радостно доступных взгляду. Якорь уже почти под её моторкой, и полностью убирается, когда оба катера уже находятся совсем рядом друг с другом. Наконец, Маноло заламывает крен на левый борт и проходит в трёх метрах от викингши, которая вблизи выглядит так, что впору броситься за борт. Наш артист втягивает или пытается втянуть пузо, придавая лицу выражение морского волка. И тут эта мегасамка приветственно поднимает руку, заставив свою анатомию восхитительно заколыхаться, и посылает Маноло вожделенную смертельную улыбку. Он же, только что напялив кепку старого моряка с двумя скрещёнными якорями, приветствует прикосновением к козырьку, бесстрастный, и, крутанув штурвал на борт до упора, пых-пых-пых, берёт курс на мореходный клуб.
- Ты прошёл слишком близко от того судна, - протестует вторая половина. - Болван. Мы почти столкнулись.
Держа одну руку на штурвале, глядя на голубое море и горизонт, Маноло расслабляет пузо и допивает пиво. Потом закуривает сигаретку и улыбается сам себе прищуренными авантюристскими глазами. Если б ты знала, думает он. Если б ты знала.
И, раз уж в предыдущих постах зашла речь о гастрономии, нельзя не опубликовать посвящение одному из наиболее выдающихся столичных заведений.
Тракт Сан-Херонимо, 8
(Carrera de San Jerónimo, 8)
В сердце Мадрида есть ресторан, напоминающий романтический музей. Либо им и являющийся. Он называется "Lhardy" и находится в доме номер 8 по улице Сан-Херонимо, за внушительным фасадом - оценивать лучше с противоположного тротуара - сработанным из красного дерева с Антильских островов. В одном из его приватных салонов в 1866 году, в годы правления Изабеллы II, берёт начало мой роман "Учитель фехтования": ужин банкира и министра. И, естественно, заговор. При той эпохе и тех ингредиентах в истории столь откровенно гальдосианской, как та, место действия не могло быть иным, кроме Ларди: две трети XIX века и весь XX в его стенах, украшенных почтенными картинами и старыми зеркалами, в коих отразилась немалая толика политических и культурных хитросплетений Испании. Помимо политиков, банкиров и артистов, среди писателей-завсегдатаев, упомянувших его в своих произведениях - Александр Дюма, Мезонеро Романос, Кампоамор, Валье-Инклан, Асорин, Хулио Камба и Рамон Гомес де ла Серна, например. Но главным образом дон Бенито Перес Гальдос; который, насколько я помню, упоминает Ларди в четвёртых своих "Национальных Эпизодах" и двух своих новеллах. По меньшей мере.
Ларди был любимым рестораном маркиза де Саламанка: самого могущественного испанского банкира своего времени. Он ввёл его в моду, там он вершил дела и принимал своих друзей, и там в одном из салонов был устроен знаменитый обед, собравший за одним столом всемогущего маркиза и семерых писателей из богемы, тогда ещё неизвестных и нищих, как мыши. Также туда, сказывает насыщенная лардинская легенда, инкогнито хаживал тот самый королевский гуляка-блядун по имени Изабелла II, краса наших монархий, дабы отобедать со своим очередным любовником в отдельном кабинете белого салона, покуда её августейший супруг, Франциско де Асис де Бурбон, он же "Пакита" для своих - "В брачную ночь на нём было больше кружев и оборок, чем на мне самой", - утверждала его благоверная - искусно вышивал крестиком в королевской опочивальне Восточного дворца. На протяжении двух веков короли, знать, финансисты и политики регулярно посещали Ларди и плели заговоры в его элегантных салонах. Особенно в японском, любимом салоне диктатора Примо де Ривера. Там, посреди изысканных блюд, поданных на лиможском фарфоре и сопровождаемых особо отобранными французскими "шато", свергались монархии, подготавливались выборы, назначались президенты и министры двух Республик и расставлялись по местам кандидаты для Испанской Королевской Академии. Даже Гражданская Война, логичным образом сложный период для заведения, принесла с собой знаменитую байку: об ополченце, который, войдя с целью конфисковать ресторан в пользу Республики, откупорил бутыль "Шато-д'Икем" и с неудовольствием вернул её со словами: "Это и не вино, и вообще ничто".
Не всякие времена были счастливыми. Всегдашнее отсутствие заинтересованности мадридских градоначальников в исторических заведениях города, вследствие чего столько их исчезло - и которое едва не покончило с кафе "Хихон", да и скоро, быть может, доконает продавцов книг со спуска Мойано - не единожды доводило Ларди до грани коллапса; и лишь гепардовое упорство его владельцев сохранило его до наших дней. Ресторан уже не тот, что был, безусловно. Ни накрахмаленных манишек, ни белых галстуков, ни жемчужных ожерелий: ничего из того далёкого гламура, что, заполняя его салоны, принёс ему столько славы, равно когда Альфонс XIII или Ла Форнарина {1} собирались там со своими влиятельными знакомыми. Кухня тоже, будучи хорошей, не повод для праздничного салюта - крокеты отвратительны. Но Ларди всё ещё поддерживает в сохранности свой чудесный оригинальный магазин с самоваром консоме и изабелинским зеркалом, что открыт для посетителей на нижнем этаже; а на этаже верхнем - безупречную работу официантов, благородную клиентуру - покамест не дозволяются ни "бермуды", ни шлёпанцы - и более чем резонный выбор блюд и вин. И самое главное - он сохраняет частичку романтического волшебства в своём оформлении и атмосфере; ту спокойную старинную красоту, которую любой посетитель может с лёгкостью созерцать с помощью прочитанных книг, воображения и памяти. Семь лет назад некоторые из членов RAE {2} решили воскресить Ларди для Академии; и с тех пор мы собираемся там каждые полтора месяца, оплачивая по-очереди, на предмет употребить косидо в отдельном кабинете маленького белого салона: того самого, что Изабелла II использовала для своих похождений. Мы плетём заговоры, разговариваем о своём - политика под запретом - и перебираем в памяти стольких коллег-академиков, бывших завсегдатаями тех салонов. Поднимая бокалы за призраков, что всё ещё отражаются для тех, кто всматривается внимательно, в старых зеркалах, помутневших от времени.
{1} Сценический псевдоним Консуэло Бельо, известной в начале XX века испанской куплетистки.
{2} Real Academia Española, Испанская Королевская Академия.
После оных, есть мнение, самое время опубликовать что-нибудь забавное из недавних "Корсарских патентов".
Маноло и валькирия
(Manolo y la valkiria)
Моторка, похоже, мало что из себя представляет - средний размер, норвежский флаг - но женщина восхитительна. С борта своей скромной семиметровой меноркины, над которой рядом с испанским флагом с быком развевается флаг "Бетиса", наш герой наблюдает за судном, стоящим на якоре неподалёку, носом к пляжу, укрывая его от левантийского бриза. Есть и другие корабли, но тот находится ближе всего. Перед кабиной моторки, лёжа на подстилке, подрумянивается на солнце викинговая богиня, полностью обнажённая. Похоже, она уже несколько дней в плавании, ибо загар её нордической кожи контрастирует с длинными, очень светлыми волосами. Её тело не отмечено следами бикини ни на бёдрах, ни на грудях, каковые велики, тяжелы и колышутся, и некоторое время назад ввели в остолбенение нашего персонажа, когда женщина прошлась по борту яхты, раскрытая, бесстыжая, равнодушная, чтобы прилечь на носу.
- Намажь меня кремом для загара, Маноло.
Наш мужчина со вздохом откладывает бинокль и наносит своей Марипепе струю "Афтерсан Скин Вапоруб" 80-й защиты на область спины. Половину флакона. Далее, покуда его благоверная заходит по лестнице в воду - "плюх!", раздаётся при погружении - он вытирает липкие руки о плавки-бермуды до колен, о пивное пузо и складки на боках, открывает портативный холодильник и выуживает холодненькое "Крускампо". Потом снова берёт бинокль.
