К 100-летию "Русских Сезонов" С.П.Дягилева. О художниках "Русских Сезонов".
(Статья доктора искусствоведения И.С. Зильберштейна)
Журнал «Огонек» №20 14мая 1983г.
Это было свыше трех четвертей века тому назад. В 1906 году в Осеннем салоне в Париже Сергей Павлович Дягилев, который затем вошел в историю отечественной и мировой культуры как «неугомонный дерзатель» и «живительный гений», организовал первую за рубежом грандиозную выставку русского изобразительного искусства. На ней экспонировалось 750 произведений - иконы новгородского, московского и строгановского письма, работы живописцев и скульпторов XVIII-XIX столетий, а также художников творческого объединения «Мир искусства». У Дягилева были все основания утверждать в предисловии к каталогу выставки: «Это верный образ сегодняшней художественной России, ее искреннего одушевления, ее почтительного восхищения перед прошлым и ее горячей веры в будущее».
Выставка получила широкое признание и явилась значительным событием в культурной жизни Парижа. Отзывы французской прессы были весьма положительными. А живший тогда в Париже А. В. Луначарский писал в своей статье, что «большой успех русских художников на Западе - факт несомненный». Следует отметить, что эту выставку ждали в Берлине, Венеции, Барселоне, Вене, Брюсселе, Мюнхене и Лондоне, но из-за крайней усталости Дягилев показал ее только в первых двух из этих городов.
Успех «Русских сезонов», организованных им же с 1908 года сначала в Париже, а затем в других городах зарубежья, был поистине триумфальным. Человек редчайшей многогранности, Сергей Павлович сумел добиться в спектаклях «Русских сезонов» синтеза балетного и оперного мастерства с музыкой и декорационным искусством.
Вот несколько восторженных отзывов видных французских деятелей литературы и искусства о первых дягилевских спектаклях.
Ромен Роллан был потрясен оперой М. П. Мусоргского «Борис Годунов» с Ф. И. Шаляпиным в заглавной роли: «Эта музыка почти так же прекрасна, как произведения Толстого». Морис Равель, вспоминая «лихорадочные боевые минуты 1908 года», свидетельствовал по тому же поводу: «Спектакль обернулся триумфом. Публика восхищалась решительно всем». Ошеломляющий успех имели во Франции и балетные спектакли, показанные С П. Дягилевым начиная с 1909 года в его «Русских сезонах». Именно так и сказал об этом известный художник Теофиль Стейнлен в беседе с русским журналистом: «Для нас, французов, и ваш балет, и ваша опера - целое откровение... Вы ошеломили нас своим искусством». Писатель Камиль Моклер в статье «Урок Русского сезона» заявлял: «Все эти русские, исполнившие такие декорации - Билибин, Лев Бакст, Рерих, Головин, Серов, Александр Бенуа, - все они хорошие художники, смело порвавшие с условностями и сразу понявшие, что декорации музыкальной драмы совершенно отличаются от декораций драматического театра и должны являться симфонией цвета, которая созвучна оркестровой симфонии и стремится к красоте в нереальном мире». И далее: «Наши композиторы балетов и хоровых сцен, декораторы, режиссеры, танцовщики, танцовщицы - все могли без ложного самолюбия получить в один голос у русских благородный урок».
После того, когда Клод Дебюсси увидел многие постановки «Русских сезонов», он также выразил в 1911 году уверенность в благотворном воздействии русского искусства на французское: «Русские дадут нам новые импульсы для освобождения от нелепой скованности. Они помогут нам лучше узнать самих себя и более свободно к себе прислушиваться».
В дальнейшем такой же огромный успех сопутствовал гастролям «Русских сезонов» во многих странах зарубежного мира, в том числе в Англии, США, Германии, Италии, Австро-Венгрии, Испании, Монако, в ряде государств Южной Америки... А увидев дягилевские спектакли еще в 1909 году в Париже, Айседора Дункан выразила свой восторг такими словами: «Велика заслуга Дягилева! Он развернул перед французами, если и не все, то очень многое из того, что есть в русском театре талантливого, красивого, поучительного и живописного. Он дал почувствовать, что страна, об искусстве которой большинство знает очень мало, заключает в себе целый храм эстетических радостей, и каждая подробность этого храма полна красоты и интереса».
