Арон Аврех. Царизм накануне свержения. Ч.2. Глава 2. Правительство. Ч.9.

[vladimirkrym]

Реакция «общественности» на «чехарду» и распутинщину довольно точно выразила следующая крылатая фраза, имевшая широкое хождение: «Прежде мы были боголепны и победоносны, а теперь хвастливы (от Хвостова. - А. А.), распутны и горемычны».

В свете изложенного возникает весьма существенный вопрос: неужели у царя так атрофировалась способность оценки обстановки, настолько была искажена ориентация, наконец, потеряны чувство опасности и инстинкт самосохранения, что он не отдавал себе отчета в происходящем, в грозящих последствиях «министерской чехарды»?

Вопрос этот тем более уместен, что, как было показано выше, не было недостатка в предостережениях о грозящей опасности приближения революции, исходивших из самых разных источников, начиная от великих князей и кончая британским послом, с мнением и оценками которых нельзя было не считаться хотя бы потому, что они диктовались собственными, кровными интерес сами. Кроме того, за спиной царя, каким бы ограниченным и слабовольным он ни был, стояло два десятка лет управления страной, неизбежно связанного с приобретением каких-то навыков государственного управления, хотя бы и минимальных, но все же достаточных, чтобы отличать критическую ситуацию от нормальной.



Какие-то проблески понимания время от времени появлялись. Это видно уже из цитированных нами писем царя, в которых он, например, необходимость отставки Протопопова и непригодность на пост военного министра Беляева обусловливал прежде всего отсутствием у них деловых качеств. 16 августа 1916 г. царь писал: «От всех этих перемен голова идет кругом, по-моему, они происходят слишком часто. Во всяком случае, это не очень хорошо для внутреннего состояния страны, потому что каждый новый человек вносит также перемены и в администрацию» [373]. Противоречие между принципом «джентльменства», по которому подбирались министры, и принципом компетентности, по которому следовало подбирать их во всякое время, а тем более во время войны, было настолько явным, что тревожило даже императрицу и «Друга», целиком озабоченных подыскиванием «джентльменов». В связи с этим царь предпринял даже несколько шагов, направленных на то, чтобы соединить оба принципа.

О первой такой попытке мы узнаем из воспоминаний С. Е. Крыжановского. В 20-х числах декабря 1916 г; около 12 часов ночи автору воспоминаний позвонил инженер Балинский с просьбой принять по срочному делу. Смысл дела состоял в следующем: Он, Балинский, имеет поручение от статс-дамы Е. А. Нарышкиной, которая, в свою очередь, исполняет поручение царицы, пославшей ей телеграмму из ставки (и, следовательно, согласовавшей свою акцию с царем) с требованием организовать встречу Крыжановского с Распутиным, с тем чтобы последний сообщил ей свои впечатления о нем. В зависимости от него в ставке будут иметь суждение о перемене, состава правительства (т. е. о назначении Крыжановского председателем Совета министров). Когда, если верить Крыжановскому, он ответил отказом, ему было заявлено, что этот отказ в ставке предвидели, и поэтому он, Балинский, предлагает провести встречу у него в доме, причем Распутин только пройдет через комнату, где он будеть сидеть. Крыжановский отказался и от этого варианта, и с этим посланец уехал.

Через несколько дней к Крыжановскому несколько раз заезжал Питирим, но не заставал, и тогда он сам решил поехать к митрополиту. «Митрополит сказал, что государь поручил ему переговорить со мной доверительно о следующем. Его величество озабочен приисканием подходящего лица на должность председателя Совета министров, которую он находит необходимым по обстоятельствам военного времени соединить непременно с должностью министра внутренних дел. Он имеет в виду несколько кандидатов, но, прежде чем решить, какому обратиться, желает заранее знать отношение их к некоторым вопросам, чтобы избежать затем неприятных разговоров, так сильно, по словам митрополита, надоевших его величеству. Этими вопросами являются, продолжал владыка, отношение к Протопопову - раз и к «известному лицу» - два, т. е. к Распутину? - спросил я: - Да, и к Григорию Ефимовичу».

