БОРИС ЕЛЬЦИН: СИСТЕМНОСТЬ И ДРАМАТУРГИЯ
Эта неделя прошла под своеобразным знаком Бориса Ельцина. Было сказано много слов, озвучены различные позиции и взгляды в отношении личности первого российского Президента. Свой пост Борису Николаевичу посвятила Тина Канделаки, писал в Твиттере о 80-летии со дня рождения российского экс-лидера и Анатолий Чубайс. Я не смог остаться в стороне…
С Ельциным я не был знаком лично. Зато мне удалось узнать его с другой стороны при весьма примечательных обстоятельствах.
Дело было в 1987-м - Бориса Николаевича только что отстранили от должности первого секретаря Московского городского комитета КПСС за жесткую и дерзкую критику слишком медленного, на его взгляд, проведения реформ. Это событие вызвало неожиданный резонанс на его родине. Свердловская молодежь стала выходить на улицы, и открыто бунтовать. Повсюду в городе проходили стихийные митинги в поддержку «любимца Урала», прогрессивного и энергичного политика, постепенно приобретавшего статус символа зарождающейся новейшей исторической эпохи.
Для того чтобы разобраться в происходящем, экстренно была сформирована и направлена в регион специальная закрытая комиссия. Ее возглавил Владимир Анатольевич Зубков - он тогда работал в административном отделе ЦК КПСС. В группу вошли представители МВД, КГБ, Центрального Совета Профсоюзных Организаций и, по понятным причинам, представители ЦК ВЛКСМ - ведь в волнениях была задействована молодежь. От Комсомола послали меня.
Мы провели в Свердловске 10 дней. Каждое утро нас отправляли по определенным адресам. Например, завод «Уралмаш». Там я должен был пройти по нескольким цехам и ненавязчиво пообщаться с народом, аккуратно выясняя отношение к Борису Николаевичу. По окончанию дня мы составляли небольшие отчеты с выуженной информацией. Зубков собирал все наши «секретные донесения» в отдельный рапорт и отправлял в центр. Настоящая разведывательная операция! Шпионские страсти…
Эти 10 дней стали моим погружением в личность Ельцина. В его характер, поступки, слова. Мне удалось увидеть что-то вроде его отражения в душах людей, их впечатления, мысли - след Ельцина в каждом из них. Надо сказать, он оставлял неизгладимые следы…
Уже в самом финале этой спецоперации, Зубков сказал мне: «Слушай, я что-то не понял - ты вот только хорошее пишешь, а плохое-то что-нибудь о нем говорят?» Я тогда не смог вспомнить ничего такого. Ну, говорят, бывает горячим. Ну, может стать резким, может запросто уволить в один момент, если есть за что. Всем, с кем я говорил, было ясно одно - перед ними глыба, очень сильный по своей натуре человек, харизматичная личность, располагающая к себе не столько при помощи слова, сколько силой своей воли, энергией, буквально хлещущей через край.
Не будучи знакомым с Ельциным лично я научился у него одному важному приему: он был очень системным человеком. Когда готовилось посещение какого-либо объекта, то за несколько недель или дней, на место предстоящего визита отправлялась группа его представителей. Они изучали предприятие, практически прокладывали маршрут, по которому Борис Николаевич будет передвигаться. Не допускалось никакой самодеятельности - любая импровизация должна быть хорошо подготовленным домашним заданием.
Когда он прибывал на завод, то точно знал, как и что будет происходить: останавливался в строго определенной точке, говорил четко подобранные слова, обращался, казалось бы, к случайному рабочему по имени и отчеству, и вдруг задавал ему актуальнейший вопрос - о наболевшем, о главном. Разумеется, все потом шептались о том, что вот, мол, какой человек - все видит насквозь.
Это был не просто спектакль. Несомненно, в ельциновской манере держаться всегда присутствовали элементы драматургии. Но дело тут не в отточенных действиях и заученном тексте. Домашние заготовки помогали ему быть прозорливым и метким - хорошая подготовленность к основному мероприятию оставляла пространство для того, чтобы обращать внимание на важные, но не сразу заметные тонкости. Он был не только актером, но и тонким психологом.