Что же касается русских театральных художников, то исполненные ими для спектаклей «Русских сезонов» декорации и костюмы получили наивысшие оценки. Весьма требовательный Валентин Серов, прожив в 1910 году три месяца в Париже и побывав на дягилевских спектаклях, выступил в петербургской печати с открытым письмом, в котором утверждал, что именно эти спектакли, «единственно на что можно было смотреть с удовольствием в Париже». И далее: «Что вообще в настоящее время русские театральные постановки стоят на первом месте, свидетельствуют европейские художники, французы и немцы. И действительно, над этим в театрах у нас работают лучшие художники, что пока не принято в Европе». А в числе этих лучших театральных декораторов Серов называет Головина, Коровина, Бакста, Бенуа, Рериха.
А. В. Луначарский с присущим ему пониманием, дальновидностью и прозорливостью писал о мастерах кисти, так украсивших дягилевские спектакли: «В области искусства театрального, прежде всего декорационной живописи и костюмов, здесь крупнейшие русские художники, вроде Рериха, Бенуа, отчасти Юона и Добужинского, в огромной мере Бакста, произвели настоящую революцию».
А спустя свыше полувека после появления этой статьи и, видимо, не зная ее, пришел к тому же выводу наш известный художник Юрий Анненков, прославившийся, в частности, в качестве лучшего иллюстратора «Двенадцати» Александра Блока. Свою статью, озаглавленную «Значение русских художников в искусстве сценического оформления спектаклей балета, оперы и драмы», приуроченную к открытию летом 1967 года в нью-йоркском музее Метрополитен выставки русского театрального искусства, Анненков начал так: «Декорации и костюмы для театра оперы и балета, исполненные русскими художниками и показанные Сергеем Дягилевым в Париже, вызвали подлинную революцию в театральном мире Запада».
Следует иметь в виду, что вся зарубежная деятельность С. П. Дягилева была овеяна чувством глубочайшего патриотизма. Александр Бенуа писал о нем: «Он обожал Россию и все русское до какого-то фанатизма, редко кто вмещал в себе столько национальной гордости».
И действительно, до своего последнего дня - Сергей Павлович скончался в 57-летнем возрасте от заражения крови в Венеции 19 августа 1929 года - он осуществлял то, что считал главным делом своей жизни. И зарубежные ценители искусства по сей день склоняют голову перед памятью этого замечательного человека, обогатившего Запад тем, что ознакомил его с чудесными достижениями русской культуры. За границей вышло 39 книг о Дягилеве и свыше двухсот статей; в 1966 году в Париже площадь около Большой оперы была названа именем Дягилева; а еще в 1954 году в Монте-Карло, где в течение многих лет выступала труппа «Русских сезонов», на скале была установлена мемориальная доска в честь Дягилева. В надписи на ней говорится: «Русские балеты ознаменовали появление большинства шедевров, блеск которых благодаря Ему, Его друзьям и Его сотрудникам отразился на всех Искусствах». В том же Монте-Карло в 1973 году Дягилеву воздвигли памятник, а в 1978 году Монетный двор Парижа выпустил медаль в связи с предстоявшим 50-летием со дня смерти Дягилева. Огромный успех имели четырнадцать выставок, ему посвященных и организованных в шестнадцати городах Франции, Англии, США, Италии, Югославии, Монако - причем подлинным украшением всех этих выставок были оставшиеся за рубежом эскизы декораций и костюмов, исполненные нашими художниками для «Русских сезонов» С. П. Дягилева.
Театральные живописцы России, творившие в начале текущего века, оказали огромное влияние на своих зарубежных коллег и вписали блистательную страницу в историю мирового декорационного искусства.
