О неграмотности
Гм... Честно говоря, не думала, что понятие "неграмотный человек" в его современном понимании и "неграмотный" начала ХХ века настолько различаются.
"К концу зимы я познакомилась на курсах еще с одним кружком, занимавшимся устройством воскресных женских школ при фабриках в Москве. Там, я узнала это, царила сплошная безграмотность среди работниц. (...) В воскресной школе наши ученицы, все взрослые, не понимали, что изображено на самых простых картинках в книге.
Например, стоит мальчик на углу улицы под уличным фонарем, около него собака. В такой картинке ничего, казалось, не было незнакомого - наши ученицы, особенно молоденькие, родились и выросли в Москве и каждый день на улице могли видеть мальчика с собакой, но ни одна из них не могла рассказать, что изображено на такой картинке. "Видите мальчика? Собаку?" - спрашивала я их. Они вертели картинку в руках и молчали. "Вот собака",- показывала я пальцем на нее. Тогда кто-нибудь восклицал с удивлением: "Никак и впрямь песик, ну скажи, пожалуйста, песик и есть..." И книга шла по рукам, и собаку на картинке узнавали.(...)
Но глаз у наших учениц развивался медленно. Так им пришлось, как малым детям, показывать "Лес" Шишкина. "Да где лес-то?" - спрашивали они. "А вот деревья, - говорила я, - сосны, вы же знаете, какие деревья бывают: ели, березы".- "Что знать-то! дерево и дерево... а еще пеньки". Это все, что они отвечали. Медвежат никто не рассмотрел. (...)
И тут я сделала еще одно открытие: большинство наших учениц, не различали оттенки красок, они знали только название черной, белой, красной, синей - и все. Когда я, помню, спросила, какого цвета платье на "Княжне Таракановой" на картине Флавицкого, они, всматриваясь в картину, сказали: "Шелковое" (должно быть потому, что они все работали на фабрике в отделении шелковых лент). "Какого цвета?" - настаивала я. "Да, кажись, красного", - раздался один робкий голос.
Когда я рассказала об этом в нашем кружке, оказалось, что многие учительницы знали о таких случаях из своего опыта. Одна кормилица, попавшая в Москву из глухой деревни, не могла привыкнуть к большому зеркалу, вставленному в стену, она хотела пройти через него, принимая свое отражение за женщину, которая шла к ней навстречу в таком же сарафане и кокошнике, как она. Другая, когда ее сняли в фотографии со своим сыном, не понимала, что это она на карточке, и не различала своего ребенка у себя на руках."
Текст отсюда: www.a-z.ru/women/texts/balmonr.htm
Это не "неграмотность", это сумрак сознания... Настоящая народная масса... Верти, как хочешь.
***
Моя полукулацкая бабушка (царствие ей небесное) умела читать по-старославянски (естественно, церковные книги). Пластинки, радио, телевизор - все это было доступно. Но при всем этом она не воспринимала иностранную речь именно как человеческую речь. И песни не на русском языке для нее не существовали в принципе: "Да они ж все немые!" - печалилась бабушка:)
"К концу зимы я познакомилась на курсах еще с одним кружком, занимавшимся устройством воскресных женских школ при фабриках в Москве. Там, я узнала это, царила сплошная безграмотность среди работниц. (...) В воскресной школе наши ученицы, все взрослые, не понимали, что изображено на самых простых картинках в книге.
Например, стоит мальчик на углу улицы под уличным фонарем, около него собака. В такой картинке ничего, казалось, не было незнакомого - наши ученицы, особенно молоденькие, родились и выросли в Москве и каждый день на улице могли видеть мальчика с собакой, но ни одна из них не могла рассказать, что изображено на такой картинке. "Видите мальчика? Собаку?" - спрашивала я их. Они вертели картинку в руках и молчали. "Вот собака",- показывала я пальцем на нее. Тогда кто-нибудь восклицал с удивлением: "Никак и впрямь песик, ну скажи, пожалуйста, песик и есть..." И книга шла по рукам, и собаку на картинке узнавали.(...)
Но глаз у наших учениц развивался медленно. Так им пришлось, как малым детям, показывать "Лес" Шишкина. "Да где лес-то?" - спрашивали они. "А вот деревья, - говорила я, - сосны, вы же знаете, какие деревья бывают: ели, березы".- "Что знать-то! дерево и дерево... а еще пеньки". Это все, что они отвечали. Медвежат никто не рассмотрел. (...)
И тут я сделала еще одно открытие: большинство наших учениц, не различали оттенки красок, они знали только название черной, белой, красной, синей - и все. Когда я, помню, спросила, какого цвета платье на "Княжне Таракановой" на картине Флавицкого, они, всматриваясь в картину, сказали: "Шелковое" (должно быть потому, что они все работали на фабрике в отделении шелковых лент). "Какого цвета?" - настаивала я. "Да, кажись, красного", - раздался один робкий голос.
Когда я рассказала об этом в нашем кружке, оказалось, что многие учительницы знали о таких случаях из своего опыта. Одна кормилица, попавшая в Москву из глухой деревни, не могла привыкнуть к большому зеркалу, вставленному в стену, она хотела пройти через него, принимая свое отражение за женщину, которая шла к ней навстречу в таком же сарафане и кокошнике, как она. Другая, когда ее сняли в фотографии со своим сыном, не понимала, что это она на карточке, и не различала своего ребенка у себя на руках."
Текст отсюда: www.a-z.ru/women/texts/balmonr.htm
Это не "неграмотность", это сумрак сознания... Настоящая народная масса... Верти, как хочешь.
***
Моя полукулацкая бабушка (царствие ей небесное) умела читать по-старославянски (естественно, церковные книги). Пластинки, радио, телевизор - все это было доступно. Но при всем этом она не воспринимала иностранную речь именно как человеческую речь. И песни не на русском языке для нее не существовали в принципе: "Да они ж все немые!" - печалилась бабушка:)