Два брата и один трон
Харун ар-Рашид очень тщательно продумал передачу власти своим сыновьям. Преемником халифа был объявлен аль-Амин - его младший сын от законной жены Зубейды, а его наследником - аль-Мамун, старший сын от наложницы халифа. Старший брат как бы подстраховывал младшего на тот случай, если с ним что-то случится и в стране не останется взрослых наследников мужского пола.
В завещании было сказано, что если аль-Амин попытается отстранить аль-Мамуна от власти, то немедленно потеряет права на трон. С другой стороны, аль-Амин имел право назначить в преемники аль-Мамуна любого, кого пожелает, например, своего сына. Таким образом, соблюдались права и интересы каждого из братьев и обеспечивалась надежная преемственность власти в государстве.
Но вся эта предусмотрительность оказалась тщетной. После смерти Харуна страна сразу раскололась на две половины: приверженцев аль-Амина и сторонников аль-Мамуна.
Сначала между братьями не было вражды: оба хорошо понимали, что гражданская война может привести к неисчислимым бедствиям. Зато их советники были настроены иначе. Управляющий багдадским двором Фадл ибн Раби прекрасно знал, что его положение зависит исключительно от воли аль-Амина и если к власти придет аль-Мамун, он потеряет все. Поэтому царедворец начал убеждать аль-Амина отстранить от трона старшего брата и передать власть не аль-Мамуну, а своему сыну.
У аль-Мамуна был свой советчик, тоже по имени Фадл - по рождению чистокровный перс. Он постоянно уговаривал хозяина отколоться от брата и поднять восстание в Хорасане. В этой персидской провинции, уверял он, многие с радостью поддержат аль-Мамуна как сына персиянки.
Между Багдадом и Хорасаном, где сидел аль-Мамун, завязалась переписка, понемногу становившаяся все враждебней. Аль-Амин требовал у брата высылать ему налоги, собранные в провинции, - но аль-Мамун возражал, что они нужны ему самому для борьбы с тюрками. Старший брат просил прислать из Багдада его семью и личные деньги, которые он хочет употребить на охрану границ, - но аль-Амин вежливо отказывал, ссылаясь на то, что сам позаботится о его родных и лучше распорядится его деньгами.
«Сын моего отца, - возмущенно писал аль-Мамун, - не заставляй меня ссориться с тобой, когда я сам выказываю тебе послушание, и не отворачивайся от меня, когда я хочу быть твоим другом!» Оба двора были наводнены соглядатаями и шпионами, немедленно сообщавшими обо всех событиях соперничавшим сторонам. Если Фадл багдадский настаивал, что халиф должен сделать наследником своего сына, то Фадл персидский тут же узнавал об этом через своих агентов в Багдаде.
Наконец, в 810 году, через полтора года после смерти Харуна ар-Рашида, аль-Амин сделал своим наследником сына Мусу. Он официально запретил упоминать в пятничной молитве аль-Мамуна, что означало его отстранение от власти. Кроме того, он приказал привезти из Мекки подлинник завещания Харуна ар-Рашида и разорвал его на части. Так началась гражданская война.
Превратности войны
Во главе армии аль-Амина встал опытный военачальник Али ибн Махан. Перед походом халиф вручил ему специальные серебряные цепи - в эти узы он должен был заковать побежденного аль-Мамуна и привез в Багдад.
Пятидесятитысячное войско, великолепно обученное и оснащенное, двинулось из Багдада в Хорасан. Аль-Мамун отправил навстречу всего четыре тысячи человек во главе с молодым и талантливым полководцем Тахиром ибн Хусейном.
Две армии встретились возле древнего города Рей. Тахир легко мог бы укрыться в крепости и оттуда обороняться против превосходящих сил противника, но он дерзко вышел в поле и дал бой. «Пустыня стала бело-желтой от мечей и золота» - писал участник сражения.
Хорасанцы смогли отбить первый натиск и постепенно стали оттеснять врага от лагеря. В самый разгар схватки стрела пущенная кем-то стрела убила военачальника багдадцев Али ибн Махана. «Под ним был черно-белый конь, что не к добру во время боя», - написал суеверный очевидец. Смерть полководца решила ход битвы. Ибн Махану отрубили голову и принесли Тахиру в торбе для овса, а тело бросили в колодец.
