Русь - вечно на изломе
РУСЬ
Влад Бурцев
* *
*
Изнежены и хрупки орхидеи
С тревогою взирают сквозь стекло
На мир, в котором снежные метели
Мазнут по черному - и траурно светло.
Вот так же для кого-то и Россия
Из-за окна тревожна и страшна.
Пугающая дерзкая стихия -
Загадочная русская душа.
Мы любим Осени задумчивую грусть,
Зимы покой и умиротворенье.
Весна - полет мечты, надежды - жизни суть.
И снова Осень, снова грусть, сомненья.
Поблекшей амальгамою Луна.
Гирляндой звезды меж нагих ветвей.
И вязкая ложится тишина
В оцепенение озябших тополей.
Там в сумраке сыром таинственного бора,
Где оборотни с лешими чудят,
Кроваво светит шапка мухомора,
Пожаром красит облака закат.
Глядятся в воду ивы у затона.
Волною у погибельных болот
Осока вздрогнет и замрет от стона ль,
От плача ль детского, который в глушь зовет.
Седеет в августе беспечный Иван-чай
Ночная свежесть дышит звездопадом.
Пугает тишину собачий звонкий лай.
И обрывается, оставив ночь цикадам.
А за околицей стеной чертополох
Пыль бездорожья облаком клубится
Набат колоколов и позабытый Бог
Зовут покаяться и о душе молиться.
Лазурью красят небо васильки,
Фатою белою ромашковое поле.
Мир этот наш и мы ему близки,
Своею плотью, кровью, страстью, болью.
А наше лихо дремлет в буреломе,
В холмах, лугах, шальном разливе рек.
Народ же наш все время на изломе
Эпох, веков, кровавых черных вех.
Как часто мы живем одним мгновеньем,
В которое вмещается вся жизнь.
Мир потрясти мы можем вдохновеньем
И на руинах вознести: «аминь»!
Открыты мы перед людьми и Богом,
А на миру, нам даже смерть красна.
Русь жертвенна, велика и убога.
И вечно ждет пришествия Христа.
Влад Бурцев
* *
*
Изнежены и хрупки орхидеи
С тревогою взирают сквозь стекло
На мир, в котором снежные метели
Мазнут по черному - и траурно светло.
Вот так же для кого-то и Россия
Из-за окна тревожна и страшна.
Пугающая дерзкая стихия -
Загадочная русская душа.
Мы любим Осени задумчивую грусть,
Зимы покой и умиротворенье.
Весна - полет мечты, надежды - жизни суть.
И снова Осень, снова грусть, сомненья.
Поблекшей амальгамою Луна.
Гирляндой звезды меж нагих ветвей.
И вязкая ложится тишина
В оцепенение озябших тополей.
Там в сумраке сыром таинственного бора,
Где оборотни с лешими чудят,
Кроваво светит шапка мухомора,
Пожаром красит облака закат.
Глядятся в воду ивы у затона.
Волною у погибельных болот
Осока вздрогнет и замрет от стона ль,
От плача ль детского, который в глушь зовет.
Седеет в августе беспечный Иван-чай
Ночная свежесть дышит звездопадом.
Пугает тишину собачий звонкий лай.
И обрывается, оставив ночь цикадам.
А за околицей стеной чертополох
Пыль бездорожья облаком клубится
Набат колоколов и позабытый Бог
Зовут покаяться и о душе молиться.
Лазурью красят небо васильки,
Фатою белою ромашковое поле.
Мир этот наш и мы ему близки,
Своею плотью, кровью, страстью, болью.
А наше лихо дремлет в буреломе,
В холмах, лугах, шальном разливе рек.
Народ же наш все время на изломе
Эпох, веков, кровавых черных вех.
Как часто мы живем одним мгновеньем,
В которое вмещается вся жизнь.
Мир потрясти мы можем вдохновеньем
И на руинах вознести: «аминь»!
Открыты мы перед людьми и Богом,
А на миру, нам даже смерть красна.
Русь жертвенна, велика и убога.