Блондинка тоже покрывает себя кремом. Но не сравнивай, думает наш герой, наводя фокус линз промеж паха. Убедись, полная депиляция. Или, быть может, она такая и есть, от природы. Он представляет её среди туманных северных земель, в каком-нибудь фьорде из тех, где в четыре вечера уже темно, скучающую с одним из этих светловолосых пацанов, огромных, словно крепости, неспособных сказать ей про очи страстные и прекрасные. Где единственное развлечение - ебстись, как кролики. Как несправедливо поделен мир, думает он. Какое различие в обычаях. И в материале. Он сфотографировал бы её на мобильный телефон, чтобы показать друзьям в баре, но она слишком далеко. Сегодня один из тех дней, заключает он, когда хорошо бы быть пиратом Карибского моря или смуглым корсаром, даже истощённым сомалийским, чтобы взять валькирию на абордаж в духе того, как это делали раньше, и увезти её в качестве военного трофея. За красивые глаза, как в фильмах о римлянах. Или ещё лучше, на современный лад, быть русским магнатом, другом Путина и, матери его растак, Путиной, с яхтой, вроде той, что в один из дней стояла неподалёку на якоре и напоминала авианосец. С такой не было бы никаких проблем войти во фьорд, расставить сети и заполнить каюты подобными блондинками. Или брюнетками. А потом - путешествия, бассейн, пенные ванны, массажи. Естественное в таких случаях.
Плюх, плюх. Благоверная только что поднялась по лестнице, обтекая водой, и уровень Средиземного моря с облегчением опустился на две пяди.
- Что ты разглядываешь, Маноло?
- Ничего
- Не шпионишь ли ты за той развратницей?
- Не говори глупостей, женщина. Надо отчаливать.
Наш герой в покорности кладёт бинокль, заводит мотор, а закутанная в полотенце супруга уходит на нос, дабы поднять якорь. Пых-пых-пых. Неторопливо попыхивая, катерок втягивает цепь, в то время как Маноло встаёт у руля. Сие приближает его к тому судну, где заслышавшая шум валькирия приподнимается посмотреть, при обоих огромных объёмах, радостно доступных взгляду. Якорь уже почти под её моторкой, и полностью убирается, когда оба катера уже находятся совсем рядом друг с другом. Наконец, Маноло заламывает крен на левый борт и проходит в трёх метрах от викингши, которая вблизи выглядит так, что впору броситься за борт. Наш артист втягивает или пытается втянуть пузо, придавая лицу выражение морского волка. И тут эта мегасамка приветственно поднимает руку, заставив свою анатомию восхитительно заколыхаться, и посылает Маноло вожделенную смертельную улыбку. Он же, только что напялив кепку старого моряка с двумя скрещёнными якорями, приветствует прикосновением к козырьку, бесстрастный, и, крутанув штурвал на борт до упора, пых-пых-пых, берёт курс на мореходный клуб.
- Ты прошёл слишком близко от того судна, - протестует вторая половина. - Болван. Мы почти столкнулись.
Держа одну руку на штурвале, глядя на голубое море и горизонт, Маноло расслабляет пузо и допивает пиво. Потом закуривает сигаретку и улыбается сам себе прищуренными авантюристскими глазами. Если б ты знала, думает он. Если б ты знала.
И, раз уж в предыдущих постах зашла речь о гастрономии, нельзя не опубликовать посвящение одному из наиболее выдающихся столичных заведений.
Тракт Сан-Херонимо, 8
(Carrera de San Jerónimo, 8)
В сердце Мадрида есть ресторан, напоминающий романтический музей. Либо им и являющийся. Он называется "Lhardy" и находится в доме номер 8 по улице Сан-Херонимо, за внушительным фасадом - оценивать лучше с противоположного тротуара - сработанным из красного дерева с Антильских островов. В одном из его приватных салонов в 1866 году, в годы правления Изабеллы II, берёт начало мой роман "Учитель фехтования": ужин банкира и министра. И, естественно, заговор. При той эпохе и тех ингредиентах в истории столь откровенно гальдосианской, как та, место действия не могло быть иным, кроме Ларди: две трети XIX века и весь XX в его стенах, украшенных почтенными картинами и старыми зеркалами, в коих отразилась немалая толика политических и культурных хитросплетений Испании. Помимо политиков, банкиров и артистов, среди писателей-завсегдатаев, упомянувших его в своих произведениях - Александр Дюма, Мезонеро Романос, Кампоамор, Валье-Инклан, Асорин, Хулио Камба и Рамон Гомес де ла Серна, например. Но главным образом дон Бенито Перес Гальдос; который, насколько я помню, упоминает Ларди в четвёртых своих "Национальных Эпизодах" и двух своих новеллах. По меньшей мере.
