Сиротка бури. (Дома Легенд)

Nov 07, 2005 21:31


                                                                                         

Мэрлин Монро - самая соблазнительная блондинка в мире.

Всю жизнь она меняла дома и металась с место на место, как листок на ветру. 

Когда пришло время делать выводы, она сама дала себе лучшую характеристику: "Я была ошибкой". Она уже успела промурлыкать, что бриллианты - лучшие друзья девушек, и кадр с юбкой, взлетевшей от потоков теплого воздуха из вентиляционной решетки метро, уже был известен так, как известны по всему миру разве только дорожные знаки. Признание, которое к лицу скептичной, умной, утомленной жизнью и насмешливой женщине. Но никак не пухленькой кошечке, любимице Америки и "прелесть-какой-глупенькой" блондинке на все времена. В устах Мэрилин Монро всякая рефлек­сия выглядела странно. Но слово было произнесено, и слово - правильное.



Первым домом Нормы Джин Бейкер был дом чужой. Мать-одиночка сбросила дочь приятелям. Имя отца Норма Джин не выяснила, даже когда стала Мэрилин. Не раскопали его и въедливые журналисты. Мать была сумасбродкой, и приятель­ница - под стать: Грейс Макки, полубогемная женщина, голливудская монтажерка, навсегда больная кино. В доме на Арбол-Драйв сильно пахло депрессией 1929 года, и единственная "шикарная" вещь, белый рояль, выглядела просто об­лаком мечты. Мечты эти для Нормы Джин связались с кино.

В 1935-м началась череда сиротских приютов. Когда девице едва-едва исполнились пригодные для брака 16 лет, ее спихнули замуж за парня из соседнего двора. "Выбора у меня не было", - спокойно, горько и трезво скажет она впоследствии. На свадебной фотографии под фатой улыбает­ся приятная, но адски скучная девчонка с каштановыми волосами и ост­ренькими чертами. Можно легко вообразить ее себе через двадцать лет эдакой пышечкой, обитательницей "одноэтажной Америки": дети учатся в колледже, по четным дням она на завтрак намазывает хлеб арахисовым маслом, по нечетным - поливает блинчики кленовым сиропом.



В первом семейном бунгало она честно пыталась быть хорошей хо­зяйкой. Детский дом воспитал ее основательно, на всю оставшуюся жизнь. Вариантов у такого воспитания всего два: первый - рассказ про то, как закалялась сталь. Но Мэрилин разыграла второй: с "комплексом сиротки", девочки-без-отца, которая всю жизнь льнет ко взрослым, уверенным в себе, хорошо одетым и хорошо устроенным мужчинам. И жестко зависит от чужих слов, мнений, воли.

На один собственный поступок она все же решилась: пока ее мальчик-муж служил в Азии, рискнула и поступила "в модели". Платили кро­хи, но был запущен механизм. Рядом нарисо­вался некто Дэвид Коновер: "Он говорил мне, как одеваться и какой должна быть губная пома­да". Дальше пошел полномасштабный тюнинг. Со временем она последовательно изменила в себе все: цвет и фактуру волос, подбородок, гу­бы, грудь, брови, нос, овал лица, имя (Кэрол Линд, Клэр Норман, Мэрилин Миллер, Джин Монро, - забавно, как отвергались варианты, пока не получился шедевр). И вышло так здоро­во, так похоже на правду! Уже одно это выдает и житейскую смекалку, и творческую волю, и да­же некоторую системность ума. Чтобы сконст­руировать объект коллективного желания, нужно хорошо все продумать.



Конечно, думала не она. Автор известен. Джонни Хайд, влиятельный человек, как сей­час говорят "промоутер". Разница в возрасте -тридцать один год (что обещало сиротке защи­щенную жизнь, но ненадолго). Ради Нормы Джин он бросил семью и снял в Лос-Анджелесе для двоих роскошный дом. Куколка учила име­на Фра Анджелико, Дюрера и Боттичелли и го­ворила, что это ее любимые художники. Раз­борчивый мужчина Джонни Хайд не потерпел бы рядом с собой вульгарной старлетки. "Он приучил меня читать, приохотил к хорошей музыке". "Он создал меня". Эта Галатея была  благодарным и благодатным материалом. И все в этой истории как у людей, кроме одного: во всех смыслах зависимая содержанка очень богатого и влиятельного человека всю дорогу снимала себе однокомнатную квартирку в За­падном Голливуде. Не для любовных интрижек и развлечений: в ее гардеробе там хранились только свитера и юбки. Никаких драгоценнос­тей. Немного книг. "Деньги мне не нужны", - го­ворила она искренне. Но дальше говорила глу­пости: "Мне не деньги нужны, а счастье". Ей действительно нужны были не деньги, не огромный дом. Но и не счастье.