И вечно ждет пришествия Христа.
Влад Бурцев
* *
*
Изнежены и хрупки орхидеи
С тревогою взирают сквозь стекло
На мир, в котором снежные метели
Мазнут по черному - и траурно светло.
Вот так же для кого-то и Россия
Из-за окна тревожна и страшна.
Пугающая дерзкая стихия -
Загадочная русская душа.
Мы любим Осени задумчивую грусть,
Зимы покой и умиротворенье.
Весна - полет мечты, надежды - жизни суть.
И снова Осень, снова грусть, сомненья.
Поблекшей амальгамою Луна.
Гирляндой звезды меж нагих ветвей.
И вязкая ложится тишина
В оцепенение озябших тополей.
Там в сумраке сыром таинственного бора,
Где оборотни с лешими чудят,
Кроваво светит шапка мухомора,
Пожаром красит облака закат.
Глядятся в воду ивы у затона.
Волною у погибельных болот
Осока вздрогнет и замрет от стона ль,
От плача ль детского, который в глушь зовет.
Седеет в августе беспечный Иван-чай
Ночная свежесть дышит звездопадом.
Пугает тишину собачий звонкий лай.
И обрывается, оставив ночь цикадам.
А за околицей стеной чертополох
Пыль бездорожья облаком клубится
Набат колоколов и позабытый Бог
Зовут покаяться и о душе молиться.
Лазурью красят небо васильки,
Фатою белою ромашковое поле.
Мир этот наш и мы ему близки,
Своею плотью, кровью, страстью, болью.
А наше лихо дремлет в буреломе,
В холмах, лугах, шальном разливе рек.
Народ же наш все время на изломе
Эпох, веков, кровавых черных вех.
Как часто мы живем одним мгновеньем,
В которое вмещается вся жизнь.
Мир потрясти мы можем вдохновеньем
И на руинах вознести: «аминь»!
Открыты мы перед людьми и Богом,
А на миру, нам даже смерть красна.
Русь жертвенна, велика и убога.
И вечно ждет пришествия Христа.
Влад Бурцев
* *
*
Изнежены и хрупки орхидеи
С тревогою взирают сквозь стекло
На мир, в котором снежные метели
Мазнут по черному - и траурно светло.
Вот так же для кого-то и Россия
Из-за окна тревожна и страшна.
Пугающая дерзкая стихия -
Загадочная русская душа.
Мы любим Осени задумчивую грусть,
Зимы покой и умиротворенье.
Весна - полет мечты, надежды - жизни суть.
И снова Осень, снова грусть, сомненья.
Поблекшей амальгамою Луна.
Гирляндой звезды меж нагих ветвей.
И вязкая ложится тишина
В оцепенение озябших тополей.
Там в сумраке сыром таинственного бора,
Где оборотни с лешими чудят,
Кроваво светит шапка мухомора,
Пожаром красит облака закат.
Глядятся в воду ивы у затона.
Волною у погибельных болот
Осока вздрогнет и замрет от стона ль,
От плача ль детского, который в глушь зовет.
Седеет в августе беспечный Иван-чай
Ночная свежесть дышит звездопадом.
Пугает тишину собачий звонкий лай.
И обрывается, оставив ночь цикадам.
А за околицей стеной чертополох
Пыль бездорожья облаком клубится
Набат колоколов и позабытый Бог
Зовут покаяться и о душе молиться.
Лазурью красят небо васильки,
Фатою белою ромашковое поле.
Мир этот наш и мы ему близки,
Своею плотью, кровью, страстью, болью.
А наше лихо дремлет в буреломе,
В холмах, лугах, шальном разливе рек.
Народ же наш все время на изломе
Эпох, веков, кровавых черных вех.
Как часто мы живем одним мгновеньем,
В которое вмещается вся жизнь.
Мир потрясти мы можем вдохновеньем
И на руинах вознести: «аминь»!
Открыты мы перед людьми и Богом,
А на миру, нам даже смерть красна.
Русь жертвенна, велика и убога.
И вечно ждет пришествия Христа.