Художники «Мира искусства» не ограничивались рамками декорационного оформления - они в значительной мере стали лидерами при создании спектаклей. «Именно мы, художники,- вспоминал А. Н. Бенуа,- не профессионалы декораторы, а настоящие художники, создали декорации для театра. Мы помогли создать основные штрихи танца и всю постановку балета в целом. Именно это руководство, непрофессиональное и официальное, принесло столько выразительной характерности нашим спектаклям». Многие исследователи ищут истоки успехов спектаклей «Русских сезонов» в живописи и графике «Мира искусства». Не случайно такой знаток искусства, как Марсель Пруст, обращался к Рейнальдо Ану: «Передайте Баксту, что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем «Шехерезада». Во время «Русских сезонов» имя Льва Бакста было у всех на устах. «Корабль Русского сезона»,- назвала его в воспоминаниях Тамара Карсавина. Многие балеты шли в декорациях Бакста, но подлинной виртуозности он достиг в создании театральных костюмов. Его эскизы костюмов поразительно динамичны и ярки. «Леон Бакст - вот уж поистине кто творит для французской публики «революцию»,- отмечал критик,- в своих декорациях, где словно сшибаются пронзительные синие, зеленые и карминные цветовые оттенки, он сочетает изысканность Бердслея с резкостью немецких экспрессионистов». Поразительно ощущая пластику и духовную сущность образа, Бакст в эскизах костюмов лепил самый образ. Характер героя раскрывается на его листе в стремительных поворотах тела, движении ткани, пиршестве красок. Более того, Бакст, по свидетельству современников, порой (например, в балете «Послеполуденный отдых фавна») разрабатывал мельчайшие хореографические движения. Особенно удавались ему эскизы костюмов, героини которых буквально взвихрены в вакхическом экстазе. По эскизам Бакста видно, как в рисунке искал он выражение той идеи, которая должна воплотиться на балетной сцене.
Бакст за период «Русских сезонов» выполнил эскизы костюмов и декораций к двенадцати спектаклям. Поразительны разнообразие и изобретательность его работ. Блестяще решенные в духе стилизованных иранских миниатюр сказочные темы Востока в балетах «Шехерезада» и «Синий бог» не затмевали творческие достижения художника в выполненных по мотивам античности костюмах и декорациях балетов «Дафнис и Хлоя» и «Послеполуденный отдых фавна», высокая романтическая струя ощущалась в работах к «Видению розы», одному из самых прелестных спектаклей дягилевских сезонов, волшебно станцованному Нижинским и Карсавиной.
Необычайно широк был и диапазон работ Александра Бенуа, художника высочайшей эрудиции, легко ориентирующегося в атмосфере, казалось бы, полярных культур. Достаточно назвать хотя бы балет «Павильон Армиды», в котором Бенуа воскрешал век Людовика XIV, и «Петрушку», где раскрывается пестрый, красочный мир петербургского балаганного представления.
Конечно, заворожили зрителя, незнакомого со славянским фольклором, декорации Н. Рериха к балету И. Стравинского «Весна священная», к сцене половецких плясок из оперы «Князь Игорь». На парижан как бы сошел со сцены таинственный мир русского средневековья.
Глубокая интеллигентность, чувство истории, настоящая образованность вкупе с талантом и дерзанием принесли мировую славу и другим художникам «Русских сезонов»: Добужинскому, Головину, К. Коровину, Стеллецкому, Билибину, Анисфельду, Судейкину. После «Русских балетов» в Париже отечественная школа стала доминирующей в мировом театрально-декорационном искусстве.
В статье «Русские спектакли в Париже» А. В. Луначарский говорил об огромном успехе отечественных сценографов. И далее: «Правда, раздаются голоса против излишней пышности и яркости русской декоративной палитры, против слишком самостоятельной, а иногда даже главенствующей роли декораторов в спектакле. За всем этим влияние Бакста, отразившееся на многих театральных постановках, вышло за рамки театра и изменило стиль дамских мод и меблировки квартир. Я не хочу сказать, чтобы влияние того удивительного смешенья варварского богатства и своеобразно старого вкуса, которое свойственно особенно Баксту, было очень широко и длительно, но влияние это заметно, и имя Бакста и его товарищей по отданной служению театру кисти должно остаться в истории художественной культуры Европы в целом».
Чудо «Русских сезонов» действительно заставило Европу по-новому взглянуть и на собственное искусство и на искусство далекой России. Крупнейшие представители французской культуры Роден, Роллан, Равель, Пруст, Метерлинк, Кокто, Пикассо горячо приветствовали и пропагандировали творчество русских композиторов, танцовщиков, балетмейстеров, художников. Жан Кокто говорил, что эти спектакли-празднества потрясли Францию. Ведущая балерина «Русских сезонов», несравненная Тамара Карсавина, которую русская печать нарекла «царицей коломбин, искусительной и дразнящей», вспоминала, что «каждый вечер происходило что-то похожее на чудо: сцена и зал дышали единым дыханием». Сколько труда, таланта и вдохновения было вложено в спектакли, которыми была рождена эта почти недостижимая гармония творцов и зрителей!
