Из мусорной корзины: 58-10
«Ты не можешь этого помнить, - с непонятной злостью говорила мама. - Тебе было полтора года».
Действительно не мог. Но помнил. Более того, с возрастом память дорисовывала недостающие детали.
Сначала его везли в коляске, и он спал. Потом коляска стала застревать в грязи, мама устала, почему-то занервничала, отошла в сторону, закурила. Потом посмотрела на часы - серебряные, переделанные из карманных, он до сих пор их хранит - выбросила в лужу папиросу, достала его из коляски, и он ощутил на своем лице капли дождя.
Он видел длинный, выкрашенный серо-зеленой краской забор, мамины резиновые сапожки, ее забрызганные грязью чулки и высокую дымящуюся трубу на горизонте.
Он бы, конечно, снова уснул, но дождь не прекращался: капли были большие, холодные и какие-то редкие - как шлепки.
У ворот было почище, некий намек на асфальт. Дождь прекратился, он успокоился, почти уснул, но неожиданно для себя уписался.
«Как же ты не вовремя!» - сказала мама и подложила ему между ног(памперсов тогда еще не было) какую-то тряпку или свой носовой платок.
Ждали они долго, и он опять уснул. Как открывались ворота, он не видел, - проснулся оттого, что мама как-то вдруг мелко задрожала, всхлипнула, сказала самой себе:
«Это он! Сейчас его повезут!»
Он открыл глаза и увидел, как из открывшихся ворот выезжает грузовик - с трудом выезжает, буксуя в непролазной грязи. Потом он повернул направо и на минуту остановился. У борта сидел солдат с винтовкой, больше ничего не было видно.
Мама торопливо пошла навстречу, словно надеясь на чудо. И чудо произошло: из темноты кузова показался какой-то человек в шляпе - черной, фетровой, неужели их не отбирали? - и, помахав им рукой, что-то крикнул. Что именно - разобрать было невозможно, слишком далеко.
Солдат-охранник ударил его прикладом, из носа сразу потекла кровь, а потом и человек этот скрылся во тьме кузова.
Машина тронулась, мама рыдала, и снова пошел дождь - теперь уже мелкий, но сильный.
«Ты не можешь этого помнить, тебе было полтора года».
…Два года отец строил Беломоро-Балтийский канал и писал маме письма. Отвечала ли она на них, он не знает, - мама очень стыдилась того, что ее муж заключенный, да еще и политический. Но письма хранила.
Письма лежали в коричневой коробке от фотоаппарата "Зоркий", коробка - на нижней полке серванта.
В семь лет ему мучительно захотелось их прочитать.
«Нет, - строго сказала мама. - Эти письма адресованы мне, а чужие письма читать нельзя».
Он это знал. Но хотелось очень… Один раз не выдержал и полез в сервант.
Первое письмо было коротким: «Ляля(так отец называл маму), я не преступник, я ничего плохого не совершил, тебе стыдиться нечего. Ко всем приходят жены, ко мне нет. Очень обидно и горько… Ты хоть понимаешь, что мы можем никогда больше не увидеться?»
…Остальные письма ему читать было неловко. Года три-четыре они лежали на прежнем месте, потом вдруг исчезли.
Наверное, это было связано с тем, что к ним в гости заехал человек, который сидел вместе с отцом. Он рассказал, что отца зарезали урки. И обещал помочь со справкой, чтоб пенсию оформить.
Не обманул, помог. Пенсию мама получала на книжку, в восемнадцать лет торжественно вручила - хватило на костюм, туфли и духи для мамы.
С выбором духов он ошибся - ее нынешнему мужу этот запах не нравился.
©
Действительно не мог. Но помнил. Более того, с возрастом память дорисовывала недостающие детали.
Сначала его везли в коляске, и он спал. Потом коляска стала застревать в грязи, мама устала, почему-то занервничала, отошла в сторону, закурила. Потом посмотрела на часы - серебряные, переделанные из карманных, он до сих пор их хранит - выбросила в лужу папиросу, достала его из коляски, и он ощутил на своем лице капли дождя.
Он видел длинный, выкрашенный серо-зеленой краской забор, мамины резиновые сапожки, ее забрызганные грязью чулки и высокую дымящуюся трубу на горизонте.
Он бы, конечно, снова уснул, но дождь не прекращался: капли были большие, холодные и какие-то редкие - как шлепки.
У ворот было почище, некий намек на асфальт. Дождь прекратился, он успокоился, почти уснул, но неожиданно для себя уписался.
«Как же ты не вовремя!» - сказала мама и подложила ему между ног(памперсов тогда еще не было) какую-то тряпку или свой носовой платок.
Ждали они долго, и он опять уснул. Как открывались ворота, он не видел, - проснулся оттого, что мама как-то вдруг мелко задрожала, всхлипнула, сказала самой себе:
«Это он! Сейчас его повезут!»
Он открыл глаза и увидел, как из открывшихся ворот выезжает грузовик - с трудом выезжает, буксуя в непролазной грязи. Потом он повернул направо и на минуту остановился. У борта сидел солдат с винтовкой, больше ничего не было видно.
Мама торопливо пошла навстречу, словно надеясь на чудо. И чудо произошло: из темноты кузова показался какой-то человек в шляпе - черной, фетровой, неужели их не отбирали? - и, помахав им рукой, что-то крикнул. Что именно - разобрать было невозможно, слишком далеко.
Солдат-охранник ударил его прикладом, из носа сразу потекла кровь, а потом и человек этот скрылся во тьме кузова.
Машина тронулась, мама рыдала, и снова пошел дождь - теперь уже мелкий, но сильный.
«Ты не можешь этого помнить, тебе было полтора года».
…Два года отец строил Беломоро-Балтийский канал и писал маме письма. Отвечала ли она на них, он не знает, - мама очень стыдилась того, что ее муж заключенный, да еще и политический. Но письма хранила.
Письма лежали в коричневой коробке от фотоаппарата "Зоркий", коробка - на нижней полке серванта.
В семь лет ему мучительно захотелось их прочитать.
«Нет, - строго сказала мама. - Эти письма адресованы мне, а чужие письма читать нельзя».
Он это знал. Но хотелось очень… Один раз не выдержал и полез в сервант.
Первое письмо было коротким: «Ляля(так отец называл маму), я не преступник, я ничего плохого не совершил, тебе стыдиться нечего. Ко всем приходят жены, ко мне нет. Очень обидно и горько… Ты хоть понимаешь, что мы можем никогда больше не увидеться?»
…Остальные письма ему читать было неловко. Года три-четыре они лежали на прежнем месте, потом вдруг исчезли.
Наверное, это было связано с тем, что к ним в гости заехал человек, который сидел вместе с отцом. Он рассказал, что отца зарезали урки. И обещал помочь со справкой, чтоб пенсию оформить.
Не обманул, помог. Пенсию мама получала на книжку, в восемнадцать лет торжественно вручила - хватило на костюм, туфли и духи для мамы.
С выбором духов он ошибся - ее нынешнему мужу этот запах не нравился.
©