Этот смутный объект желания.
Дон Жуан, несомненно, видит в женщине объект, а не субъект, но он не естествоиспытатель, не сексуальная машина, работающая на сжигании чужих эмоций, не маньяк-сатириаз - он метафизик. Преследуя очередную красавицу, Дон Жуан не загоняет её в тёмный угол своих инстинктов, не надеется найти под её юбкой какие-то «дивные виды». Женщина для него инструмент в библейском смысле: он использует её так же, как змей воспользовался Евой, Ева - Адамом, а Творец - всей морально неустойчивой троицей.
Конечно, Дон Жуан преступник, злодей, но преступает он не только ради эротического удовольствия - это как раз рефлекторное (задрать первой встречной юбку, поскорей избавиться от стресса) - он надеется, что в опустевшем, обезбоженном мире Отец Небесный обратит на него рассеянное внимание, явит своё присутствие - пускай через вспышку гнева и заслуженное наказание. Блудный сын готов подставить спину под отцовские шпицрутены. Каменный гость - это метафора окоченевшего на космическом холоде бытия. На самом деле, Дон Жуан приглашает в гости на ужин высшую справедливость, которая в эпоху рационализма оказалась под вопросом, а потом была вовсе вынесена за скобки реальности. Какой бы природы ни была эта сила - тёмной или светлой - главное для нашего героя опрокинуть на спину тупой материализм и мгновенно, не силой, так лаской, овладеть тайной творения.
Провидение, потеряв терпение, включает механизм воздаяния. (Рифма всегда неслучайна). Скульптура превращается в неумолимый жестокий автомат из книги Норберта Винера. И о чудо! - Дон Жуан не пасует перед сверхчеловеческой волей, он принимает вызов. Этот болтун и ловелас с неугомонными руками готов встретить свою судьбу лицом к лицу - живое к камню. Строго говоря, наш ходок - истинный герой, отвечающий на всю катушку за свои дерзкие слова и бесславные дела.
Демоническое, дерзкое поведение получает в безбожный век иной статус. Романтизм разъедает скука. Утратив всемогущего Отца-соперника, инфантильный герой отвергает уже не создателя вселенной, но невыносимую в своей пошлости повседневность. Его тошнит от вида неоплаченных счетов.
Двойник Дон Жуана - шекспировский Ричард №3. Беспредельщик-интеллектуал, с усмешкой пересекает он антропологическую границу. Зачем Ричарду соблазнять исходящую слезами и ядом леди Анну, вдову убитого им принца Уэльского? Для горбуна это не вопрос удовлетворения извращённой сексуальности, но метафизический эксперимент. Смотрите: добро - всего лишь аберрация, оно не в силах противиться очарованию зла. В русской литературе эту линию можно прочертить ногтем по карте Х1Х столетия через Печорина и Сильвио, к Свидригайлову и Ставрогину, а там (параболически) к консультанту с копытом и его компании трикстеров.
Взглянув на наших «новых аристократов», которых распирает от чувства собственной важности, Мольер пожал бы плечами: эти выскочки хуже, чем нувориши из купцов и мещан. Они не только лишены благородства - они смеются над добродетелью как над чем-то позорным и неприличным.