О том как Йося раскатал губёшки и пустил слюну
При слове «Бродский» каждый либерал, демократ и просто рукопожатный человек обязан сделать стойку, изобразить на лице смесь умиления и восторга и процитировать пару затасканных, но нетленных строчек. Для блогера и журналиста этого недостаточно - он обязан разродиться постом. Так, собственно, и сделала Ольга Белан, наткнувшись на старую и всеми забытую статью, позаимствовав из нее фотографии и часть текста. Естественно, без ссылок на источник. Она всегда так делает. И не она одна, кстати.
Так выглядела в молодости Мариолина Дориа де Дзулиани, о которой и пойдет речь. Как выглядел Иосиф Бродский вы знаете - это гораздо менее интересно. Но слово мы ему дадим: «180 см, тонкокостнaя, длинноногaя, узколицaя, с кaштaновой гривой и кaрими миндaлевидными глaзaми, с приличным русским нa фaнтaстических очертaний устaх и с ослепительной улыбкой тaм же, в потрясaющей, плотности пaпиросной бумaги, зaмше и чулкaх в тон, гипнотически блaгоухaя незнaкомыми духaми… Онa былa сделaнa из того, что увлaжняет сны женaтого человекa. Кроме того, венециaнкой".
Познакомились они так: венецианка ехала в Ленинград и ее попросили передать Бродскому две пары джинсов - целое состояние для советских 1970-х годов. Сам ли Иосиф фарцевал или делал это через посредников - история умалчивает.
«Капелька ли русской крови, переданная от бабушки-примадонны тому причиной, итальянская ли склонность к восторженности или мечта об утопии, но красавицу-венецианку влекло из ее сказочного города в холодную Россию - к этому времени она профессор славистики, переводчица стихов Владимира Маяковского, автор книги "Царская семья. Последний акт трагедии" о расстреле семьи Николая II»
Их вторая встреча случилась в Москве, и она не была случайной: Бродский разыскал Мариолину в библиотеке, где она просиживала над книгами. Было уже ясно, что его изгоняют из страны. Он опасался слежки, говорил тихо и коротко о том, что непременно найдет ее в Венеции. Ей показалось странным, что он держался накоротке.
"Меня покоробило, что Иосиф обратился ко мне на "ты", хотя это была лишь наша вторая встреча", - признается его венецианская муза.
… На первую же университетскую зарплату, полученную в Нью-Йорке, где обосновался поэт-изгнанник, он купил билеты в город мечты, в Венецию.
"Он хотел, чтобы я сняла ему палаццо! Не понимаю, откуда был такой размах у советского человека? Но найти для него палаццо было невозможно. Я сняла ему весьма трендовый тогда пансион, который совсем не пах мочой, как это упомянуто в книге, - рассказывает Мариолина. - Я не поселила Бродского в своем доме, потому что у нас шел ремонт. Но каждый день он приходил к нам и часто с нами обедал и ужинал. "Потолок… потолок… потолок", - повторял он, разглядывая мой дом. Потолки у нас были шестиметровые».
Красавица-аристократка и поэт из-за "железного занавеса", два полюса притяжения и отталкивания, две пересекшиеся линии судьбы, два не совпавших космоса(заметили, как автор щадит И.Б.?) Мариолина в этом смысле более откровенна:
«Общение с ним было пыткой - каждое утро уже "под мухой" он заявлялся ко мне, выкрикивая с улицы самые неприличные слова. Я очень боялась, что соседи поймут, что кричит наш гость. Он абсолютно не знал, как себя вести - был навязчивым, нарочитым. Все разговоры наши сводились к тому, что он меня "хочет". Это было тяжело и неприятно... Та неделя была для меня кошмаром. В конце концов, я не выдержала, открыла дверь, схватила его за ворот и спустила с лестницы".
В СССР она снисходительно относилась к особенностям советского менталитета, находя сотни извинительных причин для неадекватного - на взгляд венецианской аристократки - поведения советских товарищей. Но у себя дома, в Венеции, она устала терпеть и извиняться перед знакомыми за "неординарность русских". Бродский был изгнан из дома де Дзулиани.
…Простим Мариолину: типичную еврейскую навязчивость она приняла за "неординарность русских" и совковый менталитет.
«У сына был день рождения, - продолжает она вспоминать. - И вдруг он говорит: "Мама, кто этот человек, который так нахально тебя разглядывает?" Это был Бродский. Он подошел и заговорил по-английски, я ему ответила по-русски, а он мне снова по-английски».
С тех пор Мариолина избегала встреч, зная даже, что поэт продолжал приезжать в Венецию. Дважды они почти сталкивались на улице, но она резко меняла маршрут.
…Вот, собственно, и весь «роман» - ни сексуальной близости, ни даже поцелуя между ними не было.
Но это еще не конец истории: свои навязчивые и неутоленные желания Бродский сублимировал в прозе.
«Набережная неисцелимых» была написана им по просьбе знаменитого Консорциума Новая Венеция (Consorzio Venezia Nuova), который к Рождеству заказывал нетленку, воспевающую город: картину, скульптуру или эссе. В 1987-м году президентом этой ассоциации был нынешний сенатор Луиджи Дзанда. Недавно он поведал Мариолине, что именно он поставил условие Бродскому, чтобы в эссе не фигурировала фамилия де Дзулиани.
"Он позвал Бродского и сказал: "Вы с ума сошли, это известные венецианские люди, они подадут на вас в суд". Бродский ответил: "Я ничего не буду менять". Дзанда парировал: "Тогда вы не получите свои 30 миллионов итальянских лир". Бродскому позарез нужны были деньги, и в итоге он переделал книгу.