Теперь о легендарных спектаклях «Русских сезонов» мы можем судить по отзывам в старых журналах, специальным исследованиям, статьям, мемуарам и музыкальным записям. Но совершенно особую информацию и подлинное эстетическое наслаждение доставляют дошедшие до нашего времени эскизы костюмов и декораций, выполненные прекрасными русскими художниками. Многие из них составляют гордость театральных и художественных музеев нашей страны, некоторые находятся в галереях разных городов мира. А какая-то часть эскизов декораций и костюмов Л. С. Бакста, А. Н. Бенуа, Н. К. Рериха, А. Я. Головина, К. Коровина, Н. С. Гончаровой и других художников, работы, поражающие вкусом, фантазией, бесконечным богатством цвета и изяществом линий, попали в частные собрания. Они менее известны исследователям и любителям искусства. Всмотритесь в них, вспомните то, что известно о феномене «Русских сезонов» в Париже, счастливом синтезе многих искусств, и перед вами приоткроется тайна взлета русского искусства в начале нашего века, к разгадке которой с присущей ему проницательностью подошел в одной из своих последних статей Александр Блок. «Россия - молодая страна,- писал великий поэт,- и культура ее-синтетическая культура. Русскому художнику нельзя и не надо быть «специалистом». Писатель должен помнить о живописце, архитекторе, музыканте.» Так же, как неразлучны в России живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучны от них и друг от друга - философия, религия, общественность, даже - политика. Вместе они и образуют общий поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры».
Хочется с чувством душевной признательности вспомнить тех замечательных собирателей прошлых времен, чьи коллекции легли в основу наших национальных музеев. Это прежде всего П. М. Третьяков, основатель нынешней Государственной Третьяковской галереи, А. А. Бахрушин, основатель нынешнего Государственного центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина. А как обогатили Государственный Эрмитаж и Государственный музей изобразительных искусств московские коллекции новейшей французской живописи, собранные И. А. Морозовым и С. И. Щукиным!
Разве не любопытно, что и Дягилев при всей своей сверхчеловеческой занятости стал, как пишет Александр Бенуа, «неистовым собирателем русского прошлого». Но то были последние три года жизни Сергея Павловича. Тем не менее его удачи поразительны и на этом поприще, так как за столь короткий срок он достиг фантастических результатов. С. П. Дягилеву удалось отыскать и получить около тысячи старинных русских изданий, и в их числе оказавшаяся в единственном экземпляре на всем свете «Азбука», напечатанная Иваном Федоровым в 1574 году во Львове; то была находка века, так как о существовании этой книги никаких сведений в литературе не было. Что же касается выявленных и приобретенных Дягилевым автографов выдающихся русских писателей, то подробный перечень его находок занял бы несколько страниц. Поэтому назову лишь самые поразительные. Это десять писем А. С. Пушкина к невесте, Н. Н. Гончаровой, и одно к будущей теще; другие автографы великого поэта - стихотворение, озаглавленое в последней редакции «К морю», письмо к Е. Ф. Розену, дарственная надпись О. М. Сомову на издании пятой главы «Евгения Онегина», а также подорожная, выданная Пушкину 5 мая 1820 года на проезд в Кишинев, и письмо статс-секретаря Д. Н. Блудова к Пушкину о «дозволении» ему работать над архивными материалами по истории Петра I. Получил Сергей Павлович четыре письма М. Ю. Лермонтова к А. А. Лопухину, записную книжку В, А. Жуковского, заполненную его рисунками, автографы И. А. Крылова, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и многое другое. Благодаря известному балетмейстеру и коллекционеру С. М. Лифарю некоторые из ценных находок С. П. Дягилева поступили в архивохранилища и библиотеки нашей страны.
Да и сам С. М. Лифарь после кончины С. П. Дягилева продолжил в разных странах зарубежья поиски рукописей и творений живописи русского культурного прошлого, увенчалось же это блистательными успехами. А свыше тридцати из своих драгоценных находок, и в их числе, автограф предисловия Пушкина к «Путешествию в Арзрум», картину Лермонтова «Вид Крестовой горы», подаренную им в 1841 году В.Ф. Одоевскому, автографы Тургенева, Маяковского и .других видных писателей, С. М. Лифарь по моим просьбам передал в дар родине.