Гостиная особняка в Брентвуде (1962). Мэрилин сама подбирала мебель для этого дома и некоторые предметы специально привезла из Мексики.

Просто маленькое пространство, которое она могла бы полностью контролировать своей маленькой и слабой волей. В пересчете на квадратные ме­тры оно и равнялось однокомнатной квартир­ке. Дальше этот фокус уже не удавался. За ко­роткое время между смертью Хайда (в 1950-м) и шумным, блестящим браком с бейсбольным чемпионом, иконой Америки Джо Ди Маджо (в 1954-м) она сама превратилась в икону. От­ныне - никакой частной жизни: все на виду. Статус обязывал к большим домам и апарта­ментам, и чтобы если соседи, то герцог и гер­цогиня Виндзорские и Кол Портер, как, на 27-м этаже башни Waldorf Towers.



Безупречный с точки зрения светских хро­никеров, брак с Ди Маджо не продлился долго. Знойный бейсболист бесился при виде толпы, плотно облепившей перила, за которыми один, два, три дубля подряд порхала юбка, от­крывая пухлые коленки и ляжки. Убеждал бро­сить кино, заняться домом. Фильм "Зуд седь­мого года" с летающей юбкой вышел в 1955-м и прикрыл брак гробовой плитой. Собственно, в это время у Мэрилин Монро разрушалось все: после "Седьмого года" наступило то, что у дру­гой актрисы назвали бы "творческим кризи­сом". Но у Монро какой, господи прости, кри­зис? Какое творчество? Просто истерики.

В 1956 году Мэрилин Монро снова верну­лась в мир - уже женой Артура Миллера. Брак с писателем и коммунистом был даже лучше, чем с бейсболистом. Чету охотно обсуждали, чета охотно позировала в его домике в Коннек­тикуте и в общей, новой квартире в доме №444 по Восточной 57-й улице. Квартира была обставлена белыми диванами в мелкий цветочек, круглыми пуфами и сто­лами.



Шторы опущены, чтобы даже в полдень был полумрак. Зашторен­ные окна - естественное желание психопатки с ходящими ходуном нервами. Цветочки - нормальный выбор невротички, которую тревожат острые формы и броские детали. Результат - толковое жилье, в котором хозяйка в полупрозрачном пеньюа­ре, с кокетливо оттопыренным задом, смотрит­ся странно. Впрочем, в новом жилье и новом браке Мэрилин охотнее позирует на фоне книг или чинно сидя на диване. Она учится в студии Страсберга и говорит журналистам, что хочет сыграть Грушеньку в "Карамазовых". Она стара­ется быть "женой Миллера" и даже принимает иудаизм. Но все зря: он все равно - "муж Мэри­лин Монро". И долго не выдерживает: сбежав с вещами, Миллер оскорбительно оставил толь­ко портрет Мэрилин из своего кабинета.



Гостиная особняка Мэрилин и Ди Маджо в Беверли - Хиллз.

Дальше были братья Кеннеди, алкоголизм, барбитураты. Большую часть времени Мэри­лин проводила не на съемках, а на кушетке пси­хоаналитика. Искала она не врача, а просто собеседника. Плотные шторы в ее новом кали­форнийском особняке намертво прибиты к подоконнику. По вечерам Мэрилин названи­вает подряд всем, кого знает.



В этом доме в Брентвуде (один из районов Лос-Анджелеса) Мэрилин была обнаружена мертвой 5 августа 1962 года.

Дом, в котором об­щаться можно лишь с мебелью, вгоняет ее в де­прессию. Но никто ей не сочувствует: она жалка так, что ее не жалко даже друзьям. Надо­едливая, сильно пьющая женщина "с пробле­мами". А потом была ночь на 5 августа 1962-го, и про нее написали и рассказали, напуская все больше тумана, столько, что смерть Мэрилин уже не выглядит ни заговором спецслужб, ни атакой инопланетян, ни случайной передози­ровкой. Она выглядит самоубийством девоч­ки-сиротки, которая хотела привлечь к себе внимание. И чуть-чуть промахнулась.

"AD". Текст: Юлия Яковлева

Дома Легенд, Легенды кино

Previous post Next post
Up