Из деревни
19.03.11
Деревня. Зима прошла на удивление без потерь, не померзли даже инжир и гранат. Правда в ванной лопнул умывальник: я не до конца слил осенью воду. Протопить удалось с минимальным за все годы количеством дыма, вопреки моим утренним опасениям, но всё же слегка наглотался.
Рабочие рассказали мне о панике среди населения: оказывается все со дня на день ждали землетрясения, после японского, некоторые даже собрали вещи на случай эвакуации. Вот только неясно, куда они планируют эвакуироваться.
С Сетью здесь проблемы, поэтому приходится вести дневник оффлайн. В этом даже есть польза: в онлайне иногда случается, что одним поспешным нажатием мыши посылаешь в Сеть неосторожные и убийственные слова. Сейчас, когда эмоции утихли и раны зализаны, можно попробовать осознать то, что прежде скрывал стресс. Теперь после аффекта выходит на первый план понимание того, насколько сильная травма нанесена Другому.
Меньше всего хочется проводить анализ, анализ - это расчленение и уничтожение, в лучшем случае - исследование реакции на возмущение, вносящее разлад, т.е. исследование отклонения. В психологии анализ может уничтожить загадочность, очарование и даже ощущение смысла. Хорошо, если ощущение смысла убивается лишь там, где смысла нет и быть не должно, но ведь его нет и не может быть ни в какой формальной модели, и некорректна та модель, которая не оставляет смысл за скобками. Юнг, сделавший многое для того, чтобы исследование психики стало точной наукой, считал, что его правильно понимают только поэты и попал здесь в самую точку. Поэтому буду описывать, а не анализировать, и уже точно не стану укладывать всё в стандартные схемы и понятия. Притом, за последнее время я несколько раз сталкивался с тем, что психоаналитические термины воспринимаются как оскорбительные.
Моя особенность в том, что я не умею мыслить в словах языка, все слова, которые я записываю или произношу, кроме отдельных случаев, когда приходят готовые слова - перевод на русский, более или менее точный. То, что следует далее, особенно, если это увидят те, кому написанное мною будет небезразлично, я попросил бы воспринимать именно как перевод, не вполне соответствующий оригиналу, и не судить строго.
В итальянском слова amore и amare различаются одной буквой, а итальянцы - народ, разбирающийся в теме едва ли не более всех народов. Можно ли разделить любовь и горечь? Я не буду утверждать, что нельзя, и тем не менее, почему-то безоблачное счастье в мире никогда или почти никогда не наблюдается. В прежнее время я списывал причину на несовершенство или искажение естественного и здорового порядка, но теперь полагаю, что дело в другом.
Видно это на примере исключений. В недавнем прошлом нередки случаи, когда впервые увидевшие и совсем не знающие друг друга люди связывали свои жизни и не оказывались разочарованными в последующие десятилетия. Но ведь их счастье было неожиданным, а поступок казался окружающим неразумной авантюрой, недопустимой в правильно устроенном обществе. Стоило законодателю установить для таких авантюристов месяц на размышление, и число счастливых пар поубавилось. Если инстинкту противопоставить разум, горечь любви легко может возобладать над радостью. Но это - внешнее вмешательство социального фактора в работу инстинкта. Человек, отягощенный рефлексией и страхами, делает что-то подобное и без помощи общественных институтов. Впрочем, полное отсутствие страха часто связано с отсутствием любви, оттого тот, кто не любит, обычно оказывается успешнее в покорении сердец, хотя этот успех и не всегда несёт радость. Любовь и страх - антагонисты, они противодействуют и могут полностью или частично вытеснять друг друга, но разделить их также нереально, как разделить полюса магнита. Клаус Джоуль правда пробует делать это, но для него любовь - род энергии лишь слегка связанной с эросом, и всё равно отсутствие второго полюса сказывается: свободный потенциал его учения падает от книги к книге.
Один психолог-фрейдист советовал людям, боящимся признаться в любви, понять, чего же они боятся "на самом деле": отказа или согласия. Но вот что странно: во многих других случаях человек, а нерешительный человек - особенно, бежит от неопределённости, а не старается её удержать.
Самые обычные интерпретации страха - комплексы неуверенности, низкой самооценки, боязни предательства или "использования" (последнее случается и объективно, но даже в наше время совсем не так часто, как принято думать). Гораздо честнее тот, кто принимает свой страх как он есть, не пытаясь его интерпретировать, ибо безотносительно бытовых страхов в любви всегда присутствует элемент страха иррационального, страха столкновения с нуминозным, никак не сводимого к разумным доводам, который нельзя устранить, но можно интегрировать, преодолевая двойственность. Думаю, что боятся здесь не отказа или согласия, а приближения к переходу, "смерти", которая последует при сближении в любом случае, если, конечно, отношения слишком сильно выходят за механические или социальные.
