Обойдемся без злобы для. Ну разве только вот это:
В попытках исследовать важные для меня темы истории искусства XX века, в связи с которыми имеются некоторые вещественные свидетельства, но почти совсем по причинам политических табу отсутствует описательная часть, я, тем не менее, встречаюсь с огромным количеством разнообразных проявлений симулякров произведений искусства - в них сохраняется форма как одежды, украденные разбойниками, но жертвы разбойников уже нет. В последнее время я вновь довольно часто стал бывать на выставках и в концертах. И весьма часто увиденное и услышанное вызывает какое-то подобие жалости к артисту и вынуждает задавать себе вопрос - а зачем художник делает это? Мотивация, как спросил бы Шопенгауэр, какова? Нахожу в большей части случаев такие ответы: самоутвердиться и заработать. О смысле искусства я писал уже сегодня в связи с наследием Любы Велич. А тут еще "злоба дня" подоспела. Материалы взяты из двух источников, ссылки приведены под фрагментами:
***
Ленин -
это мой самый интимный друг.
Я его оскорблять не позволю!
Если мы коммунизм построить хотим,
Трепачи на трибунах не требуются.
Коммунизм для меня -
самый высший интим,
а о самом интимном
не треплются...
***
Цвет статуи Свободы -
он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты,
Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!..
***
Склонимся же у входа в Мавзолей.
Склонимся у незримых пьедесталов
тех дочерей страны и сыновей,
кто в зрелости не предал идеалов
вольнолюбивой юности своей...
источник
Дальше - из "Журнального зала":
Удивительно: Евтушенко многими до сих пор воспринимается как пламенный борец за справедливость, человек, не принимавший советскую власть, писавший правозащитные письма. Так ли это на самом деле? И так, и не так. На мой взгляд, Евтушенко всегда был идеологическим работником партии (что, наверное, непредосудительно) и пропагандировал продукт под названием «Коммунизм» (образ Бориса Гройса). Евтушенко многие годы неустанно воспевал и Владимира Ильича Ленина, и советский строй, и ругал загнивающий Запад. Цитаты можно приводить в изобилии. Вот, например, слова из его предисловия к собственному двухтомнику, вышедшему в 1975 году в издательстве «Художественная литература»: «Быть поэтом первой в мире социалистической страны, на собственном историческом опыте проверяющей надежность выстраданных человечеством идеалов, - это налагает особую ответственность…
…Таким образом, лучшее в советской литературе приобретает высокое значение нравственного документа, запечатляющего не только внешние, но и внутренние черты становления нового, социалистического общества».
Вот стихи из того же двухтомника:
…жлобам и жабам вставим клизму,
плывем назло имперьялизму?!»
И поддержали все: «Плывем!»
* * *
Страшный ветер меня колошматил,
и когда уже не было сил,
то мне чудился председатель,
как он с Лениным говорил.
* * *
Чтобы все и в любви было чисто
(а любви и сама я хочу),
чтоб у нас коммунизм получился
не по шкурникам - по Ильичу.
* * *
Ты молод, я моложе был, пожалуй,
когда я, бредя мировым пожаром,
рубал врагов Коммуны всех мастей.
* * *
И клятвой повтори: «Я большевик!»
* * *
В бой зовет Коммуна!
Станьте из детей
сменой караула
у ленинских дверей!
* * *
В минуты самые страшные
верую,
как в искупленье:
все человечество страждущее
объединит
Ленин.
<...>
А это уже из книги «Утренний народ» (М., «Молодая гвардия», 1978).
и гордость у нас неизбывная есть -
что очередь есть к Мавзолею.
* * *
А, правда, товарищ начальник,
в Америке - пиво в
железных банках?» -
«Это для тех,
у кого есть валюта в банках…»
Все эти верноподданнические слова не вызывают у меня большого раздражения. Пиар он и есть пиар.
Сомневаюсь, что поэт не читал о В.И. Ленине В. Солоухина или В. Ерофеева, не имел представления о весьма кровожадных политических взглядах самого Владимира Ильича. Конечно, он знал, что пиво в Америке не только «для тех, у кого есть валюта в банках» - его там продают и за небольшие наличные.
Евтушенко, «наступая на горло собственной песне», выполнял идеологический заказ и вел рифмованную пропагандистскую, высоко оплачиваемую работу. Понимаю. Но вот времена изменились.
Изменился и наш герой. В книге «Памятники не эмигрируют» (Эксмо, 2005) Евтушенко в идеологическом плане сделал разворот на 180 градусов.
«Еще можно услышать голоса о том, что надо восстановить престиж КПСС и ВЛКСМ.
Но разве можно оправдать ВЛКСМ, когда «поднявшись в едином порыве», в 1958 году весь комсомольский съезд бурно аплодировал словам своего первого секретаря Семичастного, назвавшего Пастернака «грязной свиньей», которую нужно выбросить из нашей страны, а следующий секретарь Сергей Павлов, потрясая на пленуме ЦК ВЛКСМ газетой Закавказского военного округа, где я, приехавший туда на военные сборы, читал стихи с танка во время маневров нашим солдатам, кричал: «Если наступит опасность для родины, еще неизвестно, в какую сторону повернут наши танки, с которых читал стихи Евтушенко». Надо отдать должное Павлову - незадолго перед своей смертью он у меня попросил за это прощения».
Как видим, теперь столпы советской власти - партия и комсомол - оказались плохими. И, в частности, из-за того, что комсомольский секретарь Сергей Павлов кричал на молодого поэта. И потом, между прочим, извинился за это. И за это нельзя оправдать могучую организацию, которая строила великую страну?
