Околоновогоднее
(Украдено у paree-n) Все три рассказика проняли до глубины души - в каждом есть что-то такое, что я тоже успела почувствовать в свое время)) А Дроздова и так уважаю безоговорочно.
По просьбе Esquire актёр Сергей Юрский, телеведущий Николай Дроздов, мультипликатор Фёдор Хитрук и другие немолодые мужчины рассказали о елочных игрушках, которые они берегут и вешают на елку уже много лет.
Сергей Юрский, актёр.
Главным на Новом годе был для меня всегда стоящий внизу ватный дед-мороз. Но родители, люди театральные, дали понять, что это знак Деда Мороз, а сам Дед Мороз - абсолютно реален, и находится где-то вот, на улице. Я помню, однажды я побежал по Фонтанке, потому что отец сказал: «Вон, вон он пошел!» Но я не успел. Когда взрослым артистом я один раз выступал в роли Деда Мороза, я твёрдо решил никогда это больше не повторять. Дед Мороз не должен воплотиться в нечто телесное. Это разочарование, и начало скучного, прагматичного мышления. Поэтому и ёлку я украшаю всего-то одной ленточкой серпантина - этого достаточно.
Николай Дроздов, телеведущий.
В 1972-м под Новый год мы с другом моим, румыном Василием, отправились в пустыню Симпсона. Это в Австралии. В ночь на первое января разожгли костёр посреди пустыни, и сидели. Это был самый мудрый Новый год в моей жизни. Василий мне свою диссертацию по физике рассказывал, а я ему - свою, по географии. У него родной язык - румынский, у меня - русский, так что говорили по-английски. Верблюд стоял рядышком, на привязи, под австралийской дикой акацией. Мы нарвали ему веток, чтоб было чем отметить. Акация у нас была вместо ёлки, а верблюд - вместо деда-мороза. Я вообще верблюда больше других животных уважаю - он людей любит. Десять дней он безропотно везет на себе нашу воду, потом доходит до оазиса и надувается водой на глазах, как шарик. Умное существо. Когда мы наконец-то дошли до первого населённого пункта, деревни Андато, я сразу отправился в лавку и купил у австралийских аборигенов игрушечного верблюда. Каждый год ставлю его под ёлку - вспоминаю ту осмысленную ночь в пустыне Симпсона.
Леонид Юзефович, писатель.
Моему сыну сейчас двадцать лет. Когда ему было вчетверо меньше, на Новый год он получил в подарок сразу несколько мягких игрушек. Мы с женой, наши друзья и родственники в новогодний вечер подарили ему медведя, двух собачек, зайца и кота. При виде мишки он возликовал, первую собачку встретил благосклонно, вторую - равнодушно, зайца - скорее кисло, а при появлении очаровательной пушистой мурки вдруг заплакал. «Тебе не понравилась кошка?» - удивился я. Он зарыдал ещё безутешнее. Наконец, продолжая всхлипывать, мой мальчик снизошел до объяснений. «Папа, - сказал он с отчаяньем в голосе, - я же не смогу любить их всех!» Это было горькое осознание пределов собственного сердца. Рано или поздно мы понимаем, что оно не в силах вместить в себя все множество объектов, достойных любви. В моем детстве, расцвет которого пришелся на время между смертью Сталина и возвышением Хрущева, подобных проблем не возникало. Игрушек у меня было немного, в том числе и елочных. Моё сердце способно было вместить их все.