*- по мотивам реконструкции "Горячий снег", военно-исторический фестиваль "Поле Боя".
Сразу после наступления нового года мы покинули осточертевшие позиции на Северо-Востоке, которые, казалось, не оставим уже никогда, вмёрзнув и окаменев в них, подобно древним животным. Мы надеялись, что юг будет более гостеприимным, а ветер не столь пронизывающим как на берегах реки Нева. Но мы ошибались. Та часть Украины, куда мы попали в январе 1944 представляла собой ледяную пустыню, холодную и безжизненную. Также в большом дефиците были тепло и хорошая еда, и также, если не сильнее вжималась в наши порядки пружина советских войск. И, вместе с тем, мы подозревали, что противник уже на пределе, а нескончаемые эшелоны с новейшей бронированной техникой, пополняющей наши дивизии, давали надежду на начало скорого успешного наступления.
О готовящейся попытке "срезать" советские выступы в нашей обороне было не трудно догадаться. Несколько дней усиленно шло переформирование, и в нашу дивизию вновь вливались свежие силы, хотя свежими их можно было назвать с натяжкой - многие уже имели печальный опыт летнего отступления и многомесячных тяжёлых боёв под Ленинградом. Всё чаще в строй попадали люди из тыловых частей и интендантских служб с соответствующим опытом.
Мы получили усиленный паёк и, хоть на время, боли в желудке оставили нас в покое. Холода же не отступали, и солдаты то и дело растирали замёрзшие конечности друг о друга и напуская на них тёплый пар из лёгких.
Другие не подавали вида продрогнувших до костей, но взгляд выдавал такие же холод и отрешенность. Изнемогая от усталости, многие опускались на землю, мгновенно погружаясь в сон, и товарищам приходилось то и дело тормошить спящих, выводя из опасного забытья.
С самого начала Восточной кампании мы с недоверием относились к итальянцам, однако, эти замерзшие парни в своих традиционных тонких шинелях продолжали даже сейчас биться бок о бок с нами и это вызывало наше уважение.
В непогоде были и свои плюсы - уже давно мы не слышали над головами рокот "чёрной смерти", так усердно поливавших нас свинцом осенью.
Когда же завывала метель и дул пробирающий до костей северный ветер уже не вспоминалось ни о самолётах, ни о русских, ни о войне вообще. Стройные шеренги приобретали вид сонма призраков, блуждающих в стороны в поисках упокоения. Не видя никого и ничего дальше вытянутой руки, мы пробирались сквозь пургу, пробираясь вперёд. Без уверенности, что идём в верном направлении.
К счастью, впереди нас шла техника моторизованной пехотной бригады, и мы могли относительно легко пробираться по оставленным бронемашинами следам, и двигаться в сторону издаваемого двигателем рокота. Многие новички завидовали сидящим "в тепле" бронетранспортера, но мы то знали, что никакого тепла и комфорта в этой стальной коробке нет и быть не может.
В желудке не переставая урчало и сознание предательски вызывало из памяти моменты из недавнего прошлого. Перед Рождеством наше отделение получило поистине королевский подарок - не знаю уж за какие заслуги, но Фриц выменял у скотобойщиков не менее пяти фунтов свежайших сосисок. По такому случаю остальные также достали из закромов большинство из отложенных в дорогу (мы уже знали, что нас переводят с Северо-Востока России в группу армий "Юг") припасы.
В тот вечер у нас были сыр, яйца, вдоволь хлеба, и много чего ещё, а уж к шоколаду и галетам вообще мало кто притрагивался. Картинка с порцией подрумяненных сосисок, закипающих в прозрачной воде до сих пор вызывает у меня эмоции, граничащие с плачем ребенка, особенно, после того питания, что выпало нам во время переброски в Украину.
Но те времена остались в прошлом, а мы вновь наступаем. Куда и с какими задачами, нам неведомо. Для этого есть офицеры.
Количество танков, виденных нами в последние несколько дней поражает воображение. Лично я видел не менее батальона самых лучших танков Tiger, а уж вереницам из Pz.3 и Pz.4 и вовсе не было числа.
