(no subject)
«И не смей её касаться!» - хотелось мне выкрикнуть сквозь громкие звуки музыки. Моя десятилетняя дочь отплясывала перед сценой с другом моего друга рок-н-ролл, взрослым уже дядькой. Может быть, он точно так же отплясывал бы со своей дочерью, но что-то гадкое и ревностное крутилось в мое голове
Нам с Ленкой тогда тоже было лет по десять. Представление во дворце культуры закончилось. Весь класс стал потихонечку расходиться. А мы, как истинные девочки-подружки пошли вместе в туалет. Уж не знаю - почему девочкам пописить нужно обязательно ходить вместе и за ручки. Но сей брудершафт неотрывно связан с «девочковостью»
Как только мы зашли в большой туалет, за нами вдруг проскользнул прыщавый уже взрослый для нас пацан. Лет 17-20, не понятно. Лихо закрыл двери туалета, засунул в проём для ключа скомканную заранее газетку и стал подходить к нам, тогда ещё не успевшим особо пока напугаться. «Быстро раздевайтесь», - прошипел он.
А что это мы вот так перед неизвестным, да ещё и мужчиной будем раздеваться? Ещё тогда я начала отрабатывать навыки вовремя заплакать, которые впоследствии очень пригодились в общении с гаишниками. Я начала плакать. Сначала тихо, потом всё громче и громче, всхлипываю на довольно-таки большой туалет до такой степени, что мои звуки проносились по нему эхом. «Тихо, - властно приказал он. - Если будете издавать звуки - я вас зарежу!». Тогда реветь мы начали обе, пока не увидели в его руках несколько перочинных ножиков. Хоть они были и небольшие, но впечатление они на нас произвели ого-го какое. «Раздевайтесь! - стал приближаться засранец к нам с ножами. - Ну! Давайте! И я вам ничего не сделаю!» Его напор, агрессия и в то же время какая-то трусость постепенно начали переходить в уговоры. « Я прошу вас - только тихо, только разденьтесь, я пальцем вас не трону, ну, пожалуйста».
Тааак, посматривали мы с Ленкой то на открытое окно, до которого ещё нужно умудриться залезть, то друг на друга, то на полу-умка. Второй этаж в таком дворце мог приравняться, наверное, с четвёртым-пятым в обычном доме. Идея дурацкая. Но не раздеваться же! Что мы - дурочки какие, что ли?! Мы медленно стали ретироваться спиной к окну, чтобы каким-то образом в секунду на него взгромоздиться. А как? Да понятия не имеем!
Вдруг с внешней стороны кто-то дёрнул дверь. «Тише - уже совсем заискивающим голосом зашептал пацан. Только пикните - зарежу! Быстро-быстро раздевайтесь» Пищать уже на самом деле было страшновато из-за уменьшения расстояния между нами и им. Хотя в трясущихся ручонках ножи выглядели не очень угрожающе, да и дёрганье двери с той стороны придавало нам какую-то надежду - орать «Спасите-помогите!» мы не рискнули. Мы стояли как мыши. Спиной к высоченному подоконнику, на который можно было забраться, только повернувшись к придурку спиной, и он в полуприсяди, выставив перед собой ножи в нашу сторону и уже чуть не плача, уговаривая нас.
Тем временем дверь с той стороны стали дергать настойчиво и уверенный женский голос решительно и громко предупредил: «Если не откроете, я вызову милицию!» Пацан метнулся сначала к нам, потом к двери, потом опять заметался в этой же последовательности, подлетел к двери, открыл щиколотку и пулей вылетел из туалета.
А мы вытерли сопли и, как ни в чем не бывало, пошагали домой.
Когда я рассказала маме эту странную историю, она заплакала. «Мам, - ну ты чего плачешь-то -всё ж хорошо! Ничего не случилось!», - успокаивала я ее, даже смутным образом не понимая тогда - а что собственно могло случиться?
Мама взяла меня за руку, и мы уверенными шагами направились в милицию. С нас брали показания - во что был одет «товарищ». А потом мы поехали в интернат для дебилов. А там... а там они все - вот в этих шапках, вот в таких клетчатых куртках и вот в таких синих штанах. И все на одно умственно-отсталое лицо.
Потом я вспомнила и тут же забыла эту историю, когда уже была подростком. Мы ехали с мамой на автобусе, сзади сидящий дядька прикоснулся к моей голове рукой и нежно погладил волосы. «Убери от нее руки, засранец!» взорвалась сквозь зубы мама, которая слово «дурак» не может сказать и зыркнула на него так, что он больше не рискнул не на что и поспешно ретировался на задние сидения.
