Преступление и наказание
Из переписки выяснилось, что не все мои друзья читали "Преступление и наказание". Напомню основное. Родион Раскольников, бывший студент, убивает топором пожилую процентщицу, в которой видит несомненное зло. Своё право на убийство Раскольников некогда обосновал в статье о законе природы, согласно которому люди разделяются на два разряда: "на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово"...
Далее цитирую выборочно и не совсем по порядку, сохраняя при этом, однако, главную мысль в целости:
"Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право существовать".
"...первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. Второй разряд, все преступают закон, разрушители или склонны к тому, судя по способностям".
"все... законодатели и установители человечества… все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы".
"Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь".
"По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия вследствие каких-нибудь комбинаций никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан... устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству".
Идя на преступление, Раскольников стремится узнать, к какому разряду принадлежит он: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" Терзаемый душевными муками, он приходит к выводу: "Нет, - те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, - громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры; - а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!"
Поражает следующее: в самом начале произведения персонаж совершает кровавое преступление, а далее выглядит едва ли не положительным героем, вызывая сочувствие и странное стремление если не оправдать содеянное им, то, по крайней мере, задвинуть мысль об убийстве куда-то на периферию сознания, вообще усомниться в том, что оно было, и сосредоточить размышления единственно на описываемых переживаниях и предлагаемых рассуждениях. Тому не препятствует даже убийство героем кроткой и набожной свидетельницы преступления: автор не без умысла делает её внешность неказистой до нелепого. Таким образом "востанавливается справедливость": разве не точно так же мы воспринимаем деяния тех "собственно людей", которые ради высоких идей жертвуют тысячами жизней?
Впрочем, это, может быть, только моё личное восприятие, присущее человеку, огрубевшему от натурализма, откровенности и цинизма картины окружающего, - а большинству читателей Раскольников отвратителен? Недаром, как это ни странно, самым симпатичным героем романа мне представляется Свидригайлов. Хотя, это, наверное, потому что он жертвует собой, убивая в себе чудовище. Как бы то ни было, роман мне представляется инициатическим: автор, искусно побуждая читателя к самоотождествлению с героем (ибо знает, что предпосылки к тому точно есть...), проводит его через чистилище, возвращая к жизни истинной. И я искренне желаю своим друзьям прочитать этот роман.
А ещё я мечтаю о том, чтобы у нас в стране - и не только у нас - был возрождён опыт Древнего Китая, в котором чиновники обязательно сдавали экзамен по литературе. Хочешь руководить экономикой и финансами - изволь освежить в памяти такие произведения как "Униженные и оскорблённые" и "Бедные люди". Не читал "Идиота" - не станешь вице-спикером. Не брал в руки "Преступление и наказание" - забудь о генеральских погонах. И так далее.
Далее цитирую выборочно и не совсем по порядку, сохраняя при этом, однако, главную мысль в целости:
"Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право существовать".
"...первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. Второй разряд, все преступают закон, разрушители или склонны к тому, судя по способностям".
"все... законодатели и установители человечества… все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы".
"Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь".
"По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия вследствие каких-нибудь комбинаций никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан... устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству".
Идя на преступление, Раскольников стремится узнать, к какому разряду принадлежит он: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" Терзаемый душевными муками, он приходит к выводу: "Нет, - те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, - громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры; - а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!"
Поражает следующее: в самом начале произведения персонаж совершает кровавое преступление, а далее выглядит едва ли не положительным героем, вызывая сочувствие и странное стремление если не оправдать содеянное им, то, по крайней мере, задвинуть мысль об убийстве куда-то на периферию сознания, вообще усомниться в том, что оно было, и сосредоточить размышления единственно на описываемых переживаниях и предлагаемых рассуждениях. Тому не препятствует даже убийство героем кроткой и набожной свидетельницы преступления: автор не без умысла делает её внешность неказистой до нелепого. Таким образом "востанавливается справедливость": разве не точно так же мы воспринимаем деяния тех "собственно людей", которые ради высоких идей жертвуют тысячами жизней?
Впрочем, это, может быть, только моё личное восприятие, присущее человеку, огрубевшему от натурализма, откровенности и цинизма картины окружающего, - а большинству читателей Раскольников отвратителен? Недаром, как это ни странно, самым симпатичным героем романа мне представляется Свидригайлов. Хотя, это, наверное, потому что он жертвует собой, убивая в себе чудовище. Как бы то ни было, роман мне представляется инициатическим: автор, искусно побуждая читателя к самоотождествлению с героем (ибо знает, что предпосылки к тому точно есть...), проводит его через чистилище, возвращая к жизни истинной. И я искренне желаю своим друзьям прочитать этот роман.
А ещё я мечтаю о том, чтобы у нас в стране - и не только у нас - был возрождён опыт Древнего Китая, в котором чиновники обязательно сдавали экзамен по литературе. Хочешь руководить экономикой и финансами - изволь освежить в памяти такие произведения как "Униженные и оскорблённые" и "Бедные люди". Не читал "Идиота" - не станешь вице-спикером. Не брал в руки "Преступление и наказание" - забудь о генеральских погонах. И так далее.