кхм

[vladoff_revolt]

Click to view

Дочитал книгу Настасьи Хрущевой про метамодерн в музыке. Помимо прочего, она рассказывает о произведении композитора Леонида Десятникова «Песня колхозника о Москве», которое было написано для фильма Александра Зельдовича «Москва», снятого в конце 90-х по сценарию Владимира Сорокина и является переиначенной советской песней «Колхозная песня о Москве» (музыка Ф.Маслова, слова В.Гусева, 1939).

Фильм не смотрел и ничего о нем не знаю. Почитал материал по мотивам, весьма небезынтересно: https://moskvichmag.ru/kino/pozadi-moskva-k-20-letiyu-okonchaniya-semok-legendarnogo-russkogo-filma-90-h/. Советский Союз кончился, началась эпоха свободного доступа к товарам и бандитизма, которая тоже заканчивалась в своем своеобразии.

В комментах к видео кто-то написал, что постмодернизм отвратителен, но Хрущева пишет, что произведение Десятникова является знаковым произведением для постсоветского музыкального пространства: не только в эпохе метамодерна, но и вообще в музыке нет ничего подобного ей в красоте и беспощадности. Это не постмодерн, а метамодерн. Цитирование (помимо советской классики это Морис Равель и Астор Пьяцолла, которых я, конечно же, не слушал) выполняет функцию плаката, демонстрирующего красоту и страх. Красота и страх советские. Песня написана для фильма, который должен был ознаменовать конец эпохи (конец времен), в ней этот конец времен означается боем курантов, но написанная как саундтрек песня может звучать сама по себе - превращаясь в автономное произведение-государство. И вот тут начинается:

... Десятников изменил текст в сторону большей иероглифичности - "далекий край" (вместо "колхозный край") - это практически край света, а "нежданные гости" (вместо "колхозные") - не просто приехавшие из разных уголков Родины, но и враги (монголы? татары? немцы? - архетипическое для русского кода нежданное вторжение).



Оп... Я когда первый раз прослушал вот только что, сразу подумал, что после теракта она воспринимается, скажем так, очень специфично.

Поет Ольга Дзусова, и, по мнению Хрущевой, юродствует, но юродство это обращено не к пространству православной церкви, а к сакрализованному языковому пространству soviet-art, в котором перед нами - колхозник возносящийся, а Москва предстает воротами Рая. Если развивать мысль дальше, то постмодернистский стеб означал бы, что ах, как смешно, Москва как место превращения колхозника в совка, а потом в бандита, но метамодернистская плакатность означает конец Москвы как места для вознесения - не будут больше колхозники, т.е. мигранты, превращаться в интеллигентов (см. слова В.Сорокина из материала выше о том, что главные герои «Москвы» - воспитанные, в большинстве интеллигентные люди).

ПС

само кино, насколько я понимаю, такой артхаус, прошедший мимо массового зрителя.

ППС

берешь то, что в «общепринятом» смысле считается постмодернизмом, объявляешь, что постмодернизма никогда не было, объявляешь эту вещь метамодерновой, и тогда мелкая глумливость превращается в гимн, в котором явлена метанаррация, которую требуют наши сердца.