Скелет в шкафу.
Говорят, он есть у каждого из нас. Притаился в самом темном уголке нашей памяти, невидим и неслышим. Лишь иногда он выныривает из мутного омута подсознания, чтобы дотронутся до сердца холодными пальцами. И тогда охватывает жгучее чувство стыда и отчаянья от того, что невозможно ничего вернуть назад.
Я почти совсем забыла о нем. И не думала о нем много лет. Но три дня назад, в Анапе, мой папа, крикнул в сердцах своей второй жене:
- Ты не одного сына не смогла нормально воспитать! И второй оболтус, а про Дениса я вообще молчу!
И дочь моя удивленно подняла брови.
- Кто такой Денис? - спросила она. И только теперь я поняла, что она ни разу, за все четырнадцать лет своей жизни, не слышала его имени. Это имя не произносили в ни моем доме, ни в доме моего отца, ни в доме моего дедушки. Мы навсегда вычеркнули его из своей жизни. И, стыдно признаться, тогда я тоже не нашла в себе сил сказать честно, кем он был для меня.
- Это старший сын тети Марины, - сказала я бесцветным голосом, делая вид, что мне абсолютно все равно. - Мы с ним не общаемся.
Денис.
Говорят, если долго-долго просить мироздание о чем-то, оно, в конце концов, услышит и исполнит твое желание. Я всегда мечтала о брате. Долгими ночами, пытаясь уснуть, я представляла, как преобразилась бы моя жизнь, если бы у меня был брат. И вот, когда мне исполнилось девять лет, мой отец, который к тому моменту давно с нами не жил, женился снова. На женщине, у которой был мальчик, мой ровесник. Летом меня, как обычно, отправили к бабушке в Анапу. И там я увидела его. Нескладного мальчишку с торчащими в разные стороны волосами и длинными, как у жирафенка, ногами.
Сначала мы дрались. Не на жизнь, а на смерть. Я жутко ревновала его к папе и не упускала случая, чтобы наябедничать или сделать еще какую-нибудь пакость. Денис первым никогда не задирался, но сдавался под натиском моих уколов. Апофеоз наступил тогда, когда он, разъяренный очередной моей выходкой, наехал мне на ногу коляской, с сидящим в ней младшим братом. Кожа на ноге была содрана до крови, я рыдала, он чувствовал себя виноватым. И, чтобы загладить вину, позвал меня в видеосалон. (Помните, были такие мини-кинотеатры, где вместо большого экрана стоял телевизор, а рядом с ним видеомагнитофон. Показывали пиратские фильмы, озвученные голосом переводчика Володарского. Качество ужасное, но сколько счастья мы ощущали, сидя на пластиковых стульчиках в темной, затянутой брезентом, беседке.)
После этого мы подружились. Все получилось как-то само собой, видимо нам до смерти надоело ругаться. И я, сменив гнев на милость, поняла, как мне повезло. Он был замечательным другом. Настоящим. Все три летних месяца мы были неразлучны. И на следующий год. И семь летних сезонов подряд. А зимой мы писали друг другу письма.
Не осталось ни одного уголка в Анапе, который был бы не исследован нами. Хотя мы любили проводить время в общей компании, но вдруг, заскучав, могли убежать ото всех. Пойти на море, или просто бродить по городу. Мы были похожи на двух диких Мауги. С облупленными носами и выгоревшими на солнце волосами. Старенькие футболки пропитались морской солью. Помню, мы очень любили кататься на катере на пляж Джемете. Тогда это стоило копейки. Мы всегда забирались на нос и сидели там, свесив ноги за борт. Теперь, я замираю от ужаса, представив, что мои дети могли бы совершить такой опасный трюк. Но капитан почему-то ни разу нас не прогнал.
Мы росли, но в отношениях ничего не менялось. Словно мы заключили негласный договор, считать друг друга лишь братом и сестрой. И ни разу его не нарушили. Спать нас всегда укладывали рядом, стелили матрасы на полу, так как в летний сезон спальных мест на всех не хватало. Мы могли лежать в темноте и разговаривать часами. У Дениса была удивительная, образная речь. Он мог пересказать книгу так, что после этого не было уже необходимости ее перечитывать. А еще он придумывал удивительные истории.
Мы спали рядышком лет до четырнадцати, но папа, вообразив, что это однажды кончится плохо, отправил Дениса спать на лоджию. Хотя это не очень нам помешало: дождавшись, пока все уснут, я пробиралась к нему и мы болтали, глядя на звезды. Удивительно, как это нам действительно не пришло ничего такого в голову? Я всегда была для него сестрой, а он для меня - братом.
Время шло. Вот нам шестнадцать. В это лето я поняла, что он отдаляется. Все больше времени проводит в компании парней, гораздо старше его. Хотя по-прежнему я пробираюсь на лоджию по ночам, чтобы услышать обо всем, что случилось с ним за день. А еще он дома, когда идет дождь. Струи дождя стекают по стеклам, мы болтаем обо всякой ерунде. И вдруг он говорит:
- Так хорошо, когда дождь. Можно побыть дома с тобой.
… Я не знаю точно, когда это произошло. В то лето, или в следующее. Но случилось все именно в той компании, с которой он связался. Он категорически отказывался брать меня с собой к ним. Тогда это меня ужасно огорчало, до слез. Я была смертельно обижена. А теперь думаю, может быть, он просто хотел меня защитить?
Денис попробовал наркотики. Он, как все остальные ребята до него, был уверен, что не втянется. И, конечно, втянулся. Кошмар медленно набирал обороты. Никто ничего не знал. Даже я. После школы он даже успел блестяще поступить в институт, сдав экзамены на все пятерки, но завалил уже первую сессию. А потом все становилось только хуже. Его осудили условно: папа, поднял все свои связи и на этот раз обошлось. Но это был только первый раз. Второй привод и Денис садится на год. Выходит. Ничего не меняется. Семья прилагает все возможные и невозможные усилия, чтобы вытащить его. Он же уносит из дома вещи и деньги.
Последний раз я видела его, когда мне было двадцать два года. Я ехала в Мурманск проездом через Москву, и Денис приехал встречать меня на вокзал. Он всегда меня встречал и провожал… Я увидела в толпе знакомую фигуру и сердце сжалось. До этого я не видела его уже три года и сначала даже не узнала. Все еще высокий, он стоял, ссутулившись, как семидесятилетний дед. Под глазами синяки, а кожа какого-то неестественного серого цвета. Он был похож на призрак самого себя. Честно, я испугалась. Потому что ехала не одна, а с семимесячной дочкой. Но Денис обнял меня, и я поняла, что где-то в глубине его души еще живет прежний мальчик.
Он пытался рассказывать мне что-то по дороге до дома. И я больше не слышала той удивительной, наполненной образами речи, к которой я так привыкла. Он с трудом находил слова. Нижняя губа все время оттопыривалась, словно он не мог ее контролировать. Смотреть на это было невыносимо.
В гостях, уложив Машу, легла немного поспать. Маша проснулась через час, я хотела уже вставать, но вдруг услышала, что Денис качает коляску и что-то поет.
Вскоре после того, как я уехала, он снова вынес из квартиры вещи, принадлежащие папе, продал их за бесценок, все деньги, которые папа копил на машину, тоже исчезли. Это было последней каплей. Денису отдали квартиру, которая раньше принадлежала бабушке, и навсегда вычеркнули его из нашей жизни. Его имя - табу в нашей семье.
Почему я тоже поддалась? Почему так легко от него отказалась? У меня нет ответа. Муж мой, как-то в порыве злости бросил: «Твой брат - наркоман…» Знал бы он, как больно меня ранит…
А еще меня периодически мучает мысль «Что если бы я узнала вовремя? Смогла бы я его остановить?»
Тетя Марина под большим секретом рассказала мне, что Денис женился и у него есть дочь. Значит, он все-таки одержал победу? Хочется верить. Я, наверное, могла бы спросить у нее адрес или телефон. Но что я ему скажу?
Только одно, пожалуй. Денис, где бы ты ни был, я помню о тебе…
В Анапе, около маяка было место, где вся набережная была украшена рисунками. Такое граффити на асфальте. Помню поздний вечер, когда мы в темноте силились рассмотреть эти творения художников - любителей. Тогда появилось это стихотворение:
При свете зажигалки
Рисунок на земле:
Летят по небу чайки
К неведомой земле.
Садится солнце в море,
О берег бьет прибой.
И даже мы с тобой
Есть на картине той…
А кто-то добрый может
Сквозь ночь и пустоту
За нами смотрит тоже
В руке зажав звезду…
Но точно ли он наблюдал за ними? И если да, то как мог это допустить…
Я почти совсем забыла о нем. И не думала о нем много лет. Но три дня назад, в Анапе, мой папа, крикнул в сердцах своей второй жене:
- Ты не одного сына не смогла нормально воспитать! И второй оболтус, а про Дениса я вообще молчу!
И дочь моя удивленно подняла брови.
- Кто такой Денис? - спросила она. И только теперь я поняла, что она ни разу, за все четырнадцать лет своей жизни, не слышала его имени. Это имя не произносили в ни моем доме, ни в доме моего отца, ни в доме моего дедушки. Мы навсегда вычеркнули его из своей жизни. И, стыдно признаться, тогда я тоже не нашла в себе сил сказать честно, кем он был для меня.
- Это старший сын тети Марины, - сказала я бесцветным голосом, делая вид, что мне абсолютно все равно. - Мы с ним не общаемся.
Денис.
Говорят, если долго-долго просить мироздание о чем-то, оно, в конце концов, услышит и исполнит твое желание. Я всегда мечтала о брате. Долгими ночами, пытаясь уснуть, я представляла, как преобразилась бы моя жизнь, если бы у меня был брат. И вот, когда мне исполнилось девять лет, мой отец, который к тому моменту давно с нами не жил, женился снова. На женщине, у которой был мальчик, мой ровесник. Летом меня, как обычно, отправили к бабушке в Анапу. И там я увидела его. Нескладного мальчишку с торчащими в разные стороны волосами и длинными, как у жирафенка, ногами.
Сначала мы дрались. Не на жизнь, а на смерть. Я жутко ревновала его к папе и не упускала случая, чтобы наябедничать или сделать еще какую-нибудь пакость. Денис первым никогда не задирался, но сдавался под натиском моих уколов. Апофеоз наступил тогда, когда он, разъяренный очередной моей выходкой, наехал мне на ногу коляской, с сидящим в ней младшим братом. Кожа на ноге была содрана до крови, я рыдала, он чувствовал себя виноватым. И, чтобы загладить вину, позвал меня в видеосалон. (Помните, были такие мини-кинотеатры, где вместо большого экрана стоял телевизор, а рядом с ним видеомагнитофон. Показывали пиратские фильмы, озвученные голосом переводчика Володарского. Качество ужасное, но сколько счастья мы ощущали, сидя на пластиковых стульчиках в темной, затянутой брезентом, беседке.)
После этого мы подружились. Все получилось как-то само собой, видимо нам до смерти надоело ругаться. И я, сменив гнев на милость, поняла, как мне повезло. Он был замечательным другом. Настоящим. Все три летних месяца мы были неразлучны. И на следующий год. И семь летних сезонов подряд. А зимой мы писали друг другу письма.
Не осталось ни одного уголка в Анапе, который был бы не исследован нами. Хотя мы любили проводить время в общей компании, но вдруг, заскучав, могли убежать ото всех. Пойти на море, или просто бродить по городу. Мы были похожи на двух диких Мауги. С облупленными носами и выгоревшими на солнце волосами. Старенькие футболки пропитались морской солью. Помню, мы очень любили кататься на катере на пляж Джемете. Тогда это стоило копейки. Мы всегда забирались на нос и сидели там, свесив ноги за борт. Теперь, я замираю от ужаса, представив, что мои дети могли бы совершить такой опасный трюк. Но капитан почему-то ни разу нас не прогнал.
Мы росли, но в отношениях ничего не менялось. Словно мы заключили негласный договор, считать друг друга лишь братом и сестрой. И ни разу его не нарушили. Спать нас всегда укладывали рядом, стелили матрасы на полу, так как в летний сезон спальных мест на всех не хватало. Мы могли лежать в темноте и разговаривать часами. У Дениса была удивительная, образная речь. Он мог пересказать книгу так, что после этого не было уже необходимости ее перечитывать. А еще он придумывал удивительные истории.
Мы спали рядышком лет до четырнадцати, но папа, вообразив, что это однажды кончится плохо, отправил Дениса спать на лоджию. Хотя это не очень нам помешало: дождавшись, пока все уснут, я пробиралась к нему и мы болтали, глядя на звезды. Удивительно, как это нам действительно не пришло ничего такого в голову? Я всегда была для него сестрой, а он для меня - братом.
Время шло. Вот нам шестнадцать. В это лето я поняла, что он отдаляется. Все больше времени проводит в компании парней, гораздо старше его. Хотя по-прежнему я пробираюсь на лоджию по ночам, чтобы услышать обо всем, что случилось с ним за день. А еще он дома, когда идет дождь. Струи дождя стекают по стеклам, мы болтаем обо всякой ерунде. И вдруг он говорит:
- Так хорошо, когда дождь. Можно побыть дома с тобой.
… Я не знаю точно, когда это произошло. В то лето, или в следующее. Но случилось все именно в той компании, с которой он связался. Он категорически отказывался брать меня с собой к ним. Тогда это меня ужасно огорчало, до слез. Я была смертельно обижена. А теперь думаю, может быть, он просто хотел меня защитить?
Денис попробовал наркотики. Он, как все остальные ребята до него, был уверен, что не втянется. И, конечно, втянулся. Кошмар медленно набирал обороты. Никто ничего не знал. Даже я. После школы он даже успел блестяще поступить в институт, сдав экзамены на все пятерки, но завалил уже первую сессию. А потом все становилось только хуже. Его осудили условно: папа, поднял все свои связи и на этот раз обошлось. Но это был только первый раз. Второй привод и Денис садится на год. Выходит. Ничего не меняется. Семья прилагает все возможные и невозможные усилия, чтобы вытащить его. Он же уносит из дома вещи и деньги.
Последний раз я видела его, когда мне было двадцать два года. Я ехала в Мурманск проездом через Москву, и Денис приехал встречать меня на вокзал. Он всегда меня встречал и провожал… Я увидела в толпе знакомую фигуру и сердце сжалось. До этого я не видела его уже три года и сначала даже не узнала. Все еще высокий, он стоял, ссутулившись, как семидесятилетний дед. Под глазами синяки, а кожа какого-то неестественного серого цвета. Он был похож на призрак самого себя. Честно, я испугалась. Потому что ехала не одна, а с семимесячной дочкой. Но Денис обнял меня, и я поняла, что где-то в глубине его души еще живет прежний мальчик.
Он пытался рассказывать мне что-то по дороге до дома. И я больше не слышала той удивительной, наполненной образами речи, к которой я так привыкла. Он с трудом находил слова. Нижняя губа все время оттопыривалась, словно он не мог ее контролировать. Смотреть на это было невыносимо.
В гостях, уложив Машу, легла немного поспать. Маша проснулась через час, я хотела уже вставать, но вдруг услышала, что Денис качает коляску и что-то поет.
Вскоре после того, как я уехала, он снова вынес из квартиры вещи, принадлежащие папе, продал их за бесценок, все деньги, которые папа копил на машину, тоже исчезли. Это было последней каплей. Денису отдали квартиру, которая раньше принадлежала бабушке, и навсегда вычеркнули его из нашей жизни. Его имя - табу в нашей семье.
Почему я тоже поддалась? Почему так легко от него отказалась? У меня нет ответа. Муж мой, как-то в порыве злости бросил: «Твой брат - наркоман…» Знал бы он, как больно меня ранит…
А еще меня периодически мучает мысль «Что если бы я узнала вовремя? Смогла бы я его остановить?»
Тетя Марина под большим секретом рассказала мне, что Денис женился и у него есть дочь. Значит, он все-таки одержал победу? Хочется верить. Я, наверное, могла бы спросить у нее адрес или телефон. Но что я ему скажу?
Только одно, пожалуй. Денис, где бы ты ни был, я помню о тебе…
В Анапе, около маяка было место, где вся набережная была украшена рисунками. Такое граффити на асфальте. Помню поздний вечер, когда мы в темноте силились рассмотреть эти творения художников - любителей. Тогда появилось это стихотворение:
При свете зажигалки
Рисунок на земле:
Летят по небу чайки
К неведомой земле.
Садится солнце в море,
О берег бьет прибой.
И даже мы с тобой
Есть на картине той…
А кто-то добрый может
Сквозь ночь и пустоту
За нами смотрит тоже
В руке зажав звезду…
Но точно ли он наблюдал за ними? И если да, то как мог это допустить…