Ослепляющая и радужная влюблённость - наркотик, позволяющий заглушить этот и другие страхи, подойти вплотную к пропасти, а если повезёт - перескочить через неё сходу. Я затрудняюсь сказать, доступна ли всем такая возможность; да и счастливые влюблённые не сталкиваются ли с серьёзными испытаниями позднее, когда романтическая анестезия проходит? Полагаю, что непременно сталкиваются, особенно, если хотя бы немного вышли за уровень простого обывателя.
Всё же не буду принижать романтические чувства: инициация - смерть ветхого человека - требует изменённого состояния сознания, и если романтической влюблённости достаточно для отключения контроля, можно обойтись этим сладким и приятным лекарством (от которого тем не менее бросает в дрожь). Но если разум (сознание и соответствующие части бессознательного) упорствует, требуется более сильное средство.
И вот, ситуация, очевидно, потребовала такого средства. Выясняется, что даже при обоюдной доброй воле можно так столкнуться лбами, что мало не покажется.
Что же это было: неготовность признаться себе и Другому в любви "по-хорошему", влекущая признание "по-плохому" хотя бы себе самому и уже обесцененное вынужденностью? Потворство рациональным механизмам или "комплексам", включающимся тогда, когда надо всё испортить и не допустить перехода в новое качество? Или из-за наличия упомянутых комплексов говорить о любви некорректно? А может быть это не туда зашедшая игра, когда взаимные уколы уже не радуют остротой взаимодействия, а только ранят? Или какая-то иная сила ведёт свою игру и подчиняет ей события? Ответа нет, вернее, можно выбрать и обосновать любой ответ из перечисленных и, вероятно, каких-то ещё неперечисленных. Но выбор только одного ответа apriori будет ущербным.
В то же время мы обязаны относиться к любому событию как к посланному нам Свыше заданию.
Вступивший на путь проходит его до конца, и пропуск ступени означает прыжок через более широкую пропасть. Не справившийся с заданием или отказавшийся от него, как герой Гессе, получает новое, более сложное задание, хотя может быть и скрашенное белизной чистого листа, если, конечно, для задания выдаётся чистый лист.
Как оказалось, не только для меня почти любая радость и любой успех - либо неожиданный подарок, либо требуют прохождения через темноту полного отчаяния. У меня так не только в личных отношениях. Исключение - то немногое, что достигается профессионально наработанными навыками и не зависит от случая, но и здесь потребовалось в своё время пройти через обучение и неудачи. Не хотелось бы, да и вряд ли возможно, чтобы в личных отношениях возобладала подобная схема.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
Деревня. Зима прошла на удивление без потерь, не померзли даже инжир и гранат. Правда в ванной лопнул умывальник: я не до конца слил осенью воду. Протопить удалось с минимальным за все годы количеством дыма, вопреки моим утренним опасениям, но всё же слегка наглотался.
Рабочие рассказали мне о панике среди населения: оказывается все со дня на день ждали землетрясения, после японского, некоторые даже собрали вещи на случай эвакуации. Вот только неясно, куда они планируют эвакуироваться.
С Сетью здесь проблемы, поэтому приходится вести дневник оффлайн. В этом даже есть польза: в онлайне иногда случается, что одним поспешным нажатием мыши посылаешь в Сеть неосторожные и убийственные слова. Сейчас, когда эмоции утихли и раны зализаны, можно попробовать осознать то, что прежде скрывал стресс. Теперь после аффекта выходит на первый план понимание того, насколько сильная травма нанесена Другому.
Меньше всего хочется проводить анализ, анализ - это расчленение и уничтожение, в лучшем случае - исследование реакции на возмущение, вносящее разлад, т.е. исследование отклонения. В психологии анализ может уничтожить загадочность, очарование и даже ощущение смысла. Хорошо, если ощущение смысла убивается лишь там, где смысла нет и быть не должно, но ведь его нет и не может быть ни в какой формальной модели, и некорректна та модель, которая не оставляет смысл за скобками. Юнг, сделавший многое для того, чтобы исследование психики стало точной наукой, считал, что его правильно понимают только поэты и попал здесь в самую точку. Поэтому буду описывать, а не анализировать, и уже точно не стану укладывать всё в стандартные схемы и понятия. Притом, за последнее время я несколько раз сталкивался с тем, что психоаналитические термины воспринимаются как оскорбительные.
Моя особенность в том, что я не умею мыслить в словах языка, все слова, которые я записываю или произношу, кроме отдельных случаев, когда приходят готовые слова - перевод на русский, более или менее точный. То, что следует далее, особенно, если это увидят те, кому написанное мною будет небезразлично, я попросил бы воспринимать именно как перевод, не вполне соответствующий оригиналу, и не судить строго.
В итальянском слова amore и amare различаются одной буквой, а итальянцы - народ, разбирающийся в теме едва ли не более всех народов. Можно ли разделить любовь и горечь? Я не буду утверждать, что нельзя, и тем не менее, почему-то безоблачное счастье в мире никогда или почти никогда не наблюдается. В прежнее время я списывал причину на несовершенство или искажение естественного и здорового порядка, но теперь полагаю, что дело в другом.