Далее состоялся следующий диалог. Крыжановский ответил, что Протопопова он считает «человеком совершенно ничтожным... не способным быть не только министром, но и делопроизводителем в любом министерстве. Он не более как пустое место». Сам по себе он «совершенно безвреден», но отношение к нему со стороны бывших думских друзей «делает пребывание его в среде правительства совершенно нежелательным».

В ответ на это митрополит «пояснил», что царь «сам сознает непригодность Протопопова как министрами» не считает возможным теперь же его уволить», так как это увольнение будет воспринято как капитуляция перед Родзянко и К°. Поэтому царь хочет отставку Протопопова с поста министра внутренних дел «несколько отсрочить» и сделать его министром иностранных дел. Крыжановский возразил, что такое решение совершенно невозможно, поскольку даст новую пищу о сепаратном мире: Протопопов - болтун, его болтовня причинит величайшие осложнения. Поэтому он предпочел бы, если станет премьером, оставить Протопопова на некоторое время в теперешней его должности, но с правом самому избрать ему товарищей министра, которые и будут управлять министерством до его отставки. Что же касается Распутина, то это частное дело царской четы, но и здесь он, Крыжановский, настаивает на том, чтобы «старец» никуда не лез и не похвалялся, а на первых порах должен уехать из Петрограда. Но главное, что он требует, - это разрешить ему обезвредить круг проходимцев, эксплуатирующих Распутина, и, кроме того согласие царя на некоторые меры.

Меры эти сводились к следующему: 1) кроме военных министров и министра двора, право на всеподданнейшие доклады получает только премьер; доклады же министров делаются только в Совете министров и в крайнем случае лично царю, но все равно в присутствии главы правительства; 2) Петроград изымается из ведения военных властей и передается гражданской администрации; 3) наиболее надежные части гвардии возвращаются в столицу; 4) немедленно образуются специальные полицейские батальоны из отборных второсрочных солдат, свободных от посылки на фронт. Эти меры, добавлял автор, «как бы висели в воздухе».

Митрополит все эти условия записал, а через некоторое время уже сам Распутин через посредника просил Крыжановского о встрече, но снова получил отказ. Через несколько дней Питирим привез ответ, который фактически означал отказ, и на этом переговоры двора с Крыжановским были закончены. Когда он вскоре после убийства Распутина был с докладом у царя, последний об этих переговорах не обмолвился ни словом [374].

Крыжановский в бюрократических кругах столицы имел репутацию умного,, делового и твердого человека, крайне правого по своим убеждениям. Казалось бы, лучшей кандидатуры в столь ответственное для режима время нельзя было и желать. Тем не менее он не подошел, и именно потому, что был умен и деловит. Компетентность (и ее обеспечение определенными полномочиями и условиями) тут же, как мы видели, приходила в противоречие с устремлениями двора и Распутина, как бы скромен и умерен ни был в своих требованиях тот или иной толковый кандидат. На нем ставили крест и делали новую попытку.

Другая такая попытка была связана с Григоровичем. Как рассказывает адмирал Бубнов, мысль о том, чтобы сделать премьером морского министра родилась в морском штабе верховного главнокомандующего и была с радостью поддержана «всеми благомысленными людьми в ставке». Действовать стали через Саблина и начальника походной канцелярии Нарышкина. Они согласились довести возникшую идею до царя, который встретил ее «весьма благоприятно» [375].