Позднее, когда я работал в ЦК ВЛКСМ, а затем и после этого, когда ушел в бизнес, я пользовался этой тактикой при визитах на тот или иной объект. Многолетний опыт показал: за такой подход руководителя уважают вдвойне - он свой, он видит, он понимает, и он хорошо подготовлен.
Кстати, о ельциновской драматургии. Незадолго до путча 1991-го в ВКШ при ВЛКСМ, где я учился в аспирантуре, было организовано выступление Бориса Николаевича. Еще никогда актовый зал ВКШ в своей истории не был так набит людьми, что буквально не продохнуть. Ельцин держал аудиторию в течение двух с половиной часов. Люди внимательно слушали, задавали вопросы, ни один человек за это время не вышел из зала, несмотря на невыносимую жару и духоту.
Когда из зала вдруг спросили: «А правда ли, что у Горбачева есть дача в Фарросе»? (Горбачев еще оставался Генсеком, но тучи над ним уже заметно сгустились), Ельцин тяжело опустил голову, потупил взор и молчал три минуты, стоя за трибуной перед замершим залом. Затем поднял голову, посмотрел в зал, и произнес: «Дача…» И снова замолчал примерно на минуту. Зал за эти 60 секунд фактически впал в предынфарктное состояние. И совсем уже понизив голос, Ельцин закончил: «…есть!». Настоящий театр одного актера. Это он умел.
Мне импонирует личность Ельцина, его типаж лидера. Не важно - завода, компании или страны. Возможно, ему следовало стать Президентом СССР - может быть, в этом случае история нашего государства могла бы развиваться по совершенно иному пути. В конечном счете, всю правду о том, как, кем и почему разрушалась Советская империя, знает только он один. Нам известны лишь факты: громадная страна с населением 270 млн. превратилась в 90-х годах в нищую, практически брошенную территорию с населением в 150 млн.
Приватизация, задуманная как некий переходный момент к капиталистической системе ценностей и ее плачевный итог - это ведь тоже работа первого российского Президента, его и его команды. Ему достался особый период в истории страны. 90-е - это страшное десятилетие - не наделать ошибок в то время было невозможно. И все же мне кажется, что момент для того, чтобы объективно оценить истинную роль этого человека в истории русского народа и в общемировом масштабе, еще не настал.
С Ельциным я не был знаком лично. Зато мне удалось узнать его с другой стороны при весьма примечательных обстоятельствах.
Дело было в 1987-м - Бориса Николаевича только что отстранили от должности первого секретаря Московского городского комитета КПСС за жесткую и дерзкую критику слишком медленного, на его взгляд, проведения реформ. Это событие вызвало неожиданный резонанс на его родине. Свердловская молодежь стала выходить на улицы, и открыто бунтовать. Повсюду в городе проходили стихийные митинги в поддержку «любимца Урала», прогрессивного и энергичного политика, постепенно приобретавшего статус символа зарождающейся новейшей исторической эпохи.
Для того чтобы разобраться в происходящем, экстренно была сформирована и направлена в регион специальная закрытая комиссия. Ее возглавил Владимир Анатольевич Зубков - он тогда работал в административном отделе ЦК КПСС. В группу вошли представители МВД, КГБ, Центрального Совета Профсоюзных Организаций и, по понятным причинам, представители ЦК ВЛКСМ - ведь в волнениях была задействована молодежь. От Комсомола послали меня.
Мы провели в Свердловске 10 дней. Каждое утро нас отправляли по определенным адресам. Например, завод «Уралмаш». Там я должен был пройти по нескольким цехам и ненавязчиво пообщаться с народом, аккуратно выясняя отношение к Борису Николаевичу. По окончанию дня мы составляли небольшие отчеты с выуженной информацией. Зубков собирал все наши «секретные донесения» в отдельный рапорт и отправлял в центр. Настоящая разведывательная операция! Шпионские страсти…
Эти 10 дней стали моим погружением в личность Ельцина. В его характер, поступки, слова. Мне удалось увидеть что-то вроде его отражения в душах людей, их впечатления, мысли - след Ельцина в каждом из них. Надо сказать, он оставлял неизгладимые следы…
Уже в самом финале этой спецоперации, Зубков сказал мне: «Слушай, я что-то не понял - ты вот только хорошее пишешь, а плохое-то что-нибудь о нем говорят?» Я тогда не смог вспомнить ничего такого. Ну, говорят, бывает горячим. Ну, может стать резким, может запросто уволить в один момент, если есть за что. Всем, с кем я говорил, было ясно одно - перед ними глыба, очень сильный по своей натуре человек, харизматичная личность, располагающая к себе не столько при помощи слова, сколько силой своей воли, энергией, буквально хлещущей через край.
