СОБАКА БЫВАЕТ КУСАЧЕЙ, или НЕЧТО О МУНИЦИПАЛЬНЫХ СОБАКАХ
Oleg Gubar
Еще как бывает. При соответствующих бытовых условиях, естественно. Например, при таких, в которых Одесса имела в инструментарии благоустройства «Общество для истребления бродячих собак». По предписанию полицмейстера, эта структура «обязана производить травлю до 6 часов утра, после чего собаки должны быть убираемы» («Одесский вестник», 1876, № 117). Собак беззастенчиво травили стрихнином. Жёсткие формулировки удручающе влияли на формирование личности друзей человека. «Полиция вновь просит не выпускать из дворов собак, - вещает газета, - с предварением, что бегающие по улицам будут убиваемы» («Одесский вестник», 1861, № 42). Как звучно и свирепо: убиваемы и убираемы... Первое упоминание о найме "специальных людей" "для истребления по городу собак" обнаружил в архивном деле от 23 августа 1819 г.
Безжалостное истребление бродячих собак странным образом сочеталось с поразительными образчиками гуманизма. Скажем, после устройства в 1873 году водопровода, по условиям контракта с производителями работ, в городе постепенно было установлено сколько-то металлических фонтанчиков для питья. Так вот, не считаясь с расходами, в основании этих фонтанчиков специально оборудовались «небольшие резервуары для питья воды собаками». Не позднее третьей четверти позапрошлого столетия слово гицель, то есть истребитель безнадзорных животных, уж считалось одним из самых бранных цензурных оскорблений.
Гонения на братьев наших меньших вызвало крик некой анонимно милосердной души - публикацию под заголовком «Слово в защиту дворовых собак, защищающих от воров» («Одесский вестник», 1866, № 49). «Убивание» до 500 псов в месяц выглядело довольно казусным в городе, кичившимся другим своим «обществом», а именно - «сострадания животным». Приоритеты этой организации намечались обращениями общественности, сигнализировавшими, например, что следует «облегчить участь несчастных обезьян, которых какие-то иностранцы ежедневно и во множестве водят по домам». А поскольку, мол, закон воспрещает таскать по городам медведей, продолжает общественный корреспондент, то «почему бы этот благодетельный закон не применить и к пигмеям в сравнении с медведем - к несчастным и слабым обезьянам?» («Одесский вестник», 1874, № 193). Вот, оказывается, где истоки популярной песни из кинофильма «Айболит-66»: «... опоздать нельзя нам! Надо вовремя помочь бедным обезьянам!»
Мартышками, впрочем, дело не ограничилось. «Многие из господ членов Общества сострадания к животным, - сообщает местная газета, - заявляли о том, что им очень часто приходится быть свидетелями - как торговцы и покупатели птиц (уток, гусей, индюков и в особенности кур и цыплят) НОСЯТ ИХ МУЧИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ, то есть связанных - головами вниз...» («Одесский вестник», 1876, № 166). Обыватели выступали также и в защиту лошадей и верблюдов. С лошадьми всё ясно (в это время их зарегистрировано в городе без малого шесть с половиной тысяч), а вот откуда в Одессе тех лет верблюды? Не удивляйтесь. Их было довольно много даже в третьей четверти XIX века, причем целые «перевозочные парки» - в Аккермане, Татарбунарах и др. Как традиционное транспортное средство верблюды оставались в наших краях с татарско-турецких времен.
Что до собачьего геноцида, он не ослабевал многие и многие годы. Впрочем, одесситам было, за что на них злиться. По городу бродили целые стаи лютых псов, частенько задиравших прохожих на улице, таскавших продовольствие с лотков, ларей, из будок и балаганов. Один нештатный корреспондент насчитал на Дерибасовской 50 собак за пять минут. Даже в знаменитой ресторации Алексеева в казенном саду под лавками прятались псины, наловчившиеся искусно выхватывать кусок у зазевавшегося посетителя. «Бродячие собаки, было, возрадовались, - острит штатный фельетонист, - городская управа искала предпринимателя для уничтожения их, предлагала ему 1000 рублей, но предпринимателя не находилось. По смете на 1893 год Дума ассигновала вдвое больше... Что-то будет?.. Собаки приуныли и поджали хвосты...» («Одесские новости», 1893, № 2512).
В конечном итоге проблема была решена вездесущей налоговой службой, и опять-таки по западному образцу (первый проект был внесен в Городскую управу городским врачом Циммерманом еще в 1876 году; далее работала комиссия, избранная Новороссийским обществом любителей охоты; дебаты продолжались до начала 1890-х). В прессе сообщалось, что, скажем, «в одном Париже находится до 70.000 тысяч собак, уплачивающих пошлины до 600.000 франков». В Одессе же насчитали 7200 дворовых и около 5000 комнатных собак, обязанных вносить в городскую казну по два рубля в год за право дружить с человеком («Одесские новости», 1896, № 3573). Такая собака считалась муниципальной, получала унифицированный номерной жетон для ношения на шее (ежегодно меняющийся), а также право посещать общественные места. Впрочем, согласно особому распоряжению градоначальника, собака, захваченная в общественном месте без намордника в отсутствие хозяина, подлежала уничтожению.
В принципе это было куда более гуманное решение, нежели то, в соответствии с которым праздношатающихся «Амишек и Трезорок» в разобранном виде неоднократно обнаруживали на кухнях содержателей колбасных заведений санитарные комиссии («Одесский вестник», 1875, № 88).