Новость о победе пришла в Хорасан в тот момент, когда многие хорасанцы уже подумывали бросить аль-Мамуна и сдаться его брату. В письме, доставленном от Тахира, было сказано: «Сижу с головой Али и его кольцом на пальце».
В Багдаде об исходе битвы узнали позже, когда курьер доставил депешу аль-Амину. Халиф в это время ловил рыбу со своим любовником евнухом Кавсаром и, услышав о разгроме армии, выгнал гонца прочь. «Мне не до этого, - воскликнул он, - Кавсар поймал уже две рыбы, а я ни одной!»
Сила есть...
Про аль-Амина говорили, что он слаб разумом, но мощен телом. Все помнили случай, как охотники поймали льва и привезли его в деревянной клетке во дворец халифа. Аль-Амин в это время завтракал во дворе и невозмутимо попросил выпустить льва из клетки. Его свита в ужасе разбежалась, и только один халиф продолжал есть как ни в чем ни бывало.
Лев сразу набросился на правителя, но аль-Амин небрежно отбился от него большой подушкой. При втором броске зверя он схватил льва за лапы, притянул к себе, вцепился ему в глаза и уши, поднял в воздух и швырнул на землю. Лев упал замертво. Прибежавший к халифу придворный врач вставил на место вывихнутые руки и пальцы, и тот спокойно вернулся к своей трапезе.
Во время гражданской войны аль-Амин проявлял ту же безмятежность, что и в схватке со львом. Кровавые сражения не мешали ему вести приятную и беспечную жизнь. Халиф целые дни проводил в роскошном дворце, а ночью спал на свежем воздухе в палатке на мягкой постели, застеленной золотой парчой и шелком.
Днем он целыми часами играл со своей любимой рыбкой по прозвищу «Окольцованная» - она жила у него в пруду, украшенная двумя золотыми кольцами, с жемчугом и яхонтом. Даже его собственный визирь Фадл ибн Раби был не в восторге от своего повелителя и говорил, что тот ведет себя «как глупая девка-рабыня, держит совет с женщинами и погрузился в мечтания».
Между тем Тахир неумолимо двигался к столице. Он был уже недалеко от Багдада, когда Фадл ибн Раби сумел выставить против него новую армию, состоявшую из бедуинов и багдадской гвардии. Армия была значительной по размеру, но две ее половины так плохо ладили друг с другом, что разбежались еще раньше, чем началось сражение.
Авторитет аль-Амина падал на глазах. Даже Мекка и Медина, возмущенные тем, что халиф нарушил клятву, данную своему брату, выступили против него. Во владении аль-Амина остался один только Багдад, который полководцы аль-Мамуна взяли в клещи с трех сторон: Тахир с востока, Харсама с запада, а Мусайаба ибн Зухейра - с юга.
Началась долгая осада города. Кольцо вокруг Багдада постепенно сжималось. Катапульты со всех сторон били по кварталам , и война шла уже на улицах города, подбираясь к дворцу халифа.
Армия голодранцев
В этот критический момент аль-Амин переплавил в монеты золотую посуду и раздал их вместо денег своим сторонникам. Оставшись без армии, он приказал выпустить из тюрем заключенных и набрать на улицах нищих и бедняков. Из городского сброда он сколотил новое войско, которое историки прозвали «голодранцами».
Это странная состояла армия из голых солдат, одетых в одни набедренные повязки, с пальмовыми листьями вместо шлемов и камышовыми циновками вместо щитов. За неимением лошадей они садились верхом друг на друга и мчались на врага, размахивая дубинками.
Первая битва голодранцев с хорасанцами походила на цирковое зрелище и собрала много зрителей, желавших посмотреть на то, как нищий сброд будет воевать с регулярным войском, облаченным в железные кольчуги и вооруженным мечами и копьями. Голодранцы удивили всех: они ударили на врага с такой яростью, что едва не опрокинули противника.
С трудом выдержав первый натиск, аль-мамуновцы начали подступать к городу и методично уничтожать врага, заодно перебив и половину зрителей. Но голодранцы не дрогнули: они быстро пополнили свои ряды и с новыми силами бросились на осаждавших.
Их бешеные атаки наводили ужас на солдат аль-Мамуна. Нищие никогда не отступали и не сдавались, воевали злобно и с остервенением, без промаха разя противника камнями из пращей. Поэты того времени писали, что война «разбудила в них злобных зубастых львов». В стане аль-Мамуна поговаривали, что это шайтаны, а не люди.