Не будучи знакомым с Ельциным лично я научился у него одному важному приему: он был очень системным человеком. Когда готовилось посещение какого-либо объекта, то за несколько недель или дней, на место предстоящего визита отправлялась группа его представителей. Они изучали предприятие, практически прокладывали маршрут, по которому Борис Николаевич будет передвигаться. Не допускалось никакой самодеятельности - любая импровизация должна быть хорошо подготовленным домашним заданием.
Когда он прибывал на завод, то точно знал, как и что будет происходить: останавливался в строго определенной точке, говорил четко подобранные слова, обращался, казалось бы, к случайному рабочему по имени и отчеству, и вдруг задавал ему актуальнейший вопрос - о наболевшем, о главном. Разумеется, все потом шептались о том, что вот, мол, какой человек - все видит насквозь.
Это был не просто спектакль. Несомненно, в ельциновской манере держаться всегда присутствовали элементы драматургии. Но дело тут не в отточенных действиях и заученном тексте. Домашние заготовки помогали ему быть прозорливым и метким - хорошая подготовленность к основному мероприятию оставляла пространство для того, чтобы обращать внимание на важные, но не сразу заметные тонкости. Он был не только актером, но и тонким психологом.
Позднее, когда я работал в ЦК ВЛКСМ, а затем и после этого, когда ушел в бизнес, я пользовался этой тактикой при визитах на тот или иной объект. Многолетний опыт показал: за такой подход руководителя уважают вдвойне - он свой, он видит, он понимает, и он хорошо подготовлен.
Кстати, о ельциновской драматургии. Незадолго до путча 1991-го в ВКШ при ВЛКСМ, где я учился в аспирантуре, было организовано выступление Бориса Николаевича. Еще никогда актовый зал ВКШ в своей истории не был так набит людьми, что буквально не продохнуть. Ельцин держал аудиторию в течение двух с половиной часов. Люди внимательно слушали, задавали вопросы, ни один человек за это время не вышел из зала, несмотря на невыносимую жару и духоту.
Когда из зала вдруг спросили: «А правда ли, что у Горбачева есть дача в Фарросе»? (Горбачев еще оставался Генсеком, но тучи над ним уже заметно сгустились), Ельцин тяжело опустил голову, потупил взор и молчал три минуты, стоя за трибуной перед замершим залом. Затем поднял голову, посмотрел в зал, и произнес: «Дача…» И снова замолчал примерно на минуту. Зал за эти 60 секунд фактически впал в предынфарктное состояние. И совсем уже понизив голос, Ельцин закончил: «…есть!». Настоящий театр одного актера. Это он умел.
Мне импонирует личность Ельцина, его типаж лидера. Не важно - завода, компании или страны. Возможно, ему следовало стать Президентом СССР - может быть, в этом случае история нашего государства могла бы развиваться по совершенно иному пути. В конечном счете, всю правду о том, как, кем и почему разрушалась Советская империя, знает только он один. Нам известны лишь факты: громадная страна с населением 270 млн. превратилась в 90-х годах в нищую, практически брошенную территорию с населением в 150 млн.
Приватизация, задуманная как некий переходный момент к капиталистической системе ценностей и ее плачевный итог - это ведь тоже работа первого российского Президента, его и его команды. Ему достался особый период в истории страны. 90-е - это страшное десятилетие - не наделать ошибок в то время было невозможно. И все же мне кажется, что момент для того, чтобы объективно оценить истинную роль этого человека в истории русского народа и в общемировом масштабе, еще не настал.