Мое возражение Льву Рубинштейну
Гордое одиночество
Продолжаются разговоры о том, что в наши дни вакансия поэта, конечно, ничуть не опасна (как бы отдельные авторы ни нарывались на неприятности), но, похоже, абсолютно пуста. Дескать, целевая аудитория поэтов совпадает с профессиональным сообществом. Тех же авторов, кто пользуются хоть какой-то, хоть сетевой популярностью, в профессиональном сообществе упорно отказываются признавать за своих, не видя в них по-настоящему серьезных поэтов.
Все это на иных по-настоящему серьезных поэтов оказывает прямо-таки деморализующее действие. Похоже, многие заранее готовы на участь косого дождя - по родной стране пройти стороной. И что же в таком случае остается делать? Искать в заданном маршруте свои преимущества. Вот Лев Семенович Рубинштейн и говорит, что он давно привык к маргинальному положению, никакого душевного дискомфорта от этого никогда не испытывал и другим не советует. Говорит он это, правда, о политике. Не знаю, как там в нынешней политике, но, апеллируя к своему богатому жизненному опыту, Лев Рубинштейн имеет в виду в том числе и свою художественную, поэтическую деятельность. И тут хочется ему возразить.
Конечно, ты царь, живи один - с этим не поспоришь. Позиция гордого одиночества всегда была плодотворна для поэта. Как еще защититься от общественного равнодушия, если не собственным равнодушием (хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца)? Существенно, что такая защита необходима. Своего рода психотерапия. Иначе поэт просто не сможет быть поэтом. Ведь поэзия есть сознание своей правоты - с этим-то тоже не поспоришь.
Сетевая публика на провиденциального собеседника явно не тянет. Как никогда не тянула большая аудитория в политехническом. Стало быть, ее предпочтения никак не могут служить достаточным основанием для вывода о маргинальности положения Льва Рубинштейна - или кого бы то ни было еще - в русской литературе. Вопрос, прав ли Лев Рубинштейн как поэт вовсе не только дело вкуса. И если Лев Рубинштейн прав как поэт, он никак не сможет остаться в гордом одиночестве, потому что на его стороне окажется вся русская литература.
Поэт на самом деле никогда не остается в одиночестве. Он ведет диалог не только с провиденциальным собеседником - читателем, но и со своими предшественниками и учителями - поэтами других эпох, которые вовсе не уходят в прошлое, а всегда находятся с нами, здесь и сейчас (ведь мы для них и есть те самые провиденциальные собеседники). То есть поэт ведет диалог с самим поэтическим языком, таким образом этот язык формируя. Если поэт пользуется поэтическим языком как готовым инструментом, он может создать разные, порой весьма приятные и полезные вещи (которыми так пленяется сетевая публика и пленялась большая аудитория политехнического), но настоящей поэзии он не создаст. И сознание своей правоты у поэта именно в том, что он точно знает, где находится в данный момент поэзия и спешит предъявить ее миру.
Лев Рубинштейн предъявил миру свою поэзию, и совершенно неважно, что тогда это мало кто заметил. Важно, что он не пользовался поэтическим языком как готовым инструментом, а вел с ним активный диалог, выясняя, из какого сора растут стихи здесь и сейчас, таким образом формируя и собственный поэтический язык и поэтический язык современности. И как раз он был в поэтическом мэйнстриме, а не те, кто в те времена мельтешили на глазах у так называемой широкой публики.
Конечно, не все согласятся с подобной оценкой творчества поэта Льва Рубинштейна. Причем его случай особенно нагляден ввиду достаточной радикальности созданной им поэтики, ее как бы заведомой «элитарности» и «авангардности». В связи с чем суд глупца и смех толпы холодной по данному поводу мы слышим чаще, чем в других случаях. Но ведь мы, кажется, договорились относительно того, что в 1950-80-е именно неофициальные поэты по-настоящему формировали язык русской поэзии? Значит, надо твердо, спокойно и угрюмо стоять на своем, в сотый раз повторяя, что если уж говорить о маргиналах в поэзии, то таковыми en masse были вовсе не неофициальные авторы, а напротив - советские официальные.
И последнее. Не знаю, как там в политике, но установка на маргинальность никогда к большому искусству не приводила. Либо уж «ты царь», либо ты занимаешься художественной самодеятельностью. И Лев Семенович Рубинштейн тут не исключение, что он и продемонстрировал в свое время, ставя перед собой глобальные художественные вопросы и давая на них художественно убедительные, общезначимые ответы.