Про курьера
Свежая публицистика Переса-Реверте, как всегда злободневная, и на сей раз практически универсальная.
Шнырь со светофора
(El mensaka del semáforo)
На светофоре перед пешеходным переходом стоит мотоцикл с чуваком на нём: посыльный с фосфорическим стикером его фирмы на спине. Я останавливаю машину у крыла по его левому борту и разглядываю агрегат. Несмотря на кофр для багажа на заднем сиденье, он напоминает мне красивый итальянский мотоцикл, которым я владел долгих тридцать с лишним лет назад, в том возрасте, когда считаешь себя неуязвимым, когда ты молод, бездумен и способен пуститься в ночное путешествие под проливным дождём, пронизывая вслепую стены водяной пыли от грузовиков на дорогах с двусторонним движением, и веришь, что впечататься в машину или в дерево на 160 километрах в час - это нечто такое, что может случиться только с другими, а с тобой никогда. Словом, я разглядываю мотоцикл и его пользователя в муках ностальгии. Скрытый шлемом и мотокурткой шнырь похож на мотоциклиста-ветерана, кому далеко за тридцать. Он спокоен и сосредоточен, ноги врозь, военные сапоги упираются в пол. В ожидании, когда светофор переключится на зелёный. Думая о своём, полагаю. О том, что опаздывает с развозом, или о том, за кого голосовать на муниципальных выборах. Любой поймёт. И в этот момент отвлёкшийся за рулём, тормозя в последний момент, потому что не обратил внимание на светофор, прибывает лох.
Сильного удара нет. Лишь визг резкого торможения по асфальту. Вввииии. Я смотрю направо и вижу, как машина, почти чудом останавливающаяся в последний момент, легонько бьёт мотоцикл сзади. Едва лёгкое соприкосновение с шиной заднего колеса. Тук. Ровно для того, чтобы, не причинив мотоциклу видимого вреда, швырнуть его на три или четыре метра вперёд вместе с мотоциклистом, перебирающим ногами то с одной, то с другой стороны в отчаянном усилии сохранить равновесие. И у него получается, у мужика. Он успешно стабилизируется на некоторой дистанции впереди, уже после обозначенных краской знаков пешеходного перехода, и оттуда поворачивается, чтобы удостовериться, какого дьявола произошло. И вот он видит машину, остановившуюся на том месте, где раньше находился он, и окаменевшего, вцепившегося в руль водителя с ошеломлённым выражением лица, глядящего на него и приходящего в себя от страха. Обделавшегося.
Здесь я становлюсь свидетелем знаменательной сцены. С завидным хладнокровием, спустя несколько мгновений, в течение которых он глядел назад, словно не веря в случившееся, шнырь слезает с мотоцикла, ставит его на костыль, оглядывает, проверяя, нет ли значительных повреждений, и после этого не спеша приближается к автомобилю, давая себе время. Выглядит он грубым, крепким, и, похоже, обладающим неплохим здоровьем. Чёрный шлем, у которого он лишь поднял забрало, усиливает его угрожающий вид. И нет нужды говорить о том, что мы, водители трёх или четырёх находящихся рядом машин, следим за развитием событий со вниманием, не лишённым нездорового интереса, и гадаем на кофейной гуще, с левой или с правой перчатки отвесит шнырь первую оплеуху водителю, или же он ограничится перечислением криком полной родословной его покойных родственников, наиболее видных и свежих. Парень в машине, должно быть, прикидывает в уме нечто похожее, поскольку продолжает сидеть в своём окопе за рулём, белый как лист бумаги марки "Эль Гальго". При таких вот обстоятельствах разворачивается дело.
Ни разу не торопясь, шнырь невозмутимо дошёл до места водителя и наклонился взглянуть на него. Тот скорее имеет вид простака и слабака. Бросается в глаза, что он не знает, ни что делать, ни что говорить, и боится, что ему превратят лицо в дорожную карту. И тут, когда мотоциклист уже опёрся рукой о ручку двери, я вижу, что он наклоняется немного ещё, глядя в направлении задних сидений автомобиля. Проследив его взгляд, я обнаруживаю сидящих там двух детишек восьми или десяти лет, девочку и мальчика, пристёгнутых ремнями безопасности. И в этот момент шнырь совершает один из тех поступков, которые даже в самые чёрные моменты жизни способны примирить тебя с существом человеческим. На мгновение он замирает с рукой, всё ещё лежащей на дверце машины, будто обдумывая. Затем он медленно выпрямляется, смотрит на водителя и выдаёт ему следующую бессмертную фразу: "Однажды ты убьёшься, раздолбай".
И это всё. Потом, не дожидаясь ответа - тот, другой, продолжает сидеть, не отваживаясь даже пролепетать извинение - шнырь всё так же спокойно направляется к мотоциклу, бросает последний взгляд, чтобы подтвердить, что повреждений нет, садится на него, заводит и уезжает. Я включаю первую передачу и в свою очередь трогаюсь с места, ибо сзади сигналят нетерпеливые гудки машин, и вижу, как мотоциклист растворяется в потоке на въезде в туннель. В этот момент я соображаю, что даже не смог разглядеть его лицо. И думаю: как жаль. Мне бы хотелось узнать его на любой улице, с уже припаркованным мотоциклом. Припарковаться рядом, показать на ближайший бар и угостить его стаканчиком пива.