Еще как бывает. При соответствующих бытовых условиях, естественно. Например, при таких, в которых Одесса имела в инструментарии благоустройства «Общество для истребления бродячих собак». По предписанию полицмейстера, эта структура «обязана производить травлю до 6 часов утра, после чего собаки должны быть убираемы» («Одесский вестник», 1876, № 117). Собак беззастенчиво травили стрихнином. Жёсткие формулировки удручающе влияли на формирование личности друзей человека. «Полиция вновь просит не выпускать из дворов собак, - вещает газета, - с предварением, что бегающие по улицам будут убиваемы» («Одесский вестник», 1861, № 42). Как звучно и свирепо: убиваемы и убираемы... Первое упоминание о найме "специальных людей" "для истребления по городу собак" обнаружил в архивном деле от 23 августа 1819 г.
Безжалостное истребление бродячих собак странным образом сочеталось с поразительными образчиками гуманизма. Скажем, после устройства в 1873 году водопровода, по условиям контракта с производителями работ, в городе постепенно было установлено сколько-то металлических фонтанчиков для питья. Так вот, не считаясь с расходами, в основании этих фонтанчиков специально оборудовались «небольшие резервуары для питья воды собаками». Не позднее третьей четверти позапрошлого столетия слово гицель, то есть истребитель безнадзорных животных, уж считалось одним из самых бранных цензурных оскорблений.
Гонения на братьев наших меньших вызвало крик некой анонимно милосердной души - публикацию под заголовком «Слово в защиту дворовых собак, защищающих от воров» («Одесский вестник», 1866, № 49). «Убивание» до 500 псов в месяц выглядело довольно казусным в городе, кичившимся другим своим «обществом», а именно - «сострадания животным». Приоритеты этой организации намечались обращениями общественности, сигнализировавшими, например, что следует «облегчить участь несчастных обезьян, которых какие-то иностранцы ежедневно и во множестве водят по домам». А поскольку, мол, закон воспрещает таскать по городам медведей, продолжает общественный корреспондент, то «почему бы этот благодетельный закон не применить и к пигмеям в сравнении с медведем - к несчастным и слабым обезьянам?» («Одесский вестник», 1874, № 193). Вот, оказывается, где истоки популярной песни из кинофильма «Айболит-66»: «... опоздать нельзя нам! Надо вовремя помочь бедным обезьянам!»
Мартышками, впрочем, дело не ограничилось. «Многие из господ членов Общества сострадания к животным, - сообщает местная газета, - заявляли о том, что им очень часто приходится быть свидетелями - как торговцы и покупатели птиц (уток, гусей, индюков и в особенности кур и цыплят) НОСЯТ ИХ МУЧИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ, то есть связанных - головами вниз...» («Одесский вестник», 1876, № 166). Обыватели выступали также и в защиту лошадей и верблюдов. С лошадьми всё ясно (в это время их зарегистрировано в городе без малого шесть с половиной тысяч), а вот откуда в Одессе тех лет верблюды? Не удивляйтесь. Их было довольно много даже в третьей четверти XIX века, причем целые «перевозочные парки» - в Аккермане, Татарбунарах и др. Как традиционное транспортное средство верблюды оставались в наших краях с татарско-турецких времен.
Что до собачьего геноцида, он не ослабевал многие и многие годы. Впрочем, одесситам было, за что на них злиться. По городу бродили целые стаи лютых псов, частенько задиравших прохожих на улице, таскавших продовольствие с лотков, ларей, из будок и балаганов. Один нештатный корреспондент насчитал на Дерибасовской 50 собак за пять минут. Даже в знаменитой ресторации Алексеева в казенном саду под лавками прятались псины, наловчившиеся искусно выхватывать кусок у зазевавшегося посетителя. «Бродячие собаки, было, возрадовались, - острит штатный фельетонист, - городская управа искала предпринимателя для уничтожения их, предлагала ему 1000 рублей, но предпринимателя не находилось. По смете на 1893 год Дума ассигновала вдвое больше... Что-то будет?.. Собаки приуныли и поджали хвосты...» («Одесские новости», 1893, № 2512).
В конечном итоге проблема была решена вездесущей налоговой службой, и опять-таки по западному образцу (первый проект был внесен в Городскую управу городским врачом Циммерманом еще в 1876 году; далее работала комиссия, избранная Новороссийским обществом любителей охоты; дебаты продолжались до начала 1890-х). В прессе сообщалось, что, скажем, «в одном Париже находится до 70.000 тысяч собак, уплачивающих пошлины до 600.000 франков». В Одессе же насчитали 7200 дворовых и около 5000 комнатных собак, обязанных вносить в городскую казну по два рубля в год за право дружить с человеком («Одесские новости», 1896, № 3573). Такая собака считалась муниципальной, получала унифицированный номерной жетон для ношения на шее (ежегодно меняющийся), а также право посещать общественные места. Впрочем, согласно особому распоряжению градоначальника, собака, захваченная в общественном месте без намордника в отсутствие хозяина, подлежала уничтожению.
В принципе это было куда более гуманное решение, нежели то, в соответствии с которым праздношатающихся «Амишек и Трезорок» в разобранном виде неоднократно обнаруживали на кухнях содержателей колбасных заведений санитарные комиссии («Одесский вестник», 1875, № 88).