К ГОДОВЩИНЕ ПЕРВОЙ КОНСТИТУЦИИ СССР
К ГОДОВЩИНЕ ПЕРВОЙ КОНСТИТУЦИИ СССР
31 января 1924 года - дата знаменательная. Второй съезд советов в этот день единогласно принимает первую Конституцию СССР, которая должна была, как само собой разумеющееся, неукоснительно исполняться (соблюдаться) во всех четырёх тогда уже образовавшихся союзных республиках, включая и российскую. Для России это не первая конституция. Были они у неё и раньше, начиная с Октябрьского Манифеста Николая II и первой большевистской конституции РСФСР 1918 года, как будут и потом в связи с её вхождением в Союз, и последующей бесславной его ликвидацией. Означенная дата даёт нам повод проследить и понять динамику конституционализма и общественного отношения к нему в нашей стране.
В Конституциях нашей страны соплеменнику, не говоря уже об иностранцах, можно и заблудиться. Конституций было полно, но путаница возникает не столько из-за их численного обилия, сколько по причине различий в государственности России, существовавшей по временам как единой неделимой империей, так и в статусе федеративного субъекта. Что ни период, то, как водится, и новая конституция. Без опозданий. Как к Богу. Как к смене караула. Чтобы содержательно разобраться во всех российских конституциях, причинах замены одной на другую, их предназначении и исполнении, надо все их сначала перечислить в той последовательности, в какой они принимались. А уж потом, хотя бы разочек бегло прочитав, ещё раз вспомнить, посмотреть и попытаться выяснить, чем они сходны и чем отличаются, почему происходила их смена.
У России конституция появляется много позднее, чем в других европейских странах. Под мощным давлением охвативших страну бесчисленных массовых протестов в Петербурге в октябре 1905 года публикуется Высочайший манифест (Октябрьский) об усовершенствовании государственного порядка. Представляет он собой законодательный акт Российской империи, по которому, в редакции от 20 апреля 1906 года, страна начинает, по крайней мере делает какие-то реальные попытки, жить в конституционном поле. По сути, данный манифест, наметивший ограничения монархической власти, можно рассматривать в качестве первой конституции российского государства, что большинство специалистов так и делает. Руководствуясь этим законом, Россия вступает на путь проверки, искушения и испытания своей готовности к демократическим преобразованиям. История, что называется, давала шанс, воспользоваться которым ей не удалось. Ожидаемого поворота к демократии страна не совершила. Чудес такого рода, видимо, не существует. Манифест, не выполнив заложенной в нём преобразующей миссии, не только не принёс пользу России, а навредил ей, сыграв на руку радикальным элементам, сумевшим воспользоваться им для дестабилизации положения в стране и установления на её руинах ещё более бесчеловечной диктатуры, чем та, что существовала при монархии. Тем не менее, Октябрьский манифест Николая II имеет значение, независимо от его успешности или неуспешности, в плане рассмотрения тех исторических шагов, что совершались страной на пути к демократии. Поэтому каждый из них, даже крайне неудачный, при удобном случае не грех вспомнить и осмыслить, чтобы снова грубо не ошибиться. Тем более что и доныне Россия в отношениях со своими конституциями испытывает серьёзные трудности, или, как говорят, то и дело наступает на ржавые грабли.
Вторая российская Конституция, если первой считать царский Манифест 1906 года, появляется только при большевиках, но зато очень скоро за их приходом к власти. Время летит, ждать не приходилось, и не истекает года с Великого Октября, как 10 июля 1918 года V Всероссийский съезд Советов принимает первую Конституцию Российской Федерации (РСФСР). В данном случае создание российской Конституции опережает появление Всесоюзной Конституции, поскольку Союза пока ещё не существует. Революционная Россия пока одинока. В дальнейшем, когда появилось несколько республик (раньше других - Российская, Украинская, Белорусская и Закавказская), порядок меняется - сначала появляются Конституции СССР и только потом Конституции союзных республик, включая, безусловно, и РСФСР. И если Конституции СССР появлялись в 1924, 1936 и 1977 годах, то Конституции России - соответственно в 1925, 1937 и 1978 годах. Зависимость от центра обнаруживается только от одного взгляда на их хронологию. Следующая за ними Конституция Российской Федерации (РФ) 1993 года фиксирует изменение государственного строя и новые органы власти после распада Советского Союза. Россия отделяется от республик, а вернее сказать, что они от России отделяются, не желая больше находиться с ней в одной неразрывной связке.
Можно сказать, что всё возвращается «на круги своя». При этом следует обратить внимание на то, что Конституция РФ 1993 года чаще, чем какая-либо из её предшественниц, претерпевает, по сравнению с первоначальным вариантом, значительные реконструкции, из которых те, что выпали на 2020-й год, были встречены не без скандалов. Вместе с тем, именно эти последние конституционные поправки нанесли самый страшный удар по авторитету конституции как таковой. У населения упрочилось мнение, что сами по себе конституции мало что значат и их можно использовать как угодно. Всё, что в них записывается в плоскости «что», не имеет гарантий перевода в плоскость «как», а стало быть, лишено возможности реализовываться.
При всём номинальном и хронологическом разделении Конституций СССР, РСФСР и РФ, они глубоко родственны, и потому не будет большой ошибкой называть их, с небольшими оговорками, как тем, так и другим именем. Ведь не зря же очень многие люди как у нас в стране, а за рубежом - тем более, звали Советский Союз Россией. Так было проще и понятней.
