Автобиография Н.П.Брюханова.
Брюханов, Николай Павлович [1878-1938], род. 16-го декабря 1878 г. в г. Ульяновске (Симбирске). Отец был родом из Ленинграда, получил землемерное образование в специальной школе при Департаменте Уделов (главное управление царскими имениями), потому что в этой школе бесплатно принимали детей дворцовых рабочих и служащих, а отец его (мой дед) служил садовником при Царскосельском дворце. "Бесплатное" обучение в этой землемерной школе было связано в дальнейшем обязательной службой по удельному ведомству.
Эта служба и забросила моего отца в Ульяновск (Симбирск), где отец и занимал должность землемера в Управлении Удельного Округа. Он был страстным любителем-садоводом (эта страсть была воспитана в нем, должно быть, дедом, профессионалом-садовником) и рыболовом. Очутившись в Ульяновске, он поселился на окраине города около речки Свияги, обзавелся там маленьким домишкой, развел около дома сад и летом, когда по службе было больше свободного времени (не было вечерних занятий), весь досуг посвящал работе в саду над своими цветами или ловле рыбы на удочку на реке Свияге.
В этом доме, в этом саду и на этой речке и протекло мое детство. Всех своих сыновей (нас было четверо) отец сам обучал грамоте и готовил ко вступительному экзамену в гимназию. После этого его заботы о "духовном преуспевании" детей в значительной степени сводились лишь к наблюдению за безостановочным прохождением ими лестницы гимназических классов.
По крайней мере в отношении к себе (я был младшим в семье, и разница в годах с другими братьями была порядочная, 4-6 лет) я не помнил случаев активного и настойчивого вмешательства со стороны отца в свободу выбора мною товарищей, в свободу выбора мною книг для чтения, моих занятий и т.п. Так, будучи и оставаясь до смерти религиозным человеком, отец полностью мирился с тем, что дома, вне гимназии - я с 13-14 лет открыто отошел от религии и объявил себя "атеистом".
Или, когда я был уже студентом, отец с одинаковой радостью и любовью встречал меня независимо от того, возвращался ли я домой после блестяще выдержанных экзаменов или в качестве административно высланного за участие университетских беспорядках. Моя мать (родом из Алатыря Ульяновской г.) вспоминается мне по детству, как большая семьянинка, отдававшая все свое время заботам по хозяйству, по обшиванию, обуванию и кормежке своих детей. Домашний уют, материнская ласка - вот то, чем окружала мать наше детство.
Один из моих старших братьев (Петр), будучи студентом сначала Казанского универс., потом Ленингр. Военно-медиц. Академии, принимал активное участие в революционном движении. Приходившие к нему в наш дом товарищи (в их числе были: Ал.Аладьин - впоследствии лидер трудовиков в 1-й Государств. Думе, В.И.Ишерский - с.-д., член 1-й Гос. Думы и др.), зачастую вели разговоры, а подчас и жаркие споры на общественно-политические темы, по поводу той или иной статьи в "Русском Богатстве" (орган народников), корреспонденции о германских выборах в "Русских Ведомостях", - "Критических заметок" Струве, книги Бельтова и т.п. К этим спорам я очень прислушивался.
Если и раньше я был усердным читателем запрещенных для гимназистов книг (Писарев, Добролюбов, Чернышевский), то в этот периодов 1894-97 гг. я уже читал и перечитывал книгу Бельтова (Плеханова), состоял подписчиком "Самарского Вестника", считал себя "марксистом" и яростно полемизировал со своими товарищами-гимназистами, которые причисляли себя к "народникам".
В 1896 г. мой брат был арестован в по делу "Союза борьбы" и после года тюрьмы был сослан в Вятскую губернию. Поездка в Ленинград, на "свидание" с ним, знакомство и связи с его товарищами (в то время в Ульяновске жили некоторые поднадзорные, высланные до приговора), участие в гимназических кружках, чтение запрещенных книг - все это привело к тому, что гимназическим начальством я был причислен к разряду "неблагонадежных" и на этом основании в 1897 г. не был допущен к выпускным экзаменам "на аттестат зрелости". Так я расстался с гимназией. В 1898 г., выдержав весною экстерном экзамен на аттестат зрелости, осенью я поступил на филологич. факультет Московского универс.