Многие неожиданные и интересные находки сулит и поиск за рубежом еще неизвестных работ русских театральных художников.
Журнал «Огонек» №20 14мая 1983г.
Это было свыше трех четвертей века тому назад. В 1906 году в Осеннем салоне в Париже Сергей Павлович Дягилев, который затем вошел в историю отечественной и мировой культуры как «неугомонный дерзатель» и «живительный гений», организовал первую за рубежом грандиозную выставку русского изобразительного искусства. На ней экспонировалось 750 произведений - иконы новгородского, московского и строгановского письма, работы живописцев и скульпторов XVIII-XIX столетий, а также художников творческого объединения «Мир искусства». У Дягилева были все основания утверждать в предисловии к каталогу выставки: «Это верный образ сегодняшней художественной России, ее искреннего одушевления, ее почтительного восхищения перед прошлым и ее горячей веры в будущее».
Выставка получила широкое признание и явилась значительным событием в культурной жизни Парижа. Отзывы французской прессы были весьма положительными. А живший тогда в Париже А. В. Луначарский писал в своей статье, что «большой успех русских художников на Западе - факт несомненный». Следует отметить, что эту выставку ждали в Берлине, Венеции, Барселоне, Вене, Брюсселе, Мюнхене и Лондоне, но из-за крайней усталости Дягилев показал ее только в первых двух из этих городов.
Успех «Русских сезонов», организованных им же с 1908 года сначала в Париже, а затем в других городах зарубежья, был поистине триумфальным. Человек редчайшей многогранности, Сергей Павлович сумел добиться в спектаклях «Русских сезонов» синтеза балетного и оперного мастерства с музыкой и декорационным искусством.
Вот несколько восторженных отзывов видных французских деятелей литературы и искусства о первых дягилевских спектаклях.
Ромен Роллан был потрясен оперой М. П. Мусоргского «Борис Годунов» с Ф. И. Шаляпиным в заглавной роли: «Эта музыка почти так же прекрасна, как произведения Толстого». Морис Равель, вспоминая «лихорадочные боевые минуты 1908 года», свидетельствовал по тому же поводу: «Спектакль обернулся триумфом. Публика восхищалась решительно всем». Ошеломляющий успех имели во Франции и балетные спектакли, показанные С П. Дягилевым начиная с 1909 года в его «Русских сезонах». Именно так и сказал об этом известный художник Теофиль Стейнлен в беседе с русским журналистом: «Для нас, французов, и ваш балет, и ваша опера - целое откровение... Вы ошеломили нас своим искусством». Писатель Камиль Моклер в статье «Урок Русского сезона» заявлял: «Все эти русские, исполнившие такие декорации - Билибин, Лев Бакст, Рерих, Головин, Серов, Александр Бенуа, - все они хорошие художники, смело порвавшие с условностями и сразу понявшие, что декорации музыкальной драмы совершенно отличаются от декораций драматического театра и должны являться симфонией цвета, которая созвучна оркестровой симфонии и стремится к красоте в нереальном мире». И далее: «Наши композиторы балетов и хоровых сцен, декораторы, режиссеры, танцовщики, танцовщицы - все могли без ложного самолюбия получить в один голос у русских благородный урок».
После того, когда Клод Дебюсси увидел многие постановки «Русских сезонов», он также выразил в 1911 году уверенность в благотворном воздействии русского искусства на французское: «Русские дадут нам новые импульсы для освобождения от нелепой скованности. Они помогут нам лучше узнать самих себя и более свободно к себе прислушиваться».
В дальнейшем такой же огромный успех сопутствовал гастролям «Русских сезонов» во многих странах зарубежного мира, в том числе в Англии, США, Германии, Италии, Австро-Венгрии, Испании, Монако, в ряде государств Южной Америки... А увидев дягилевские спектакли еще в 1909 году в Париже, Айседора Дункан выразила свой восторг такими словами: «Велика заслуга Дягилева! Он развернул перед французами, если и не все, то очень многое из того, что есть в русском театре талантливого, красивого, поучительного и живописного. Он дал почувствовать, что страна, об искусстве которой большинство знает очень мало, заключает в себе целый храм эстетических радостей, и каждая подробность этого храма полна красоты и интереса».