О дальнейшем развитии событий мы узнаем из воспоминаний самого Григоровича. В ноябре 1916 г., когда он приехал в Могилев, адмирал Русин сообщил ему, что царь объявил о своем решении назначить его, Григоровича, председателем Совета министров, и общая просьба к нему - не отказываться. Григорович решил согласиться при условии немедленного удаления некоторых министров (иностранных дел, внутренних дел, торговли, путей сообщения, народного просвещения и юстиции). Однако за обедом царь ему ничего не сказал, кроме того, что примет с докладом. Во время доклада также ничего не было сказано, а на утро Григорович узнал, что председателем Совета министров назначен Трепов. «Какая произошла перемена и какая была причина,- меланхолически заключал Григорович,- осталось неизвестно, знаю только одно и со слов одного из членов Г. думы, что они все мечтали о моем назначении председателем Совета министров, зная в то же время, что я не потерплю некоторых министров и составил бы кабинет из деловых людей; ни о каком ответственном министерстве они не мечтали - им нужен был человек, к которому они питали доверие» [376]. Именно это намерение Григоровича и отношение к нему Думы и стали теми причинами, которые заставили царя в последнюю минуту дать отбой и остановить свой выбор на Трепове - последний по сравнению с Григоровичем запрашивал меньше, вернее, ничего не запрашивал. При всей нелюбви царской четы к Трепову он все же был предпочтительнее человека, который намеревался очистить кабинет от явных распутинцев и составить правительство из лиц, приемлемых для Думы [377]. Третьей «деловой» кандидатурой на пост председателя Совета министров был Щегловитов, причем о нем речь как о возможном премьере возникала в «высших кругах», т. е. у царицы и Распутина дважды. С точки зрения последних, Щегловитов являлся самым подходящим кандидатом, поскольку представлял собой сочетание убежденного крайнего реакционера и действительно умного, образованного и делового человека, что в лагере реакции в то время было редкостью. Царь держался о нем самого высокого мнения. Как свидетельствовал Протопопов, царь, узнав от него, что он чаще всех советуется с Щегловитовым, сказал: «Это хорошо, он человек опытный и большой государственной мудрости» [378].

Помимо этого, у Щегловитова по сравнению с Крыжановским и Григоровичем было еще одно огромное преимущество - он нисколько не возражал против знакомства и сближения с Распутиным. Незадолго до отставки Горемыкина, когда участь последнего как премьера была уже фактически решена, но не был еще окончательно решен вопрос о преемнике, Распутин, кроме Штюрмера, подумал и о Щегловитове. Посредником выступил Белецкий, сообщив Щегловитову о желании Распутина с ним познакомиться, что, по его мнению, означало «рано или поздно призыв снова к власти». Щегловитов охотно согласился, попросив только, чтобы посещение его Распутиным осталось в тайне от Хвостова [379]. Сам Щегловитов объяснял на допросе согласие на эту встречу исключительно любопытством, но это, конечно, не так. Он вынужден был признать, что Распутин приехал к нему с совершенно конкретной целью - уговаривал «вернуться в прежнее положение», т. е. снова войти в состав правительства, на что якобы он, Щегловитов, отвечал отказом [380]. Председателем Совета министров стал, однако, Штюрмер: царица и «Друг» в конечном итоге предпочли деловому и умному Щегловитову человека с прямо противоположными качествами.

Но после отставки Штюрмера они снова вернулись к этому проекту. На этот раз в качестве посредника выступил известный правый журналист Сазонов, один из ближайших друзей Распутина. Он явился к Щегловитову и стал горячо уговаривать его стать премьером, прибавив к этому, что вопрос о его свидании с Распутиным - «это вопрос решенный». Свидание состоялось на квартире у Сазонова, и Распутин, по выражению Щегловитова, «точно помешанный», все время повторял: «Председателем, председателем!» Распутина горячо поддержал хозяин квартиры, уговаривая согласиться: «Вам нужно только добиться диктаторских полномочий»- и все будет в порядке, объяснял он [381].

И на этот раз Щегловитов не стал премьером - ему предпочли ненавистного, но зато менее умного Трепова. Щегловитов не стал премьером и после отставки Трепова. Максимум, на что пошла царская чета, - это сделала Щегловитова председателем Государственного совета, предоставить ему пост главы правительств» она так и не решилась.

Показательно, что все три перечисленные попытки (не считая первой попытки с Щегловитовым) были предприняты одновременно - в ноябре 1916 г., т. е. в один из самых напряженных и острых для царизма моментов, связанных с известными речами думских лидеров и последовавшей за ними отставки Штюрмёра. Несмотря на критическую ситуацию, колебания были недолгими и поверхностными. «Джентльмены» по-прежнему продолжали управлять страной, пока их не по-джентльменски попросила вон Февральская революция.