Примкнув к студенческим кружкам, весною 1899 г. за активное участие в студенческих беспорядках я был административно выселен из Москвы на 2 года с запрещением проживания в университ. городах. В конце 1899 г. громадное большинство участников студенческих беспорядков было амнистировано, и с начала 1900 г. я вновь поступил в московский университет. После новых студенческих беспорядков 1901 г., покинув московский университет, я попал в Казань.
Продолженная и в Казани работа в марксистских студенческих кружках вначале вне прямой связи с партийной с.-д. организацией привела и не могла не привести, в конце концов, к установлению этой связи сначала через участие в сборах денег среди интеллигенции на политический Красный Крест, далее через технические услуги с.-д. организации, к установлению и держанию связи с отдельными заводами и мастерскими через отдельных рабочих и, наконец, ранней весной 1903 г., после провала основной группы казанских комитетчиков, к вступлению путем кооптации в состав казанского комитета РСДРП.
В конце июня 1903 г. меня арестовывают, в начале февраля 1904 г. объявляют приговор: 4 года Восточной Сибири. Затем, благодаря Японской войне и прекращению этапов на Восток, Сибирь заменяется Вологодской губернией, и, наконец, пройдя кроме Казанской еще Московскую (Бутырскую), Ярославскую и Вологодскую тюрьмы - в мае 1904 г. я выхожу "на волю" и отправляюсь отбывать ссылку (в г.Кадников Вологодск. губ. Проходя московскую Бутырскую тюрьму в марте-апреле 1904 года я впервые ознакомился с тем, что было на втором съезде РСДРП, с расколом на большевиков и меньшевиков.
Я примкнул к большевикам и с тех пор до настоящего времени непрерывно работал в рядах большевиков. Участвовал в Лондонском партсъезде 1907 г., куда был делегирован Симбирской (Ульяновской) организацией.
В 1912 г. выставлялся кандидатом от с.-д. (большевиков) в IV Государств. Думу по г. Уфе (это стоило ареста и трехмесячного сидения в тюрьме). Был делегатом на апрельской большевистской конференции 1917 г. Участвовал от Уфы в сентябрьском демократическом совещании 1917 г. После приезда в Ленинград в начале 1918 г. на первое продовольственное совещание, созванное Наркоматом Продовольствия по настоянию покойного Я.М.Свердлова, лично знавшего меня по нелегальной работе на Урале, я был привлечен к работе в центре, в начале в качестве члена коллегии, потом замнаркома и наконец с 1921 г. - Наркома Продовольствия. С февраля 1924 г. работаю в Народном Комиссариате Финансов СССР в качестве замнаркома.
До революции 1917 г. мне, как и большинству интеллигентов, не имевших официальной профессии и считавших своей основной работой партийную подпольную работу, приходилось средства к жизни добывать личным трудом, работая где придется и в какой придется области. С 14-15 летнего возраста, помогая семье и прирабатывая на свое содержание, я стал давать уроки.
В студенческие годы и позднее в ссылке и после ссылки мне также приходилось заниматься уроками; газетная работа, переводы для печати по заказам издательств с иностранных языков, работа железно-дорожного конторщика, работа десятника на постройке жел. дороги, работа чертежника, по земской и городской статистике, по банковской оценке имений, по страховому делу и т.д. - вот те виды личного труда, какими судьба заставляла меня заниматься. На вопрос анкет о том, какую работу и профессию я считаю для себя основной, я всегда затруднялся, и затрудняюсь отвечать и уклончиво писал и пишу: "общественная служба".