Что же касается русских театральных художников, то исполненные ими для спектаклей «Русских сезонов» декорации и костюмы получили наивысшие оценки. Весьма требовательный Валентин Серов, прожив в 1910 году три месяца в Париже и побывав на дягилевских спектаклях, выступил в петербургской печати с открытым письмом, в котором утверждал, что именно эти спектакли, «единственно на что можно было смотреть с удовольствием в Париже». И далее: «Что вообще в настоящее время русские театральные постановки стоят на первом месте, свидетельствуют европейские художники, французы и немцы. И действительно, над этим в театрах у нас работают лучшие художники, что пока не принято в Европе». А в числе этих лучших театральных декораторов Серов называет Головина, Коровина, Бакста, Бенуа, Рериха.
А. В. Луначарский с присущим ему пониманием, дальновидностью и прозорливостью писал о мастерах кисти, так украсивших дягилевские спектакли: «В области искусства театрального, прежде всего декорационной живописи и костюмов, здесь крупнейшие русские художники, вроде Рериха, Бенуа, отчасти Юона и Добужинского, в огромной мере Бакста, произвели настоящую революцию».
А спустя свыше полувека после появления этой статьи и, видимо, не зная ее, пришел к тому же выводу наш известный художник Юрий Анненков, прославившийся, в частности, в качестве лучшего иллюстратора «Двенадцати» Александра Блока. Свою статью, озаглавленную «Значение русских художников в искусстве сценического оформления спектаклей балета, оперы и драмы», приуроченную к открытию летом 1967 года в нью-йоркском музее Метрополитен выставки русского театрального искусства, Анненков начал так: «Декорации и костюмы для театра оперы и балета, исполненные русскими художниками и показанные Сергеем Дягилевым в Париже, вызвали подлинную революцию в театральном мире Запада».
Следует иметь в виду, что вся зарубежная деятельность С. П. Дягилева была овеяна чувством глубочайшего патриотизма. Александр Бенуа писал о нем: «Он обожал Россию и все русское до какого-то фанатизма, редко кто вмещал в себе столько национальной гордости».
И действительно, до своего последнего дня - Сергей Павлович скончался в 57-летнем возрасте от заражения крови в Венеции 19 августа 1929 года - он осуществлял то, что считал главным делом своей жизни. И зарубежные ценители искусства по сей день склоняют голову перед памятью этого замечательного человека, обогатившего Запад тем, что ознакомил его с чудесными достижениями русской культуры. За границей вышло 39 книг о Дягилеве и свыше двухсот статей; в 1966 году в Париже площадь около Большой оперы была названа именем Дягилева; а еще в 1954 году в Монте-Карло, где в течение многих лет выступала труппа «Русских сезонов», на скале была установлена мемориальная доска в честь Дягилева. В надписи на ней говорится: «Русские балеты ознаменовали появление большинства шедевров, блеск которых благодаря Ему, Его друзьям и Его сотрудникам отразился на всех Искусствах». В том же Монте-Карло в 1973 году Дягилеву воздвигли памятник, а в 1978 году Монетный двор Парижа выпустил медаль в связи с предстоявшим 50-летием со дня смерти Дягилева. Огромный успех имели четырнадцать выставок, ему посвященных и организованных в шестнадцати городах Франции, Англии, США, Италии, Югославии, Монако - причем подлинным украшением всех этих выставок были оставшиеся за рубежом эскизы декораций и костюмов, исполненные нашими художниками для «Русских сезонов» С. П. Дягилева.
Театральные живописцы России, творившие в начале текущего века, оказали огромное влияние на своих зарубежных коллег и вписали блистательную страницу в историю мирового декорационного искусства.