Из всего изложенного следует, что увольнение министров-«забастовщиков»и «министерская чехарда» не являются обычной практикой избавления от неугодных министров, с одной стороны, и их частой сменой - с другой, а представляют собой факт принципиального порядка, качественный сдвиг в природе и характере официального правительства и царизма в целом, сдвиг, который принято обозначать термином «разложение». Какие же основные признаки и параметры разложения прослеживаются на базе приведенного материала, как можно их охарактеризовать, хотя бы в первом грубом приближении? На наш взгляд, его основные компоненты следующие.

1. Принцип государственного управления (под которым в данном случае понимается управление в наиболее общих интересах господствующего класса) заменяется управлением по принципу сосредоточения власти в руках узкой клики и в интересах клики, оторванной не только от народа, но и в значительной мере от своей собственной социальной опоры.

2. Процесс этот необратим. Доказательством служат хотя и два разных, но тем не менее бьющих в одну точку факта: а) со смертью Распутина власть «темных сил» не только не исчезла, но еще больше усилилась; процесс разрушения официального правительства продолжался теми же темпами и осуществлялся теми же методами; б) лозунг «министерства общественного доверия» был по существу не чем иным, как требованием возрождения прежнего официального правительства (независимость от «темных сил»), и провал этого требования указывал на невозможность его реализации обычным, «парламентским» путем.

3. Следующим элементом разложения, обусловленным двумя Первыми, является выход из строя всех механизмов обычных методов управления и реализации прерогатив власти. Отказ системы иерархии и соподчинения в центре и на местах, кризис всех институтов власти, результатом которых является утрата контроля и воздействия на ход вещей. Иными словами, дезорганизация и нестабильность всего правительственного аппарата.

4. Полный разрыв между властью и страной, включая и самые умеренные и даже консервативные социальные слои, которые обычных условиях служат верной опорой режиму. Стопроцентое, абсолютное недоверие к ее честности, компетентности, пригодности выполнять свои функции.

5. Потеря веры в дееспособность власти со стороны бюрократии и чиновничества, т. е. среди агентов власти. Вызревание в их среде настроения обреченности и пораженчества перед лицом надвигающейся революции, внутренняя готовность перейти на службу к новому хозяину - буржуазной власти, т. е. полная изоляция режима [382].

6. Лавинообразность процесса, его быстротечность и нарастание по экспоненте в завершающей стадии, что является доказательством давности болезни, ее непрерывного развития, завершающегося в конце бурной вспышкой, выглядящей на первый взгляд исторически необоснованной.

7. Невозможность преодоления ситуации мирным путем. Все дальнейшее решается расстановкой классовых сил в стране, исторической дееспособностью народа.

Ссылки:

1. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 140-141. Курс, наш. - Л. А.

2. Там же. Т. 20. С. 369. Курс, наш. - А. А.

3. Там же..

4. Государственная дума. Четвертый созыв. Сес. 5. Ч. 3. Стб. 1345-1347. (Далее: Ст. от. С.)

5. Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Нью-Йорк. 1954. Т. 1.С. 283-284.

6. Падение царского режима. М.; Л., 1926. Т. 1. С. 405.

7. Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 68.

8. Сазонов С. Д. Воспоминания. Берлин, 1921. С. 351. Курс, наш.- А. А.

9. Падение царского режима. М.; Л., 1927. Т. 7. С. 56. Допрос А. А. Поливанова.

10. Апушкин В. А. Генерал от поражений В. А. Сухомлинов. Л., 1925. С. 16, 112.

11. Переписка Николая и Александры Романовых, 1914-1917 гг. М.; Пг., 1923. Т. 3. С. 242. Письмо царю от 24 июня 1915 г. В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии А. А. Хвостов говорил: императрица, требуя от него как от министра юстиции освобождения Сухомлинова из крепости, указывала, что «это человек наиболее преданный государю, человек, от которого государь слышал всегда только правду» (Падение царского режима. М.; Л., 1926. Т. 5. С. 448).

12. Дневник б. великого князя Андрее Владимировича. М., 1925. С. 32.

13. Подробно о назначении Маклакова см.: Аврех А. Я. Царизм и IV Дума. М., 1981. С. 255-264.

14. Падение царского режима. Т. 5. С. 206.

15. ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Оп. 1. Ед. хр. 370а. Л; 6.

