Ровно три года назад российские ВКС нанесли первый удар по позициям джихадистов в САР. С тех пор ежегодно делаются попытки подвести итоги участия ВС РФ в сирийской войне - промежуточные, глобальные, политические, технические. Как правило, все они - в нашу пользу. А ведь еще недавно считалось, что российская армия «приговорена» к поражению.
О сирийской кампании ВС РФ написаны целые тома, подробно освещающие работу авиации и ракетных войск и анализирующие различные аспекты использования того или иного вида вооружений. Это довольно специальные исследования, аудитория которых или узкие профессионалы, или - что чаще - мужчины, увлеченные разного рода «железками». Но несколько стратегических аспектов, крайне важных для понимания происходящего, в них обычно не затрагиваются.
Начнем с того, что начало российской операции было встречено в мире и в среде комментаторов «либерального пула» даже не со скепсисом (разумные сомнения всегда полезны), а с восторгом от ожидаемой катастрофы. Причем некоторые основания для апокалиптических ожиданий все же были - в том сила, с точки зрения разумных людей.
Война бесконечности
Основная причина изначального скепсиса основывалась, с одной стороны, на печальном опыте западных кампаний на Ближнем Востоке, с другой - на советском опыте в Афганистане. Все экспедиционные операции такого рода, в каких бы политических обстоятельствах они ни проводились, раз за разом приводили к втягиванию в полномасштабную войну без конца, края и практической возможности комфортного выхода. Местные игроки умело втягивали как Запад, так и СССР в свои внутренние дела, что приводило лишь к усложнению политической структуры региона. Попутно случалось разрушение инфраструктуры - настолько значительное, что приводило к возникновению новой социальной опоры для сопротивления. Как это сопротивление называлось («Талибан», «Аль-Каида», ИГИЛ*) и на каких идейных платформах основывалось, не столь важно.
Постоянное наращивание военного присутствия «на земле» было признано чуть ли не обязательным элементом для подобных операций на Ближнем Востоке, поскольку принципа контроля над территорией никто не отменял, а всеобъемлюще договориться с местными еще ни разу не удавалось. Получается замкнутый круг: полномасштабное вмешательство признается вредным побочным эффектом экспедиционных операций в регионе, сводящим со временем к нулю все положительные эффекты. В теории его нужно всеми силами избегать, но без роста военно-политического вмешательства достичь успеха вроде как невозможно.
С первых же недель кампании российское командование и политическое руководство стало открыто демонстрировать курс на минимизацию сил и средств в Сирии, что было воспринято как наглядное знамение Апокалипсиса: двумя эскадрильями штурмовиков и ротой десантников спасти «погибающий антинародный режим Асада» не удастся. Либо со временем потребуется вторжение чуть ли не силами полноценной армии с «афганским результатом» на финише (в том числе - по масштабу потерь). Либо наоборот - полетают, побомбят и успокоятся, а в президентском дворце в Дамаске сядет какой-нибудь просаудовский эмигрант или уличный мулла с нечесаной бородой и взглядом василиска. И то, и другое будет означать резкое падение авторитета России в мире и, как следствие, «падение режима Путина».
Однако Москва не только придерживалась принципа «необходимой достаточности» сил и средств, но и сохраняла канал для эвакуации, в том числе политическими средствами. Это ограничивало опасность влияния сирийского руководства и иных региональных сил на принятие решений. Иными словами, изначальная задача - борьба с террористическими группировками - не превратилась в покровительство тем или иным силам в прочих конфликтах, а возможности манипуляции российским контингентом или российским влиянием в целом были сведены к минимуму.
Затяжная «дистанционная»
израильско-иранская прокси-война - одна из таких угроз. Потребовались как чисто военные, так и дипломатические усилия для того, чтобы объяснить Тегерану и Тель-Авиву, что это их личные проблемы, в которые Россия вмешиваться не будет. По крайней мере, так было до гибели Ил-20, но и сейчас российские ПВО не станут участвовать в чужих драках, а лишь
восполнят баланс сил.
«Главное, будет гарантирована идентификация всех российских воздушных судов сирийскими средствами ПВО», - подчеркнул Шойгу. Чтобы исключить в дальнейшем инциденты, подобные гибели Ил-20, за каждым сирийским расчетом ПВО можно будет закрепить российских офицеров, сказал по этому поводу газете
«Коммерсантъ» высокопоставленный военный источник.
Как известно, до сих пор Россия никогда не
доверяла иностранцам систему «свой - чужой», на экспортные варианты С-300 ее не ставили. Однако в случае Сирии, похоже, будет сделано исключение. Кроме того, будет временное особое отношение к системе опознавания. «На время конфликта у Сирии и России будет единая система опознавания. Это можно решить многими путями, о которых я бы не хотел распространяться», - пояснил газете ВЗГЛЯД экс-заместитель главкома ВВС России Айтеч Бижев. Он подчеркивает, что эта единая система будет действовать временно, под контролем наших военных, и, соответственно, утечки секретной информации удастся избежать.