Художники «Мира искусства» не ограничивались рамками декорационного оформления - они в значительной мере стали лидерами при создании спектаклей. «Именно мы, художники,- вспоминал А. Н. Бенуа,- не профессионалы декораторы, а настоящие художники, создали декорации для театра. Мы помогли создать основные штрихи танца и всю постановку балета в целом. Именно это руководство, непрофессиональное и официальное, принесло столько выразительной характерности нашим спектаклям». Многие исследователи ищут истоки успехов спектаклей «Русских сезонов» в живописи и графике «Мира искусства». Не случайно такой знаток искусства, как Марсель Пруст, обращался к Рейнальдо Ану: «Передайте Баксту, что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем «Шехерезада». Во время «Русских сезонов» имя Льва Бакста было у всех на устах. «Корабль Русского сезона»,- назвала его в воспоминаниях Тамара Карсавина. Многие балеты шли в декорациях Бакста, но подлинной виртуозности он достиг в создании театральных костюмов. Его эскизы костюмов поразительно динамичны и ярки. «Леон Бакст - вот уж поистине кто творит для французской публики «революцию»,- отмечал критик,- в своих декорациях, где словно сшибаются пронзительные синие, зеленые и карминные цветовые оттенки, он сочетает изысканность Бердслея с резкостью немецких экспрессионистов». Поразительно ощущая пластику и духовную сущность образа, Бакст в эскизах костюмов лепил самый образ. Характер героя раскрывается на его листе в стремительных поворотах тела, движении ткани, пиршестве красок. Более того, Бакст, по свидетельству современников, порой (например, в балете «Послеполуденный отдых фавна») разрабатывал мельчайшие хореографические движения. Особенно удавались ему эскизы костюмов, героини которых буквально взвихрены в вакхическом экстазе. По эскизам Бакста видно, как в рисунке искал он выражение той идеи, которая должна воплотиться на балетной сцене.
Бакст за период «Русских сезонов» выполнил эскизы костюмов и декораций к двенадцати спектаклям. Поразительны разнообразие и изобретательность его работ. Блестяще решенные в духе стилизованных иранских миниатюр сказочные темы Востока в балетах «Шехерезада» и «Синий бог» не затмевали творческие достижения художника в выполненных по мотивам античности костюмах и декорациях балетов «Дафнис и Хлоя» и «Послеполуденный отдых фавна», высокая романтическая струя ощущалась в работах к «Видению розы», одному из самых прелестных спектаклей дягилевских сезонов, волшебно станцованному Нижинским и Карсавиной.
Необычайно широк был и диапазон работ Александра Бенуа, художника высочайшей эрудиции, легко ориентирующегося в атмосфере, казалось бы, полярных культур. Достаточно назвать хотя бы балет «Павильон Армиды», в котором Бенуа воскрешал век Людовика XIV, и «Петрушку», где раскрывается пестрый, красочный мир петербургского балаганного представления.
Конечно, заворожили зрителя, незнакомого со славянским фольклором, декорации Н. Рериха к балету И. Стравинского «Весна священная», к сцене половецких плясок из оперы «Князь Игорь». На парижан как бы сошел со сцены таинственный мир русского средневековья.
Глубокая интеллигентность, чувство истории, настоящая образованность вкупе с талантом и дерзанием принесли мировую славу и другим художникам «Русских сезонов»: Добужинскому, Головину, К. Коровину, Стеллецкому, Билибину, Анисфельду, Судейкину. После «Русских балетов» в Париже отечественная школа стала доминирующей в мировом театрально-декорационном искусстве.
В статье «Русские спектакли в Париже» А. В. Луначарский говорил об огромном успехе отечественных сценографов. И далее: «Правда, раздаются голоса против излишней пышности и яркости русской декоративной палитры, против слишком самостоятельной, а иногда даже главенствующей роли декораторов в спектакле. За всем этим влияние Бакста, отразившееся на многих театральных постановках, вышло за рамки театра и изменило стиль дамских мод и меблировки квартир. Я не хочу сказать, чтобы влияние того удивительного смешенья варварского богатства и своеобразно старого вкуса, которое свойственно особенно Баксту, было очень широко и длительно, но влияние это заметно, и имя Бакста и его товарищей по отданной служению театру кисти должно остаться в истории художественной культуры Европы в целом».
Чудо «Русских сезонов» действительно заставило Европу по-новому взглянуть и на собственное искусство и на искусство далекой России. Крупнейшие представители французской культуры Роден, Роллан, Равель, Пруст, Метерлинк, Кокто, Пикассо горячо приветствовали и пропагандировали творчество русских композиторов, танцовщиков, балетмейстеров, художников. Жан Кокто говорил, что эти спектакли-празднества потрясли Францию. Ведущая балерина «Русских сезонов», несравненная Тамара Карсавина, которую русская печать нарекла «царицей коломбин, искусительной и дразнящей», вспоминала, что «каждый вечер происходило что-то похожее на чудо: сцена и зал дышали единым дыханием». Сколько труда, таланта и вдохновения было вложено в спектакли, которыми была рождена эта почти недостижимая гармония творцов и зрителей!