Из уходящего вдаль бронетранспортёра на нас бесстрастно глядел пехотинец из SS. Его лицо периодически исчезало в дыму от сигареты и поднимаемыми бронетранспортёром завихрениями, а, когда появлялось вновь, взгляд продолжал оставаться безучастным.
О приближении к передовой мы узнали по черному дыму, сначала тонкой струйкой маячившего вдали. Затем, по мере приближения, возраставшего, и в конце превратившегося в сплошную туманную пелену, застилавшую всё вокруг.
Перепаханный снег повсюду больше напоминал золу. Мы уже знали, что это такое - беспощадные русские реактивные миномёты, выжигающие целые гектары раскалённым огненным валом.
С рёвом нас обогнал взвод средних танков, преодолевших сужение на дороги и рассредоточившись по открытому пространству.
Пехота продолжала группироваться за танками и бронетранспортёрами. Шум приближающейся передовой становился всё отчётливее и мы знали, что, по мере приближения к ней, бронемашины становятся все менее надёжными укрытиями. Именно они будут первоочередной целью окопавшихся артиллеристов противника.
Боевые порядки мотопехоты и танков удалялись вперед, становясь все меньше в размерах.
Едва со стороны противника застрекотали пулемёты, солдаты рассыпались в цепи и поползли по твёрдому снежному насту.
Заработали русские миномёты и на равнине то и дело стали появляться черные всполохи. Среди разбросанных по снегу солдат взметнулась рука молящего о помощи и нечеловеческим голосом кричащего лишь одно слово: "Sanitater". Почерневший от разрывов, снег больше походил на золу.
Несколько секунд спустя он из последних сил сжал винтовку и замер, уставившись на обгорелый снег остекленевшими и уже не видящими глазами. Позади него продолжал пытаться справиться со своей заклинившей "машиной" пулеметный расчет.
Трель офицерских свистки справа и слева не оставляли шансов на раздумье - мы устремились вперед.
Уже невдалеке показались обгорелые шпалы железнодорожных путей и горящий домик обходчика. Впереди мелькали белые шлемы наших товарищей, ведущих бой и одинокий, разорванный попаданием снаряда мотоцикл разведки.
Снег был настолько плотный, что копать его представлялось занятием не более легким, чем долбить промёрзлую землю. Поэтому каждый земляной вал, каждый холм и насыпь у воронки представлялась желанным укрытием и была буквально испещрена людьми, спасавшимися от пулемётов и орудий русских.
Все наши танки в пределах видимости были подбиты или обездвижены, пав жертвой артиллерийской батареи русских.
Позади уже разворачивали своё орудие парни из роты противотанковой артиллерии. Русских танков было не видно - лишь без умолку били их миномёты и с ужасающим рёвом вонзались в наши порядки снаряды пушек и гаубиц.
Невозможно было понять, когда именно наступление захлебнулось, но обреченный взгляд командира нашей роты до сих пор стоит у меня перед глазами - практически вся бронетехника, составлявшая бронированный кулак наступления ушла в обход нашего участка, оставив нам жалкие крохи, нещадно истребляемые подготовившимися к обороне "советами".
Вдалеке начали проявляться коричневые силуэты русских пехотинцев. Скрепя сердце, мы начали отступать, отодвигаясь вглубь с таким трудом пройденных метров, перешагивая через воронки и тела наших товарищей.
В одном из кратеров от попадания наряда, сгрудившись друг на друге, лежали итальянцы. Спасшись на её дне от пуль, они стали жертвой избавленного от необходимости искать в прицеле добычу вражеского миномёта,
Сражение разворачивалось уже не впереди, а повсюду, поскольку русские, увидев нашу панику бросились в контр-атаку. Вдалеке показались наконец их тяжелые танки, встретить которые огнём уже было нечем и некому.
В отчаянии, многие бросались на противника врукопашную, наслышанные об ужасах русского плена.
Участь их была незавидна, но по крайней мере они освободились от всех тягот, испытанных и тех, что нам еще предстоит испытать.
Их война завершилась здесь.
V.Rink, am Januar 1944.