[В 1926-1930 годах занимал пост народного комиссара финансов СССР. В 1930-1931 годах был заместителем Председателя Мособлисполкома и председателем Мособлплана. В 1931 году занимал пост заместителя наркома снабжения СССР. С 1932 по 1937 год - заместитель председателя Центральной комиссии по определению урожайности при СНК СССР. С июня 1937 года - персональный пенсионер союзного значения.]
Эта служба и забросила моего отца в Ульяновск (Симбирск), где отец и занимал должность землемера в Управлении Удельного Округа. Он был страстным любителем-садоводом (эта страсть была воспитана в нем, должно быть, дедом, профессионалом-садовником) и рыболовом. Очутившись в Ульяновске, он поселился на окраине города около речки Свияги, обзавелся там маленьким домишкой, развел около дома сад и летом, когда по службе было больше свободного времени (не было вечерних занятий), весь досуг посвящал работе в саду над своими цветами или ловле рыбы на удочку на реке Свияге.
В этом доме, в этом саду и на этой речке и протекло мое детство. Всех своих сыновей (нас было четверо) отец сам обучал грамоте и готовил ко вступительному экзамену в гимназию. После этого его заботы о "духовном преуспевании" детей в значительной степени сводились лишь к наблюдению за безостановочным прохождением ими лестницы гимназических классов.
По крайней мере в отношении к себе (я был младшим в семье, и разница в годах с другими братьями была порядочная, 4-6 лет) я не помнил случаев активного и настойчивого вмешательства со стороны отца в свободу выбора мною товарищей, в свободу выбора мною книг для чтения, моих занятий и т.п. Так, будучи и оставаясь до смерти религиозным человеком, отец полностью мирился с тем, что дома, вне гимназии - я с 13-14 лет открыто отошел от религии и объявил себя "атеистом".
Или, когда я был уже студентом, отец с одинаковой радостью и любовью встречал меня независимо от того, возвращался ли я домой после блестяще выдержанных экзаменов или в качестве административно высланного за участие университетских беспорядках. Моя мать (родом из Алатыря Ульяновской г.) вспоминается мне по детству, как большая семьянинка, отдававшая все свое время заботам по хозяйству, по обшиванию, обуванию и кормежке своих детей. Домашний уют, материнская ласка - вот то, чем окружала мать наше детство.
Один из моих старших братьев (Петр), будучи студентом сначала Казанского универс., потом Ленингр. Военно-медиц. Академии, принимал активное участие в революционном движении. Приходившие к нему в наш дом товарищи (в их числе были: Ал.Аладьин - впоследствии лидер трудовиков в 1-й Государств. Думе, В.И.Ишерский - с.-д., член 1-й Гос. Думы и др.), зачастую вели разговоры, а подчас и жаркие споры на общественно-политические темы, по поводу той или иной статьи в "Русском Богатстве" (орган народников), корреспонденции о германских выборах в "Русских Ведомостях", - "Критических заметок" Струве, книги Бельтова и т.п. К этим спорам я очень прислушивался.
Если и раньше я был усердным читателем запрещенных для гимназистов книг (Писарев, Добролюбов, Чернышевский), то в этот периодов 1894-97 гг. я уже читал и перечитывал книгу Бельтова (Плеханова), состоял подписчиком "Самарского Вестника", считал себя "марксистом" и яростно полемизировал со своими товарищами-гимназистами, которые причисляли себя к "народникам".
В 1896 г. мой брат был арестован в по делу "Союза борьбы" и после года тюрьмы был сослан в Вятскую губернию. Поездка в Ленинград, на "свидание" с ним, знакомство и связи с его товарищами (в то время в Ульяновске жили некоторые поднадзорные, высланные до приговора), участие в гимназических кружках, чтение запрещенных книг - все это привело к тому, что гимназическим начальством я был причислен к разряду "неблагонадежных" и на этом основании в 1897 г. не был допущен к выпускным экзаменам "на аттестат зрелости". Так я расстался с гимназией. В 1898 г., выдержав весною экстерном экзамен на аттестат зрелости, осенью я поступил на филологич. факультет Московского универс.