Теперь о легендарных спектаклях «Русских сезонов» мы можем судить по отзывам в старых журналах, специальным исследованиям, статьям, мемуарам и музыкальным записям. Но совершенно особую информацию и подлинное эстетическое наслаждение доставляют дошедшие до нашего времени эскизы костюмов и декораций, выполненные прекрасными русскими художниками. Многие из них составляют гордость театральных и художественных музеев нашей страны, некоторые находятся в галереях разных городов мира. А какая-то часть эскизов декораций и костюмов Л. С. Бакста, А. Н. Бенуа, Н. К. Рериха, А. Я. Головина, К. Коровина, Н. С. Гончаровой и других художников, работы, поражающие вкусом, фантазией, бесконечным богатством цвета и изяществом линий, попали в частные собрания. Они менее известны исследователям и любителям искусства. Всмотритесь в них, вспомните то, что известно о феномене «Русских сезонов» в Париже, счастливом синтезе многих искусств, и перед вами приоткроется тайна взлета русского искусства в начале нашего века, к разгадке которой с присущей ему проницательностью подошел в одной из своих последних статей Александр Блок. «Россия - молодая страна,- писал великий поэт,- и культура ее-синтетическая культура. Русскому художнику нельзя и не надо быть «специалистом». Писатель должен помнить о живописце, архитекторе, музыканте.» Так же, как неразлучны в России живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучны от них и друг от друга - философия, религия, общественность, даже - политика. Вместе они и образуют общий поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры».
Хочется с чувством душевной признательности вспомнить тех замечательных собирателей прошлых времен, чьи коллекции легли в основу наших национальных музеев. Это прежде всего П. М. Третьяков, основатель нынешней Государственной Третьяковской галереи, А. А. Бахрушин, основатель нынешнего Государственного центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина. А как обогатили Государственный Эрмитаж и Государственный музей изобразительных искусств московские коллекции новейшей французской живописи, собранные И. А. Морозовым и С. И. Щукиным!
Разве не любопытно, что и Дягилев при всей своей сверхчеловеческой занятости стал, как пишет Александр Бенуа, «неистовым собирателем русского прошлого». Но то были последние три года жизни Сергея Павловича. Тем не менее его удачи поразительны и на этом поприще, так как за столь короткий срок он достиг фантастических результатов. С. П. Дягилеву удалось отыскать и получить около тысячи старинных русских изданий, и в их числе оказавшаяся в единственном экземпляре на всем свете «Азбука», напечатанная Иваном Федоровым в 1574 году во Львове; то была находка века, так как о существовании этой книги никаких сведений в литературе не было. Что же касается выявленных и приобретенных Дягилевым автографов выдающихся русских писателей, то подробный перечень его находок занял бы несколько страниц. Поэтому назову лишь самые поразительные. Это десять писем А. С. Пушкина к невесте, Н. Н. Гончаровой, и одно к будущей теще; другие автографы великого поэта - стихотворение, озаглавленое в последней редакции «К морю», письмо к Е. Ф. Розену, дарственная надпись О. М. Сомову на издании пятой главы «Евгения Онегина», а также подорожная, выданная Пушкину 5 мая 1820 года на проезд в Кишинев, и письмо статс-секретаря Д. Н. Блудова к Пушкину о «дозволении» ему работать над архивными материалами по истории Петра I. Получил Сергей Павлович четыре письма М. Ю. Лермонтова к А. А. Лопухину, записную книжку В, А. Жуковского, заполненную его рисунками, автографы И. А. Крылова, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и многое другое. Благодаря известному балетмейстеру и коллекционеру С. М. Лифарю некоторые из ценных находок С. П. Дягилева поступили в архивохранилища и библиотеки нашей страны.
Да и сам С. М. Лифарь после кончины С. П. Дягилева продолжил в разных странах зарубежья поиски рукописей и творений живописи русского культурного прошлого, увенчалось же это блистательными успехами. А свыше тридцати из своих драгоценных находок, и в их числе, автограф предисловия Пушкина к «Путешествию в Арзрум», картину Лермонтова «Вид Крестовой горы», подаренную им в 1841 году В.Ф. Одоевскому, автографы Тургенева, Маяковского и .других видных писателей, С. М. Лифарь по моим просьбам передал в дар родине.
Многие неожиданные и интересные находки сулит и поиск за рубежом еще неизвестных работ русских театральных художников.