16. РО ГБЛ. Ф. 261. Картон 20. Ед. хр. 7 (Харламов Н. П. Записки бюрократа). Л. 22. об.23.

17. До своего назначения на пост министра Маклаков в течение трех лет был губернатором Черниговской губернии, которая по своему значению считалась второразрядной.

18. Наумов А. Н. Из уцелевших воспоминаний. Нью-Йорк. 1955. С. 284.

19. Падение царского режима. Т. 7, С 223

20. Там же. М.; Л., 192§,Т. 2. С. 144.

21. Там же. Т. 1. С. 423.

22. Там же.М.; Л., 1926. Т. 3. С. 131.

23. Там же. С. 84-138.

24. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Париж, 1933. т. 2. С. 323.

25. Как показывал на допросе «в Чрезвычайной следственной комиссии князь М. М. Андроников, Распутин все же явился к Горемыкину на прием, чтобы «посмотреть, что это за личность» (Падение царского режима. Т. 2. С. 17).

26. Нольде Б. Э. Далекое и близкое: Ист. очерки. Париж, 1930. С. 122- 123.

27. Аврех A. Я. Царизм и IV Дума. С. 110-121.

28. Там же. С. 274.

29. Коковцов В. И. Указ. соч. Т. 2. С. 357-359.

30. В августе 1914 г. Морис Палеолог заносит в свой дневник следующую запись: «Известно, что... Горемыкин... Маклаков... Щегловитов и... Саблер смотрят на Государственную думу как на самый низкий, не стоящий внимания государственный орган» (Палеолог Морис. Царская Россия во время мировой войны. М.-Пг., 1923. С. 88).

31. Сазонов С. Д. Воспоминания. Париж,1927. С. 351.

32. ЦГАЛИ. Ф. 1208. Шегловитова М. (Ф). Мои воспоминания о муже Иване Григорьевиче Щегловитове. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. ПО. 118.

33. 12 июня 1916 г. царица писала Николаю II: «Есть ещё один министр, который, по-моему, не на месте... Это Щегловитов: он не слушает твоих приказаний (?), и каждый раз, когда думает, что прошение исходит от нашего Друга, не желает его исполнять и недавно разорвал одно обращенное к тебе. Это рассказал Веревкин, его помощник (друг Гр.)» (Переписка. Т. 3. С. 207).

34. РО ГБЛ. Ф. 261. Картон 20. Ед. хр. 6. Л.; Ч. 2. Л. 9, 10, 47, 60.

35. Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич. Париж, 1930. С. 205-206.

36. Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 279-280.

37. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция, 1914- 1917 гг. Нью-Йорк. 1960. Кн. 1. С. 155.

38. Переписка. Т. 3. С. 205.

39. Родзянко М. В. Крушение империи // Архив русской революции. Берлин, 1926. Т. 17. С. 93.

40.  С. 21.

41. Поливанов А. А. Воспоминания. С. 168.

42. Данилов Ю. Н. Мои воспоминания об императоре Николае II и вел. князе Михаиле Александровиче // Архив русской революции. Берлин, 1928. Т. 19. С. 206.

43. На допросе в Чрезвычайной следственной комиссии один из ближайших сотрудников Белецкого - Комиссаров показывал, что Поливанов был близок с Пуришкевичем. См.: Падение русского режима. Т. 3 С. 171.

44. «В своих Тернах, под которыми числилось около 12 тыс. десятин земли, - писал тамбовский, а потом курский губернатор Н. П. Муратов, - Щербатовы жили безвыездно, если не по-царски, то по-великокняжески» (ЦГАЛИ. Ф. 1208. Оп./1. Ед. хр. 26. Л. 465).

45. Данилов Ю. Н. Указ. соч. С. 206.

46. Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С./294.

47. Светский поэт-сатирик Мятлев разразился по поводу назначения Щербатова стихотворением, в котором, в частности, были такие строки: «Но прежде чем дать ему ведать людьми, Решили премудро «dort oben» - Пускай позаведует год лошадьми. Управится - значит способен. Помолимся ж господу, дети мои. Чтобы он даровал ему силы Не спутать российских законов статьи С статьями рысистой кобылы.» (ЦГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Ед. хр. 26. Муратов Н. П. Воспоминания. Л. 466).