Видно это на примере исключений. В недавнем прошлом нередки случаи, когда впервые увидевшие и совсем не знающие друг друга люди связывали свои жизни и не оказывались разочарованными в последующие десятилетия. Но ведь их счастье было неожиданным, а поступок казался окружающим неразумной авантюрой, недопустимой в правильно устроенном обществе. Стоило законодателю установить для таких авантюристов месяц на размышление, и число счастливых пар поубавилось. Если инстинкту противопоставить разум, горечь любви легко может возобладать над радостью. Но это - внешнее вмешательство социального фактора в работу инстинкта. Человек, отягощенный рефлексией и страхами, делает что-то подобное и без помощи общественных институтов. Впрочем, полное отсутствие страха часто связано с отсутствием любви, оттого тот, кто не любит, обычно оказывается успешнее в покорении сердец, хотя этот успех и не всегда несёт радость. Любовь и страх - антагонисты, они противодействуют и могут полностью или частично вытеснять друг друга, но разделить их также нереально, как разделить полюса магнита. Клаус Джоуль правда пробует делать это, но для него любовь - род энергии лишь слегка связанной с эросом, и всё равно отсутствие второго полюса сказывается: свободный потенциал его учения падает от книги к книге.
Один психолог-фрейдист советовал людям, боящимся признаться в любви, понять, чего же они боятся "на самом деле": отказа или согласия. Но вот что странно: во многих других случаях человек, а нерешительный человек - особенно, бежит от неопределённости, а не старается её удержать.
Самые обычные интерпретации страха - комплексы неуверенности, низкой самооценки, боязни предательства или "использования" (последнее случается и объективно, но даже в наше время совсем не так часто, как принято думать). Гораздо честнее тот, кто принимает свой страх как он есть, не пытаясь его интерпретировать, ибо безотносительно бытовых страхов в любви всегда присутствует элемент страха иррационального, страха столкновения с нуминозным, никак не сводимого к разумным доводам, который нельзя устранить, но можно интегрировать, преодолевая двойственность. Думаю, что боятся здесь не отказа или согласия, а приближения к переходу, "смерти", которая последует при сближении в любом случае, если, конечно, отношения слишком сильно выходят за механические или социальные.
Ослепляющая и радужная влюблённость - наркотик, позволяющий заглушить этот и другие страхи, подойти вплотную к пропасти, а если повезёт - перескочить через неё сходу. Я затрудняюсь сказать, доступна ли всем такая возможность; да и счастливые влюблённые не сталкиваются ли с серьёзными испытаниями позднее, когда романтическая анестезия проходит? Полагаю, что непременно сталкиваются, особенно, если хотя бы немного вышли за уровень простого обывателя.
Всё же не буду принижать романтические чувства: инициация - смерть ветхого человека - требует изменённого состояния сознания, и если романтической влюблённости достаточно для отключения контроля, можно обойтись этим сладким и приятным лекарством (от которого тем не менее бросает в дрожь). Но если разум (сознание и соответствующие части бессознательного) упорствует, требуется более сильное средство.
И вот, ситуация, очевидно, потребовала такого средства. Выясняется, что даже при обоюдной доброй воле можно так столкнуться лбами, что мало не покажется.
Что же это было: неготовность признаться себе и Другому в любви "по-хорошему", влекущая признание "по-плохому" хотя бы себе самому и уже обесцененное вынужденностью? Потворство рациональным механизмам или "комплексам", включающимся тогда, когда надо всё испортить и не допустить перехода в новое качество? Или из-за наличия упомянутых комплексов говорить о любви некорректно? А может быть это не туда зашедшая игра, когда взаимные уколы уже не радуют остротой взаимодействия, а только ранят? Или какая-то иная сила ведёт свою игру и подчиняет ей события? Ответа нет, вернее, можно выбрать и обосновать любой ответ из перечисленных и, вероятно, каких-то ещё неперечисленных. Но выбор только одного ответа apriori будет ущербным.
В то же время мы обязаны относиться к любому событию как к посланному нам Свыше заданию.
Вступивший на путь проходит его до конца, и пропуск ступени означает прыжок через более широкую пропасть. Не справившийся с заданием или отказавшийся от него, как герой Гессе, получает новое, более сложное задание, хотя может быть и скрашенное белизной чистого листа, если, конечно, для задания выдаётся чистый лист.
Как оказалось, не только для меня почти любая радость и любой успех - либо неожиданный подарок, либо требуют прохождения через темноту полного отчаяния. У меня так не только в личных отношениях. Исключение - то немногое, что достигается профессионально наработанными навыками и не зависит от случая, но и здесь потребовалось в своё время пройти через обучение и неудачи. Не хотелось бы, да и вряд ли возможно, чтобы в личных отношениях возобладала подобная схема.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru