Два месяца
Восьмое Марта. Два месяца.
Как хорошо, что этот день я прожила в отдалении от корпоративного мира и суматохи с тюльпанами, мимозами, конформистскими подарками, сладких речей. Мне важно чувствовать внимание к себе и стороннюю заботу, но празднование и принятие множащейся объективации женщины мне не нравится. Возможно, если бы исторические корни женского дня были бы иными, более соответствующими празднику весны, обновления, нежности, любви, я бы не чувствовала противоречие. Этот день есть свидетельство прежнего неравенства и половой дискриминации. Он напоминает о стремлении к справедливости, борьбе, смелости, правде.
При всем этом я никогда не была лишена внимания в этот день; с моего раннего возраста отец, единственный мужчина в семье, всегда поздравлял, и мы ездили по гостям к бабушкам. Из детских подарков, наиболее запомнившихся, был калькулятор, большой, с оранжевой кнопкой, вечный, потому что работал от вмонтированной солнечной батареи. Зачем мне лет в пять калькулятор, ответить трудно, но я была очень рада, помню эту эмоцию. Позже, будучи в глубоком подростковом возрасте, я ощущала формальность и отсюда казавшуюся ложность внимания отца в этот день. Утром он шёл за цветами (каждой по розе), флаконом парфюмерии из Новой зари или вовсе мог пропасть на полдня, чтобы съездить, решить, найти подходящий подарок (точно оптимальный и лучший из возможных технических и технологических альтернатив). Папа никогда не жалел на меня средств, это всегда обнаруживала в праздники. Значимое чувство, что мне желают самого хорошего, что этого достойна. Из нынешней точки моего мироощущения, опыта жизни, могу осознать такой подход, а тогда я расстраивалась и злилась, потому что хотелось, чтобы он просто был рядом, уделил внимание, а не откупался, как в темные минуты моего взросления, мне казалось. Несовпадение, о котором не решалась дать понять; не знала, что можно просто сказать: «Побудь со мной».
Побудь со мной - то, к чему я пришла ко второму месяцу жизни сына. Мне видится, что большая часть адаптации после его рождения позади, осталась только глубинная, фундаментальная - про мое тело и занятость. Остаётся привыкать к быстрым изменениям в ходе Сашиного развития. Невозможно пока привыкнуть к российским военным действиям и иному миру; он пока и не зафиксирован, непонятно, к чему именно нужно адаптироваться, с чем дополнительно смиряться? Как иначе воспринимать разрушения жизней, смерти людей, потери и коллективные травмы; ощутимую по масштабу эмиграцию знакомых из страны и отсюда нарастающий страх - а что будет дальше, только хуже? - я же этого не хочу, и я выбираю быть дома.
Побудь со мной - я чувствую, какими значимыми для меня становятся моменты, когда Саша засыпает на моих руках, например, или пьет/ест грудное молоко. Мне приятно, хорошо. В такие минуты отпускаю тревоги и позволяю времени уходить бесследно без горького привкуса напрасной потери. Я выбираю время в его пользу с надеждой, что мои внимание и принятие его ощущений, эмоций, состояний войдут в фундамент наших отношений.
Не могу сказать, что легко мне даётся забота о сыне. Бывают чувства одиночества, обиды, бессилия; обостряются они от недостроенных отношений внутри нашей с Кириллом маленькой семьи, от усталости и общего тревожного фона. От ощущений ответственности за другую жизнь, за свою; от несовпадений желаний собственного внутреннего ребёнка и моих способностей их удовлетворить - жажды впечатлений эстетических, вкусовых; потребностях в заботе, любви и сочувствии.