Ну, и для тех, кто не в курсе: Бродский приезжал в Венецию каждый год, там же он и похоронен.
На его могиле Мариолина ни разу не была - у нее другие заботы, да и просто не считает нужным.
Так выглядела в молодости Мариолина Дориа де Дзулиани, о которой и пойдет речь. Как выглядел Иосиф Бродский вы знаете - это гораздо менее интересно. Но слово мы ему дадим: «180 см, тонкокостнaя, длинноногaя, узколицaя, с кaштaновой гривой и кaрими миндaлевидными глaзaми, с приличным русским нa фaнтaстических очертaний устaх и с ослепительной улыбкой тaм же, в потрясaющей, плотности пaпиросной бумaги, зaмше и чулкaх в тон, гипнотически блaгоухaя незнaкомыми духaми… Онa былa сделaнa из того, что увлaжняет сны женaтого человекa. Кроме того, венециaнкой".
Познакомились они так: венецианка ехала в Ленинград и ее попросили передать Бродскому две пары джинсов - целое состояние для советских 1970-х годов. Сам ли Иосиф фарцевал или делал это через посредников - история умалчивает.
«Капелька ли русской крови, переданная от бабушки-примадонны тому причиной, итальянская ли склонность к восторженности или мечта об утопии, но красавицу-венецианку влекло из ее сказочного города в холодную Россию - к этому времени она профессор славистики, переводчица стихов Владимира Маяковского, автор книги "Царская семья. Последний акт трагедии" о расстреле семьи Николая II»
Их вторая встреча случилась в Москве, и она не была случайной: Бродский разыскал Мариолину в библиотеке, где она просиживала над книгами. Было уже ясно, что его изгоняют из страны. Он опасался слежки, говорил тихо и коротко о том, что непременно найдет ее в Венеции. Ей показалось странным, что он держался накоротке.
"Меня покоробило, что Иосиф обратился ко мне на "ты", хотя это была лишь наша вторая встреча", - признается его венецианская муза.
… На первую же университетскую зарплату, полученную в Нью-Йорке, где обосновался поэт-изгнанник, он купил билеты в город мечты, в Венецию.
"Он хотел, чтобы я сняла ему палаццо! Не понимаю, откуда был такой размах у советского человека? Но найти для него палаццо было невозможно. Я сняла ему весьма трендовый тогда пансион, который совсем не пах мочой, как это упомянуто в книге, - рассказывает Мариолина. - Я не поселила Бродского в своем доме, потому что у нас шел ремонт. Но каждый день он приходил к нам и часто с нами обедал и ужинал. "Потолок… потолок… потолок", - повторял он, разглядывая мой дом. Потолки у нас были шестиметровые».
Красавица-аристократка и поэт из-за "железного занавеса", два полюса притяжения и отталкивания, две пересекшиеся линии судьбы, два не совпавших космоса(заметили, как автор щадит И.Б.?) Мариолина в этом смысле более откровенна:
«Общение с ним было пыткой - каждое утро уже "под мухой" он заявлялся ко мне, выкрикивая с улицы самые неприличные слова. Я очень боялась, что соседи поймут, что кричит наш гость. Он абсолютно не знал, как себя вести - был навязчивым, нарочитым. Все разговоры наши сводились к тому, что он меня "хочет". Это было тяжело и неприятно... Та неделя была для меня кошмаром. В конце концов, я не выдержала, открыла дверь, схватила его за ворот и спустила с лестницы".
В СССР она снисходительно относилась к особенностям советского менталитета, находя сотни извинительных причин для неадекватного - на взгляд венецианской аристократки - поведения советских товарищей. Но у себя дома, в Венеции, она устала терпеть и извиняться перед знакомыми за "неординарность русских". Бродский был изгнан из дома де Дзулиани.
…Простим Мариолину: типичную еврейскую навязчивость она приняла за "неординарность русских" и совковый менталитет.
«У сына был день рождения, - продолжает она вспоминать. - И вдруг он говорит: "Мама, кто этот человек, который так нахально тебя разглядывает?" Это был Бродский. Он подошел и заговорил по-английски, я ему ответила по-русски, а он мне снова по-английски».
С тех пор Мариолина избегала встреч, зная даже, что поэт продолжал приезжать в Венецию. Дважды они почти сталкивались на улице, но она резко меняла маршрут.
…Вот, собственно, и весь «роман» - ни сексуальной близости, ни даже поцелуя между ними не было.
Но это еще не конец истории: свои навязчивые и неутоленные желания Бродский сублимировал в прозе.
«Набережная неисцелимых» была написана им по просьбе знаменитого Консорциума Новая Венеция (Consorzio Venezia Nuova), который к Рождеству заказывал нетленку, воспевающую город: картину, скульптуру или эссе. В 1987-м году президентом этой ассоциации был нынешний сенатор Луиджи Дзанда. Недавно он поведал Мариолине, что именно он поставил условие Бродскому, чтобы в эссе не фигурировала фамилия де Дзулиани.
"Он позвал Бродского и сказал: "Вы с ума сошли, это известные венецианские люди, они подадут на вас в суд". Бродский ответил: "Я ничего не буду менять". Дзанда парировал: "Тогда вы не получите свои 30 миллионов итальянских лир". Бродскому позарез нужны были деньги, и в итоге он переделал книгу.
Ну, и для тех, кто не в курсе: Бродский приезжал в Венецию каждый год, там же он и похоронен.
На его могиле Мариолина ни разу не была - у нее другие заботы, да и просто не считает нужным.