Уличные бои в Багдаде превратились в кровавые битвы. Особенно ожесточенной была схватка на улице Дар ар-Ракик, где обе стороны воевали за каждый дом и каждую комнату, так что весь квартал превратился в сплошную мясорубку.
Все в битве смешалось в одно,
Не зная, кто с кем воюет.
Оставил сын отца,
И друг покинул друга.
Пусть ждут меня радость и счастье,
Не забуду я Дар ар-Ракик!
Аль-Амин, запертый в своем дворце без армии и денег, решил бежать. Он тайно списался с военачальником Харсамой, который был другом Харуна ар-Рашида и лично знал обоих братьев. Халиф предложил сдаться ему в плен, надеясь, что Харсама по старой дружбе обойдется с ним мягче, чем Тахир.
Харсама принял предложение аль-Амина и лично подплыл на лодке к дворцу халифа, чтобы забрать аль-Амина. Но Тахир его опередил: подосланные им люди перевернули лодку, выловили упавшего в воду халифа и увезли с собой.
Смерть аль-Амина
Последние часы халифа подробно описал судья Ахмед ибн Салам - еще один багдадец, попавший в плен. В небольшой дом, куда его поместили, скоро привели еще одного человека, которого он узнал не сразу: пленник был в одних штанах и чалме, а на плечах у него висело какое-то тряпье. Когда человек размотал чалму, Ахмед увидел, что перед ним халиф аль-Амин.
Полуголый халиф был в ужасном состоянии. Он все время дрожал, жаловался, что чувствует «страшное одиночество», и просил его обнять. «Я прижал его к себе и почувствовал, что у него сильно билось сердце», - вспоминал судья. Потом они немного поговорили, и Ахмед начал уверять аль-Амина, что брат наверняка сохранит ему жизнь. «Родство заставит его смилостивиться над тобой!»
«Вряд ли, - возразил халиф. - Власть бесплодна: у нее нет родства».
Ахмед принялся ругать советников халифа, дававших ему плохие советы, но аль-Амин его остановил: «Не говори о них ничего, кроме хорошего, на них нет вины! Не я первый, кто взялся за дело и не сдюжил».
В этот момент в комнату вошел какой-то вооруженный человек и, внимательно посмотрев на аль-Амина, снова вышел. Ахмед узнал в нем одного из слуг Тахира и по его виду догадался, что халифа скоро убьют. Судья поспешил закончить свою молитву, боясь, что убийцы заодно покончат и с ним. Аль-Амин снова начал просить: «Ахмед, не отдаляйся от меня и молись рядом со мной, ибо я чувствую сильное одиночество».
Через несколько минут к дому подскакали всадники и остановились у дверей. Услышав их голоса, аль-Амин заметался по комнате, крича: «Пропала душа моя, разе ничего нельзя сделать, разве никто меня не спасет?»
Дверь распахнулась, и в комнату вошло несколько персов с обнаженными мечами. Они в нерешительности застыли, глядя на халифа, а тот схватил подушку и крикнул: «Я сын дяди Посланника Аллаха, сын ар-Рашида, брат аль-Мамуна, вам нельзя меня убивать!»
Один из персов подскочил и ударил его мечом по голове, но аль-Амин швырнул в него подушкой и попытался отобрать меч. Перс завопил: «Меня убивают!» - и товарищи бросились ему на помощь. Один солдат вонзил меч в живот халифу, другой перевернул его тело и ударил по затылку. «Потом они взяли его голову и ушли с ней к Тахиру», - заключил свой рассказ судья.
Проклятая голова
Голову аль-Амина торжественно отвезли в Багдад, где Тахир приказал водрузить ее на ворота на обозрение всем жителям. Потом он завернул ее в платок и отправил аль-Мамуну, обложив ватой и набив консервирующими травами.
Получив голову брата, аль-Мамун расплакался, но его советник Фадл напомнил ему, что если бы не милость Аллаха, на месте младшего брата мог бы оказаться сам аль-Мамун. Тогда новый халиф приказал насадить голову аль-Амина на столб и обязал каждого из воинов, получавших жалованье, подходить к столбу и проклинать ее.
Какой-то перс, не зная, чья это голова, проклял и ее хозяина, и его родителей, и весь его род, а аль-Мамун, по словам летописца, «сидел и слушал его с улыбкой».