Как сделать невозможное
Еще одной причиной для обоснованных сомнений была отдаленность театра военных действий от границ РФ и полное отсутствие опыта у российской армии в организации такого рода экспедиционных операций. При этом скепсис вызывали и
боеспособность сирийских войск, и возможность наладить координацию с иранцами. Чрезмерная запутанность местной социальной и религиозной структуры тоже не радовала.
В результате довольно быстро возникла «проблема следующего шага»: что делать с освобожденными территориями,
куда девать население, поддерживавшее джихадистов, как наладить мирную жизнь. Вроде бы эта задача не входит в компетенцию российских военных, но в гражданской войне такого рода функции не могут быть однозначно делегированы побеждающей стороне.
Неожиданно такой механизм был найден - в качестве «наместника» выступили Центр по примирению сторон и военная полиция. Удивительнее всего, что в российской армии нашлось достаточное количество подготовленных специалистов со знанием языка и региональных особенностей. Учитывая масштаб разрушений в образовательной структуре ВС после 1991 года, это действительно чудо.
Освобождение Алеппо показало, что проводить войсковые операции крупного масштаба можно и минимальными силами, если разумно определить цели и задачи. Грамотное целеуказание позволило разбить противника по частям, достаточно лишь направлять мысль сирийского командования в нужном направлении. Показательный пример: временная потеря Пальмиры, стоившая нам и сил, и средств, и нервов.
Правда, некоторые американские и натовские источники, признавая успехи России в САР, продолжают ссылаться на «непостижимый русский характер».
В 2015-2016 годах США и НАТО в целом имели в регионе подавляющее преимущество по количеству боевых самолетов (180 против 40), но российские ВКС совершали до 75 вылетов в день, в то время как западные - не более 20. При этом эффективность российских авиаударов была в разы выше. Выправить эту ситуацию западные армии не могут, поскольку дело тут даже не в уровне подготовки летчиков, а в психологии и «общекомандном сознании», выраженном в постановке четких задач и определении факторов, ограничивающих боевое применение войск.
Утверждения о том, что Сирия выступила полигоном для
испытания новейших российских вооружений и отработки взаимодействия различных родов войск, теперь стали общим местом. Но нужно понимать, что российские вооруженные силы включились в операцию не по окончании, а в процессе крупномасштабной внутренней реформы, когда было совершенно непонятно, каким именно образом российский контингент повлияет на ход боевых действий. Операция распадалась на несколько совершенно разных элементов, требовавших беспрецедентных усилий не только от летчиков, обслуживающего персонала и от тыловых служб, а также невиданного прежде взаимодействия с гражданскими службами портов в деле создания знаменитого «сирийского экспресса» - бесперебойного морского снабжения. Все это прежде если и отрабатывалось, то только в письменной теории.
Авторитет российской армии
Если говорить о чисто политических результатах трехлетней операции, то они, например, в том, что как минимум два крупных региональных игрока - Саудовская Аравия и Турция - были выключены из сферы активного влияния на внутрисирийские процессы и вынужденно попрощались с претензиями на ведущую роль в регионе. На практике это выразилось в отказе Эр-Рияда и Анкары от активного спонсирования крупных вооруженных группировок, ранее находившихся под их патронажем.
США в свою очередь были вынуждены убрать из публичной риторики полюбившийся лозунг «Башар должен уйти». Это снизило градус общерегиональной напряженности и привело к подписанию ряда соглашений на российских условиях. Иными словами, военный успех гарантировал политическую победу и уже сейчас можно говорить о том, что задачи, поставленные перед контингентом в Сирии, в целом выполнены.
В то же время конец этого и начало следующего года почти наверняка выведут сирийский конфликт в новую фазу, где ИГИЛ и прочие группировки уже не будут основными факторами. Интернационализации конфликта удалось избежать. Но сохраняется опасность вмешательства третьих стран, преследующих более масштабные цели, нежели установление того или иного режима в САР или поддержание регионального конфликта в горячем состоянии.
Сухой итог - присутствие российского контингента даже в таком минимизированном составе остается главным сдерживающим фактором для эскалации боевых действий в основном из-за резкого роста авторитета российской армии. Не признавать его уже невозможно, а критика операции со стороны либеральных комментаторов постепенно превратилась в кликушество, рассчитанное на предельно идеологизированную аудиторию.
* Организация, в отношении которой судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности"
Евгений Крутиков
ВЗГЛЯД