Примкнув к студенческим кружкам, весною 1899 г. за активное участие в студенческих беспорядках я был административно выселен из Москвы на 2 года с запрещением проживания в университ. городах. В конце 1899 г. громадное большинство участников студенческих беспорядков было амнистировано, и с начала 1900 г. я вновь поступил в московский университет. После новых студенческих беспорядков 1901 г., покинув московский университет, я попал в Казань.
Продолженная и в Казани работа в марксистских студенческих кружках вначале вне прямой связи с партийной с.-д. организацией привела и не могла не привести, в конце концов, к установлению этой связи сначала через участие в сборах денег среди интеллигенции на политический Красный Крест, далее через технические услуги с.-д. организации, к установлению и держанию связи с отдельными заводами и мастерскими через отдельных рабочих и, наконец, ранней весной 1903 г., после провала основной группы казанских комитетчиков, к вступлению путем кооптации в состав казанского комитета РСДРП.
В конце июня 1903 г. меня арестовывают, в начале февраля 1904 г. объявляют приговор: 4 года Восточной Сибири. Затем, благодаря Японской войне и прекращению этапов на Восток, Сибирь заменяется Вологодской губернией, и, наконец, пройдя кроме Казанской еще Московскую (Бутырскую), Ярославскую и Вологодскую тюрьмы - в мае 1904 г. я выхожу "на волю" и отправляюсь отбывать ссылку (в г.Кадников Вологодск. губ. Проходя московскую Бутырскую тюрьму в марте-апреле 1904 года я впервые ознакомился с тем, что было на втором съезде РСДРП, с расколом на большевиков и меньшевиков.
Я примкнул к большевикам и с тех пор до настоящего времени непрерывно работал в рядах большевиков. Участвовал в Лондонском партсъезде 1907 г., куда был делегирован Симбирской (Ульяновской) организацией.
В 1912 г. выставлялся кандидатом от с.-д. (большевиков) в IV Государств. Думу по г. Уфе (это стоило ареста и трехмесячного сидения в тюрьме). Был делегатом на апрельской большевистской конференции 1917 г. Участвовал от Уфы в сентябрьском демократическом совещании 1917 г. После приезда в Ленинград в начале 1918 г. на первое продовольственное совещание, созванное Наркоматом Продовольствия по настоянию покойного Я.М.Свердлова, лично знавшего меня по нелегальной работе на Урале, я был привлечен к работе в центре, в начале в качестве члена коллегии, потом замнаркома и наконец с 1921 г. - Наркома Продовольствия. С февраля 1924 г. работаю в Народном Комиссариате Финансов СССР в качестве замнаркома.
До революции 1917 г. мне, как и большинству интеллигентов, не имевших официальной профессии и считавших своей основной работой партийную подпольную работу, приходилось средства к жизни добывать личным трудом, работая где придется и в какой придется области. С 14-15 летнего возраста, помогая семье и прирабатывая на свое содержание, я стал давать уроки.
В студенческие годы и позднее в ссылке и после ссылки мне также приходилось заниматься уроками; газетная работа, переводы для печати по заказам издательств с иностранных языков, работа железно-дорожного конторщика, работа десятника на постройке жел. дороги, работа чертежника, по земской и городской статистике, по банковской оценке имений, по страховому делу и т.д. - вот те виды личного труда, какими судьба заставляла меня заниматься. На вопрос анкет о том, какую работу и профессию я считаю для себя основной, я всегда затруднялся, и затрудняюсь отвечать и уклончиво писал и пишу: "общественная служба".
[В 1926-1930 годах занимал пост народного комиссара финансов СССР. В 1930-1931 годах был заместителем Председателя Мособлисполкома и председателем Мособлплана. В 1931 году занимал пост заместителя наркома снабжения СССР. С 1932 по 1937 год - заместитель председателя Центральной комиссии по определению урожайности при СНК СССР. С июня 1937 года - персональный пенсионер союзного значения.]