Шнырь со светофора
(El mensaka del semáforo)
На светофоре перед пешеходным переходом стоит мотоцикл с чуваком на нём: посыльный с фосфорическим стикером его фирмы на спине. Я останавливаю машину у крыла по его левому борту и разглядываю агрегат. Несмотря на кофр для багажа на заднем сиденье, он напоминает мне красивый итальянский мотоцикл, которым я владел долгих тридцать с лишним лет назад, в том возрасте, когда считаешь себя неуязвимым, когда ты молод, бездумен и способен пуститься в ночное путешествие под проливным дождём, пронизывая вслепую стены водяной пыли от грузовиков на дорогах с двусторонним движением, и веришь, что впечататься в машину или в дерево на 160 километрах в час - это нечто такое, что может случиться только с другими, а с тобой никогда. Словом, я разглядываю мотоцикл и его пользователя в муках ностальгии. Скрытый шлемом и мотокурткой шнырь похож на мотоциклиста-ветерана, кому далеко за тридцать. Он спокоен и сосредоточен, ноги врозь, военные сапоги упираются в пол. В ожидании, когда светофор переключится на зелёный. Думая о своём, полагаю. О том, что опаздывает с развозом, или о том, за кого голосовать на муниципальных выборах. Любой поймёт. И в этот момент отвлёкшийся за рулём, тормозя в последний момент, потому что не обратил внимание на светофор, прибывает лох.
Сильного удара нет. Лишь визг резкого торможения по асфальту. Вввииии. Я смотрю направо и вижу, как машина, почти чудом останавливающаяся в последний момент, легонько бьёт мотоцикл сзади. Едва лёгкое соприкосновение с шиной заднего колеса. Тук. Ровно для того, чтобы, не причинив мотоциклу видимого вреда, швырнуть его на три или четыре метра вперёд вместе с мотоциклистом, перебирающим ногами то с одной, то с другой стороны в отчаянном усилии сохранить равновесие. И у него получается, у мужика. Он успешно стабилизируется на некоторой дистанции впереди, уже после обозначенных краской знаков пешеходного перехода, и оттуда поворачивается, чтобы удостовериться, какого дьявола произошло. И вот он видит машину, остановившуюся на том месте, где раньше находился он, и окаменевшего, вцепившегося в руль водителя с ошеломлённым выражением лица, глядящего на него и приходящего в себя от страха. Обделавшегося.
Здесь я становлюсь свидетелем знаменательной сцены. С завидным хладнокровием, спустя несколько мгновений, в течение которых он глядел назад, словно не веря в случившееся, шнырь слезает с мотоцикла, ставит его на костыль, оглядывает, проверяя, нет ли значительных повреждений, и после этого не спеша приближается к автомобилю, давая себе время. Выглядит он грубым, крепким, и, похоже, обладающим неплохим здоровьем. Чёрный шлем, у которого он лишь поднял забрало, усиливает его угрожающий вид. И нет нужды говорить о том, что мы, водители трёх или четырёх находящихся рядом машин, следим за развитием событий со вниманием, не лишённым нездорового интереса, и гадаем на кофейной гуще, с левой или с правой перчатки отвесит шнырь первую оплеуху водителю, или же он ограничится перечислением криком полной родословной его покойных родственников, наиболее видных и свежих. Парень в машине, должно быть, прикидывает в уме нечто похожее, поскольку продолжает сидеть в своём окопе за рулём, белый как лист бумаги марки "Эль Гальго". При таких вот обстоятельствах разворачивается дело.
Ни разу не торопясь, шнырь невозмутимо дошёл до места водителя и наклонился взглянуть на него. Тот скорее имеет вид простака и слабака. Бросается в глаза, что он не знает, ни что делать, ни что говорить, и боится, что ему превратят лицо в дорожную карту. И тут, когда мотоциклист уже опёрся рукой о ручку двери, я вижу, что он наклоняется немного ещё, глядя в направлении задних сидений автомобиля. Проследив его взгляд, я обнаруживаю сидящих там двух детишек восьми или десяти лет, девочку и мальчика, пристёгнутых ремнями безопасности. И в этот момент шнырь совершает один из тех поступков, которые даже в самые чёрные моменты жизни способны примирить тебя с существом человеческим. На мгновение он замирает с рукой, всё ещё лежащей на дверце машины, будто обдумывая. Затем он медленно выпрямляется, смотрит на водителя и выдаёт ему следующую бессмертную фразу: "Однажды ты убьёшься, раздолбай".
И это всё. Потом, не дожидаясь ответа - тот, другой, продолжает сидеть, не отваживаясь даже пролепетать извинение - шнырь всё так же спокойно направляется к мотоциклу, бросает последний взгляд, чтобы подтвердить, что повреждений нет, садится на него, заводит и уезжает. Я включаю первую передачу и в свою очередь трогаюсь с места, ибо сзади сигналят нетерпеливые гудки машин, и вижу, как мотоциклист растворяется в потоке на въезде в туннель. В этот момент я соображаю, что даже не смог разглядеть его лицо. И думаю: как жаль. Мне бы хотелось узнать его на любой улице, с уже припаркованным мотоциклом. Припарковаться рядом, показать на ближайший бар и угостить его стаканчиком пива.