Слова «советский» и «русский» употреблялись почти как полноценные (абсолютные) синонимы. Все советские люди, несмотря на принадлежность к разным национальностям, были все вдобавок ещё и русскими и очень этим гордились. Никаких краснокнижиц-паспортин не требовалось. За границей не терялись, каждый американец видел нас за версту и легко узнавал. Наверное, по какой-то различимой отметине, данной нам, как когда-то Каину, пользовавшемуся ею в качестве Божьей протекции. Чего уж там!
Перефразируя поэта, получаем: «Мы говорим Советский Союз - подразумеваем Россия. Мы говорим Россия, подразумеваем Советский Союз». Иностранцы вообще всех выходцев из СССР называли русскими. Никто, за исключением, может быть, латышей, литовцев и эстонцев, не обижался. Русификация шла полным темпом. Главную роль в идентификации играли не внешние признаки, не этническое происхождение, а культура и менталитет. Если ты из Москвы - значит, русский. А кто ж ещё? Тот же Сталин себя считал ни кем иным, как русским. Позже, благодаря главным образом Борису Ельцину, входит в обиход слово «россияне». Так что и советская, и российская Конституция - это детище титульной нации. Всё под копирочку. Всех подвели под один знаменатель. Понятно, что и Конституция Украинской ССР писалась не на днепровских кручах, а у вод Москвы-реки.
Первые российские Конституции, как царская 1906-го и большевистская 1918-го годов, так и СССР 1924 года, по сравнению с последующими их вариантами, писались с твёрдым намерением их честного и беспрепятственного исполнения. Как говорится, без лукавства. Эти конституции можно по праву назвать инструментальными попытками переустройства жизни людей. В их появлении на свет был какой-то смысл. Они были не просто «слова, слова, слова». Обещалось в них то, что казалось, с точки зрения авторов, реально выполнимым, соответствующим требованиям жизненной правды и справедливости. Во всяком случае, на текущем отрезке времени. Можно, конечно, говорить о том, соответствовали ли точки зрения составителей конституций историческим процессам. Но это уже другая тема.
К словам первых российских конституций проявлялось всеобщее уважение и понимание в согласии с русской поговоркой, гласящей: «Что написано пером, не вырубишь и топором». Нарушать их никто не думал, не собирался, за исключением, может быть, отпетых уголовников. Всё было внове. Политические слова, хотя и были беспрецедентными, но смысл и веру в них сохраняли. Вместе со свободой они сулили и улучшение жизни. У властей ещё имелось стремление согласовывать слово с действительностью - раз написано, значит верно, значит нужно соблюдать. Слову верили как верхи, так и низы, и потому конституции рассматривались не иначе как свод законов прямого действия. Даже и спорить на эту тему не приходилось. Двусмысленного толкования тоже ещё не существовало. Это не тот случай, когда говорят, что «закон, как дышло». Скорее всего, для него подходит сравнение с венчанием в церкви. Если обручились, то, нравится или не нравится, всё равно теперь живите.
Надо честно признать, что первые российские конституции, как царская, так и советская, нарушений их исполнения имели ничтожно мало. Всё, написанное в них, практически выполнялось. Во благо ли - это ещё как посмотреть. Авторитет документально зафиксированного слова у населения был чрезвычайно высок и носил едва ли не мистический характер. Другой вопрос, что было написано, как оно понималось и каковы его конечные итоги? Не лучше ли было бы жить вообще без какой-либо конституции, чем с таким её вариантом, который ведёт в никуда, а то и вовсе к краху? Высочайший царский манифест 1906 года для России, не готовой к коренным историческим изменениям, сыграл роковую роль, подтолкнул её к разрушительным революциям. Дарованные народу политические права и свободы, создание российского парламента, ограничивающего власть монарха, появление влиятельных партий на пользу населению страны не пошли. Свалились вдруг комом на бедную головушку.
Конституционный манифест 1906 года, вроде бы и выполнялся, власти его блюли, но ожидаемого улучшения жизни за ним почему-то не следовало. Чудес он не делал. Всё катилось своим чередом. От начальных шагов демократии жизнь лучше, как кто-то предполагал, не становилась. Демократия о себе заявила, но извлекать из неё материальные и моральные выгоды оказалось совсем не просто. Очевидных преимуществ она не приносила. Если не сказать так, что и вредила. Как результат, место самой демократии стала занимать дикая анархия с нарастающим недовольством различных слоёв населения строем, существующим в стране. Что нравилось одному, другому казалось в корне противным и неприемлемым. Оппозиционные силы по отношению к самодержавию и помещичье-капиталистическому строю в стране приобретали деструктивный характер с ориентацией на насилие, погромы и вооружённое противодействие. В полном соответствии с песней «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…». С одной стороны, казалось, что свобод не хватает, а с другой, зрело убеждение, что они вредны как в целом государству, так и каждому его жителю. По отдельности, кого ни возьми, всем было плохо, и плохо по-своему, по-особому. Вопрос о свободах и её уровнях выливался в непримиримую конфронтацию бессчетных взглядов и убеждений. На их фоне Столыпинские реформы буксовали и не приносили желаемого экономического прогресса. Власть монарха, наглядно слабея, убедительной альтернативы этой власти, способной управлять страной без насилия, за собой не имела. (Продолжение следует)
Нравится
Комментировать
Поделиться
Комментарии: 0
В сети