Ларди был любимым рестораном маркиза де Саламанка: самого могущественного испанского банкира своего времени. Он ввёл его в моду, там он вершил дела и принимал своих друзей, и там в одном из салонов был устроен знаменитый обед, собравший за одним столом всемогущего маркиза и семерых писателей из богемы, тогда ещё неизвестных и нищих, как мыши. Также туда, сказывает насыщенная лардинская легенда, инкогнито хаживал тот самый королевский гуляка-блядун по имени Изабелла II, краса наших монархий, дабы отобедать со своим очередным любовником в отдельном кабинете белого салона, покуда её августейший супруг, Франциско де Асис де Бурбон, он же "Пакита" для своих - "В брачную ночь на нём было больше кружев и оборок, чем на мне самой", - утверждала его благоверная - искусно вышивал крестиком в королевской опочивальне Восточного дворца. На протяжении двух веков короли, знать, финансисты и политики регулярно посещали Ларди и плели заговоры в его элегантных салонах. Особенно в японском, любимом салоне диктатора Примо де Ривера. Там, посреди изысканных блюд, поданных на лиможском фарфоре и сопровождаемых особо отобранными французскими "шато", свергались монархии, подготавливались выборы, назначались президенты и министры двух Республик и расставлялись по местам кандидаты для Испанской Королевской Академии. Даже Гражданская Война, логичным образом сложный период для заведения, принесла с собой знаменитую байку: об ополченце, который, войдя с целью конфисковать ресторан в пользу Республики, откупорил бутыль "Шато-д'Икем" и с неудовольствием вернул её со словами: "Это и не вино, и вообще ничто".
Не всякие времена были счастливыми. Всегдашнее отсутствие заинтересованности мадридских градоначальников в исторических заведениях города, вследствие чего столько их исчезло - и которое едва не покончило с кафе "Хихон", да и скоро, быть может, доконает продавцов книг со спуска Мойано - не единожды доводило Ларди до грани коллапса; и лишь гепардовое упорство его владельцев сохранило его до наших дней. Ресторан уже не тот, что был, безусловно. Ни накрахмаленных манишек, ни белых галстуков, ни жемчужных ожерелий: ничего из того далёкого гламура, что, заполняя его салоны, принёс ему столько славы, равно когда Альфонс XIII или Ла Форнарина {1} собирались там со своими влиятельными знакомыми. Кухня тоже, будучи хорошей, не повод для праздничного салюта - крокеты отвратительны. Но Ларди всё ещё поддерживает в сохранности свой чудесный оригинальный магазин с самоваром консоме и изабелинским зеркалом, что открыт для посетителей на нижнем этаже; а на этаже верхнем - безупречную работу официантов, благородную клиентуру - покамест не дозволяются ни "бермуды", ни шлёпанцы - и более чем резонный выбор блюд и вин. И самое главное - он сохраняет частичку романтического волшебства в своём оформлении и атмосфере; ту спокойную старинную красоту, которую любой посетитель может с лёгкостью созерцать с помощью прочитанных книг, воображения и памяти. Семь лет назад некоторые из членов RAE {2} решили воскресить Ларди для Академии; и с тех пор мы собираемся там каждые полтора месяца, оплачивая по-очереди, на предмет употребить косидо в отдельном кабинете маленького белого салона: того самого, что Изабелла II использовала для своих похождений. Мы плетём заговоры, разговариваем о своём - политика под запретом - и перебираем в памяти стольких коллег-академиков, бывших завсегдатаями тех салонов. Поднимая бокалы за призраков, что всё ещё отражаются для тех, кто всматривается внимательно, в старых зеркалах, помутневших от времени.
{1} Сценический псевдоним Консуэло Бельо, известной в начале XX века испанской куплетистки.
{2} Real Academia Española, Испанская Королевская Академия.