48. Яхонтов А. Н. Тяжелые дни: (Секретные заседания Совета министров 16 июля - 2 сентября 1915 г.) // Архив русской революции. Берлин, 1926. Т. 18. С. 38.

49. Там же. С. 62-63, 72-73.

50. Там же. С. 59.

51. Там же. С. 129.

52. Там же. С. 84.

53. Падение царского режима. М.; Л., 1926. Т. 6. С. 132.

54. Яхонтов А. Н. Указ. соч. С. 14, 23.

55. Там же. С. 52-53.

56. Там же. С. 55.

57. Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 203.

58. Яхонтов А. Н. Указ. соч. С. 62-63.

59. Там же. С. 58.

60. Падение царского режима. Т. 7. С. 220.

61. Там же.

62. Там. же. С. 68.

63. Там же. С. 69.

64. Там же. С. 220.

65. Яхонтов А. Н. Указ. соч. С. 56.

66. Там же. С. 58-59. Заседание 9 августа.

67. Там же.

68. Сухомлинов В. И. Воспоминания. С. 292.

69. Яхонтов А. И. Указ. соч. С. 21.

70. Милюков П. Россия на переломе. Париж, 1927. Т. 1. С. 14.

71. Переписка. Т. 3. С. 224.

72. Там же. С. 244. Письмо от 24 июня 1915 г.

73. Яхонтов А. Н. Указ. соч. С. 58-59.

74. Там же. С. 82-86.

75. Там же. С. 89-97.

76. Там же. С. 102-103.

77. Там же. С. 105-118.

78. Там же. С. 119-127.

79. Там же. С. 128-135.

80. Там же. С. 27.

81. Отражая и заражаясь общим настроением, Яхонтов писал в связи с заседанием Совета министров 18 августа: «Если судить о положении дел по разговорам в Совете, то скоро придется повисеть на фонаре» «Что-то дело, и правда, к всеразрешающему фонарю близится», - записывает он три дня спустя (Там же. С. 77, 89).

82. Николая Николаевича, свидетельствовал современник, «как губкой стерло из народного сознания, как только царскосельские влияния разжаловали его как верховного главнокомандующего» (Карабчевский Н. Что глаза мои видели. Берлин, 1921. С. 56).

83. Нольде Б. Э. Указ. соч. С. 221, 541-542. Игнатьев считал, что влияние Кривошеина на Горемыкина кончилось в мае-июне 1915 г., т. е. накануне известных нам заседаний. Затем с Горемыкиным произошло что-то «странное... для меня совершенно необъяснимое» (Падение царского режима. Т. 6. С. 8). Объяснение же, как считал Нольде, надо искать в горемыкинской «служебной калькуляции».

84. Нольде В. Э. Указ. соч. С. 549.

85. Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 368.

86. Яхонтов А. Н. Указ. соч. С. 135.

87. Поливанов и Григорович не подписали его в силу, так сказать, протокола, потому что их посты были, по тогдашним представлениям, несовместимы с какими-либо коллективными обращениями к царю. Но на деле они письмо целиком поддерживали. Так что министров- «оппозиционеров» было не восемь, а десять.

88. Падение царского режима. Т. 7. С. 72.

89. Там же. С. 70-71.

90. Переписка. Т. 3. С. 278, 298, 312, 314, 316, 329, 338, 364.

91. Тем же. С. 262, 284, 314, 320, 338, 445, 455.

92. Крыжановский С. Е. Воспоминания. Петрополис, Б. г. С. 148.

93. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Т. 2. С. ПО.

94. Гессен И. В. Беседа с А. Н. Хвостовым в феврале 1916 г.//Архив русской революции. Берлин, 1923. Т. 12. С. 81.

95. Там же. С. 78.

96. Спиридович А. И. Указ. соч. Кн. 2. С. 50.

97. Там же. Кн. 1. С. 220.

98. Аврех А. Я. Столыпин и третья Дума. М., 1968. С. 346.

99. Коренев С. А. Чрезвычайная комиссия по делам о бывших министрах // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 7. С. 20.

100. Ро ГБЛ ф 261. Картон 20. Ед. хр. 6. С. 18-20.