Особого отклика от всей этой истории во мне не осталось и я даже забыла обо всём этом, но … Но вот смотрю, как отплясывает моя дочь и ловлю себя на том, что внутренне говорю похожую фразу: «Только посмотри на неё не как-нибудь по-другому, засранец!»
Нам с Ленкой тогда тоже было лет по десять. Представление во дворце культуры закончилось. Весь класс стал потихонечку расходиться. А мы, как истинные девочки-подружки пошли вместе в туалет. Уж не знаю - почему девочкам пописить нужно обязательно ходить вместе и за ручки. Но сей брудершафт неотрывно связан с «девочковостью»
Как только мы зашли в большой туалет, за нами вдруг проскользнул прыщавый уже взрослый для нас пацан. Лет 17-20, не понятно. Лихо закрыл двери туалета, засунул в проём для ключа скомканную заранее газетку и стал подходить к нам, тогда ещё не успевшим особо пока напугаться. «Быстро раздевайтесь», - прошипел он.
А что это мы вот так перед неизвестным, да ещё и мужчиной будем раздеваться? Ещё тогда я начала отрабатывать навыки вовремя заплакать, которые впоследствии очень пригодились в общении с гаишниками. Я начала плакать. Сначала тихо, потом всё громче и громче, всхлипываю на довольно-таки большой туалет до такой степени, что мои звуки проносились по нему эхом. «Тихо, - властно приказал он. - Если будете издавать звуки - я вас зарежу!». Тогда реветь мы начали обе, пока не увидели в его руках несколько перочинных ножиков. Хоть они были и небольшие, но впечатление они на нас произвели ого-го какое. «Раздевайтесь! - стал приближаться засранец к нам с ножами. - Ну! Давайте! И я вам ничего не сделаю!» Его напор, агрессия и в то же время какая-то трусость постепенно начали переходить в уговоры. « Я прошу вас - только тихо, только разденьтесь, я пальцем вас не трону, ну, пожалуйста».
Тааак, посматривали мы с Ленкой то на открытое окно, до которого ещё нужно умудриться залезть, то друг на друга, то на полу-умка. Второй этаж в таком дворце мог приравняться, наверное, с четвёртым-пятым в обычном доме. Идея дурацкая. Но не раздеваться же! Что мы - дурочки какие, что ли?! Мы медленно стали ретироваться спиной к окну, чтобы каким-то образом в секунду на него взгромоздиться. А как? Да понятия не имеем!
Вдруг с внешней стороны кто-то дёрнул дверь. «Тише - уже совсем заискивающим голосом зашептал пацан. Только пикните - зарежу! Быстро-быстро раздевайтесь» Пищать уже на самом деле было страшновато из-за уменьшения расстояния между нами и им. Хотя в трясущихся ручонках ножи выглядели не очень угрожающе, да и дёрганье двери с той стороны придавало нам какую-то надежду - орать «Спасите-помогите!» мы не рискнули. Мы стояли как мыши. Спиной к высоченному подоконнику, на который можно было забраться, только повернувшись к придурку спиной, и он в полуприсяди, выставив перед собой ножи в нашу сторону и уже чуть не плача, уговаривая нас.
Тем временем дверь с той стороны стали дергать настойчиво и уверенный женский голос решительно и громко предупредил: «Если не откроете, я вызову милицию!» Пацан метнулся сначала к нам, потом к двери, потом опять заметался в этой же последовательности, подлетел к двери, открыл щиколотку и пулей вылетел из туалета.
А мы вытерли сопли и, как ни в чем не бывало, пошагали домой.
Когда я рассказала маме эту странную историю, она заплакала. «Мам, - ну ты чего плачешь-то -всё ж хорошо! Ничего не случилось!», - успокаивала я ее, даже смутным образом не понимая тогда - а что собственно могло случиться?
Мама взяла меня за руку, и мы уверенными шагами направились в милицию. С нас брали показания - во что был одет «товарищ». А потом мы поехали в интернат для дебилов. А там... а там они все - вот в этих шапках, вот в таких клетчатых куртках и вот в таких синих штанах. И все на одно умственно-отсталое лицо.
Потом я вспомнила и тут же забыла эту историю, когда уже была подростком. Мы ехали с мамой на автобусе, сзади сидящий дядька прикоснулся к моей голове рукой и нежно погладил волосы. «Убери от нее руки, засранец!» взорвалась сквозь зубы мама, которая слово «дурак» не может сказать и зыркнула на него так, что он больше не рискнул не на что и поспешно ретировался на задние сидения.
Особого отклика от всей этой истории во мне не осталось и я даже забыла обо всём этом, но … Но вот смотрю, как отплясывает моя дочь и ловлю себя на том, что внутренне говорю похожую фразу: «Только посмотри на неё не как-нибудь по-другому, засранец!»