Уроки французского
Практически все русские писатели - от Пушкина и Достоевского до Астафьева, Солженицына и Прилепина - зачислены «прогрессивной общественностью» в позорный стан антисемитов. Но если к давно ушедшим классикам отношение довольно спокойное (хотя ненависть Чубайса к Достоевскому заслуживает отдельного разговора), то к нерукопожатным современникам либеральная критика строга и безжалостна. Особенно не повезло двум Василиям - Белову и Шукшину.
Белов в конце жизни признался в своих мемуарах: «На что бесстрашен был, и то некоторые слова вслух произносить побаивался…» Дошло до того, что евреев - воспользовавшись старой русской традицией - он называл исключительно французами.
«Макарычу попадало от „французов“ еще больше, чем мне… Шукшин все эти годы был в центре борьбы за национальную, а не интернационально-еврейскую Россию… О евреях тогда говорили почти все, одни напрямую и громко, другие тихо, с оглядкой. О слове «жид» вспоминали редко, и то в основном сами евреи. Это слово произносилось обычно с провокационными целями. Если человек вспомнил жидов, то это был верный признак того, что он сам еврей либо из еврейского круга и наверняка представит тебя своим близким как антисемита. Я несколько раз попадался в такую ловушку. Антисемитский ярлык был несмываем… Шукшин прекрасно знал сие опасное обстоятельство…»
Я бы добавил: и был предельно осторожен - как в своей жизни, так и в творчестве. В прозе Шукшина, в его кинематографе, в его публицистике, даже в опубликованных письмах или рабочих записях, в выдуманных и невыдуманных рассказах нет ни одного образа еврея, нет ни высказываний, ни ссылок, ни даже упоминаний представителей этого народа, нет ни приязни, ни неприязни, никакого здорового либо болезненного интереса к нему.
У Шукшина не то что евреев, у него вообще нет людей нерусских. Его мир - это наш национальный русский мир со всеми его пропастями и вершинами, гениями и злодеями, чудиками и мещанами. Он для писателя абсолютно самодостаточен, целостен, в хорошем смысле этого слова замкнут, автономен, и поиск причин всех его горестей и разломов обходится без внешних друзей или врагов. Русский вопрос - это русский вопрос, русское дело - это русское дело, и ни в каких дополнительных обстоятельствах они не нуждаются.
…Впрочем, от обвинений в антисемитизме это Шукшина не спасло.
Хотя, разумеется, никаким антисемитом он не был… В 1967 году Шукшин сыграл в фильме «Комиссар», снятом по рассказу опального Василия Гроссмана и тотчас положенном на полку. Вся «прогрессивная общественность» испуганно затаилась и молчала. А фильм - в числе немногих - бросился спасать Василий Макарович. Вот свидетельство режиссера Аскольдова:
«Василий Шукшин, который у нас снимался, встал и сказал, когда громили картину: «Да что вы делаете! Эта картина рассказывает о маленьком человеке, которого играет Быков. Он прекрасный человек, он замечательный семьянин. Но он не может сам себя защитить. А мы сильные, мы русский народ, мы обязаны его защитить!».
…Ничего не помогло: антисемитом жил, антисемитом умер.
Белов в конце жизни признался в своих мемуарах: «На что бесстрашен был, и то некоторые слова вслух произносить побаивался…» Дошло до того, что евреев - воспользовавшись старой русской традицией - он называл исключительно французами.
«Макарычу попадало от „французов“ еще больше, чем мне… Шукшин все эти годы был в центре борьбы за национальную, а не интернационально-еврейскую Россию… О евреях тогда говорили почти все, одни напрямую и громко, другие тихо, с оглядкой. О слове «жид» вспоминали редко, и то в основном сами евреи. Это слово произносилось обычно с провокационными целями. Если человек вспомнил жидов, то это был верный признак того, что он сам еврей либо из еврейского круга и наверняка представит тебя своим близким как антисемита. Я несколько раз попадался в такую ловушку. Антисемитский ярлык был несмываем… Шукшин прекрасно знал сие опасное обстоятельство…»
Я бы добавил: и был предельно осторожен - как в своей жизни, так и в творчестве. В прозе Шукшина, в его кинематографе, в его публицистике, даже в опубликованных письмах или рабочих записях, в выдуманных и невыдуманных рассказах нет ни одного образа еврея, нет ни высказываний, ни ссылок, ни даже упоминаний представителей этого народа, нет ни приязни, ни неприязни, никакого здорового либо болезненного интереса к нему.
У Шукшина не то что евреев, у него вообще нет людей нерусских. Его мир - это наш национальный русский мир со всеми его пропастями и вершинами, гениями и злодеями, чудиками и мещанами. Он для писателя абсолютно самодостаточен, целостен, в хорошем смысле этого слова замкнут, автономен, и поиск причин всех его горестей и разломов обходится без внешних друзей или врагов. Русский вопрос - это русский вопрос, русское дело - это русское дело, и ни в каких дополнительных обстоятельствах они не нуждаются.
…Впрочем, от обвинений в антисемитизме это Шукшина не спасло.
Хотя, разумеется, никаким антисемитом он не был… В 1967 году Шукшин сыграл в фильме «Комиссар», снятом по рассказу опального Василия Гроссмана и тотчас положенном на полку. Вся «прогрессивная общественность» испуганно затаилась и молчала. А фильм - в числе немногих - бросился спасать Василий Макарович. Вот свидетельство режиссера Аскольдова:
«Василий Шукшин, который у нас снимался, встал и сказал, когда громили картину: «Да что вы делаете! Эта картина рассказывает о маленьком человеке, которого играет Быков. Он прекрасный человек, он замечательный семьянин. Но он не может сам себя защитить. А мы сильные, мы русский народ, мы обязаны его защитить!».
…Ничего не помогло: антисемитом жил, антисемитом умер.