Да, конечно, теперь идеологические установки другие. Но все-таки: не перебор? И не перебор ли ставить себя в один ряд с подлинным поэтом Борисом Пастернаком? Все-таки классик, опять-таки нобелевский лауреат…
А вот уже и про тлетворную заграницу - совсем другие слова. Она теперь представляется Евтушенко не такой ужасной.
Нас выдавили в зарубежье
страх старости среди бомжей,
российской зависти безбрежье…
Значит, все-таки страх… Страх быть бедным, несчастным. И тут уже не до пиара. И не беда, что в Америке, по словам поэта, нация сходит с ума. Или уже не сходит? И пивко подешевело? И плохие строки о зарубежье сочтут фальшью капитализма?
В нас глубоко засел
черного хлеба синдром
Рвались из СССР,
а оказались
в нем.
То есть все-таки рвался из СССР. А что ж поэт его тогда воспевал? А то и воспевал, что был заказ. И удивляться здесь нечему. Евтушенко - один из самых значительных пиарщиков от литературы. И это нужно спокойно понять и осознать. И признать, что свою пропагандистскую работу Евтушенко всегда выполняет качественно и, как подлинный пиарщик, беспринципно. Неразумно только считать эти пиаровские сочинения поэзией.
Нужно отдать должное Евтушенко: при всех его идеологических метаниях, он всегда с любовью писал о людях. И вот с горьким удивлением читаю стихотворение «Изумрудины» из книги «Памятники не эмигрируют». Теперь Евгений Александрович замечает, что - цитирую! -
Всюду твари дрожащие.
По-моему, поэт погорячился.
А иногда автор доходит и до совсем сенсационных заявлений.
Автор десятка книжек,
не задираю я нос,
ибо морально ниже,
чем Иисус Христос.
Смотрите-ка, какая новость - Евтушенко морально ниже, чем Иисус Христос. Что ж, будем знать.
Вообще, читая эту книгу, удивляешься многим причудам автора, например, странным особенностям его личной жизни. Сначала поэт считал интимным другом Ленина, хотел вступить в близкие отношения с коммунизмом, а потом и вовсе дошел до необычных извращений…
под землей целоваться я буду -
хотя бы с землею самой.
Целоваться с землей? Интересно. О таком я раньше не слышал.
А вот еще одно откровение поэта:
Никакой во мне порок
не сказался,
ибо божий ветерок
лба касался.
Это Евтушенко опять-таки о самом себе. То есть констатирует: божий ветерок касался его лба.
Не устает Евгений Александрович и за нравственность бороться. Он пишет:
«Когда даже честные девушки одеваются, как путаны, это плохой вкус, который может привести к путанству».
Чур вас, чур, честные девушки. Наденете короткие юбки - можете стать путанами. А уж если, не дай Бог, чулки - так значит, точно побежите на панель.
Самое фантастическое заключается в том, что Евтушенко как умный человек дает самому себе предельно точную оценку.
Он пишет о себе:
…политику путал с поэзией.
Но вы не подумайте скоропалительно,
что был он совсем недоумок в политике,
и даже по части поэзии, собственно,
…имел кой-какие способности.
Тут все правда. И, конечно, никаким недоумком в политике Евтушенко не является. Он - знаток политики и политик мирового уровня, и способности по части поэзии у него есть. Эти два основных дарования нужно в деятельности Евтушенко разделять. И тогда многое станет понятно. И легче будет поэтические зерна отделить от политических плевел.
Евтушенко становится поэтом, когда сбрасывают с себя журналистские и пиаровские вериги, которые надел на себя в ранней молодости, и говорит спокойным, внятным языком. Говорит, как человек, многое переживший и видевший. И главное - не красующийся перед самим собой и другими.
* * *
И все-таки я с тобою,
и все-таки ты со мной,
зажатые шумной толпою,
придавленные тишиной.
И все-таки мы родные,
а это нельзя не сберечь,
и все-таки мы иные,
чем были до наших встреч.
У памяти столько заначек,
что хватит их нам наперед,
и кто-то из нас заплачет,
когда из нас кто-то умрет.
17 января 2005
* * *
Все выживаю, выживаю,
а не живу,
и сам себя я выжигаю,
как зной траву.
Что впереди? Лишь бездну вижу.
Она лежит
между двуличным словом - выжить,
и безграничным - жить.
И еще очень удаются Евтушенко самоироничные строки. С ними не поспоришь.
Мы стали не только потребителями плохого вкуса, но и его производителями.
* * *
Дураком не быть вовсю старался -
правда, переменный был успех.
Не могу не прокомментировать еще несколько строк Евгения Александровича.
Сейчас в России ситуация кризиса не только самой поэзии, но и отношения к ней.
* * *
А я вот тоскую по площади Маяковского.
Нет в России никакого кризиса поэзии. Наоборот, сейчас расцвет русской поэзии, когда русскому читателю открыты имена Айги и Сосноры, Кедрова и Кацюбы, Парщикова и Бирюкова, Милоравы и Мирзаева, когда печатаются Казанцев и поэт из Воронежской области Куликов-Ярмонов… А вот от рифмованной журналистики стихотворцы, слава Богу, отходят.
Пример Евгения Евтушенко - частный. На этом примере совершенно очевидно, что и в России, и в других странах любят облегченное поэтическое чтиво, эстрадную рифмованную чушь, способную привлечь внимание широкой публики, как любят глянцевые журналы, попсовые песни и т.п. Удивительного в этом нет ничего. И страшного нет ничего. Просьба одна: не называть рифмованную политическую или светскую журналистику (а тем более PR) поэзией. Это разные вещи.
источник