Ограниченное пространство сорока пяти квадратных метров, в котором обитает Борис Эйфман, можно назвать и кабинетом.
Но очень многофункциональным. Напротив входной двери стоит изящный письменный стол красного дерева, на котором пылинку не найдешь даже с лупой. За этим столом Борис Яковлевич исполняет обязанности директора «Санкт-Петербургского Государственного Академического театра балета Бориса Эйфмана».
А вот большой круглый стол темного дерева в середине комнаты служит явно не для переговоров, а для чаепитий - Борис Яковлевич любит неформальные встречи с близкими по духу людьми. Поэтому в кабинете есть мини-бар с встроенным холодильником, кофеваркой, с современными фаянсовыми чашками, дорогой старинной посудой, разнообразными сортами кофе и чая и хорошим французским вином. Ничего удивительного, что людей сюда тянет: что-то в атмосфере этой комнаты есть особенное. Место очень тихое, покойное, и хотя за окном идет обычная уличная жизнь, догадаться об этом невозможно: Борис Эйфман достиг эффекта полной звуковой и световой изоляции. Люстры под потолком в кабинете нет, свет рассредоточен по местам, где он в самом деле нужен.
В комнате есть еще один стол и еще один диван. Стол маленький, заваленный вещами - от бумаги, карандашей, фотографий до недопитой чашки. Он стоит перед диваном, который и является главным повседневным местом жизни в кабинете. На диване маэстро отдыхает, спит, пьет кофе, читает газеты, слушает музыку, разговаривает по телефону и работает. За спиной у него плотные жалюзи, отгораживающие его от жизни, где надо носить звание «гения XX века», а впереди - сцена, на которой существуют герои его балетов.
По диагонали от входа в кабинет - камин, большой, старинный, облицованный мрамором, с полочками, на которых Эйфман заботливо разместил фотографии известных деятелей искусств, в разное время почтивших своим присутствием закулисье театра. В этом кабинете многое связано с воспоминаниями, здесь целая коллекция чувств и эмоций - фотографии, автографы, афиши, статуэтки, рисунки, муляжи, куклы, засохшие цветы, маски, вееры... Сам Борис Яковлевич утверждает, что по большому счету в кабинете есть только две раритетные вещи: гравюра с изображением Наполеона, сделанная в 1811 году, и рисунок Давида Бурлюка. Гравюра была подарена Эйфману во Франции, а рисунок появился во время гастролей в Америке: после спектакля «Красная Жизель» за кулисы пришла родственница Бурлюка и подарила самое дорогое, что было у нее на тот момент.
На полу кабинета лежит огромный ковер с традиционным восточным рисунком, толстый, мягкий и теплый. Если не ошибаюсь, этот ковер лежал здесь и десять лет назад. Тогда все только начиналось, в кабинете было мало мебели, мало стульев, и жизнь частично протекала в сидении на полу. Потом появилась мебель, которую вынесли перед реконструкцией из люксовых номеров гостиницы «Астория»: по распоряжению отдела культуры при мэрии часть этих чешских гарнитуров 80-х годов отдали в пользование директоров театров. Так кабинет Эйфмана потерял некоторую хипповую индивидуальность, но приобрел статус-ность и солидность.
У Бориса Яковлевича есть семья, квартира, дача. Но это где-то там, во внешнем мире, а здесь совсем другая жизнь. Кабинет находится на втором этаже в репетиционном здании театра. На первом - залы и классы, где идут многочасовые репетиции, уроки. Борис Яковлевич сам репетирует иногда по двенадцать часов в сутки, доехать до дому у него просто нет сил, и он остается ночевать прямо здесь. Жена Валентина даже ревнует его к кабинету, к той жизни, которая проходит без нее. Но свое одиночество маэстро не хочет делить ни с кем.
Галина Скоробогатова Фото: Андрей Теребенин
Журнал "Мезонин" ноябрь 2001г