Пятачок
Фильм "Трудности перевода" напомнил одну историю:
Была обычная темная и сырая осень. Мне было девятнадцать, я работала секретарем-машинисткой в маленькой конторке с дурацким названием "Бумдревпром", располагавшейся в двух комнатенках на чердаке в самом центре Москвы, напротив ГУМа. Если высунуться в форточку и повернуть голову направо, то, наверно, можно было увидеть Красную Площадь, но никто никогда не высовывался.
Кроме меня была еще только начальница, дама весьма экстравагантная. Она лихо изображала некую деятельность, забрасывая меня тоннами исписанной бумаги. Я должна была все расшифровывать и перепечатывать на «Olympia», старинной печатной машинке с очень тугими клавишами. Иногда, правда, отпечатанное приходилось куда-нибудь отвозить. И я, признаться, это занятие любила гораздо больше, потому, что по дороге можно было заглянуть в художественный салон, забежать на выставку или просто подышать свежим воздухом. В иной раз мне разрешалось и вовсе не возвращаться. Так было и в ту пятницу. Но я как назло оставила на работе этюдник. Уже от рабочего дня оставались считанные минуты, когда раздался телефонный звонок. После небольшой паузы, начальница ехидным голосом объявила, что вот, мол, ты и попалась. Я побледнела-"Завтра, в субботу, от нашей организации нужен один человек на картошку".
Я до сих пор помню то туманное утро и переулок, где понуро стояли люди в самой невзрачной одежде, которую только можно было найти. Кто-то курил. Если говорили, то почему-то шепотом. Никто никого не знал, потому, что каждый был от своей организации тот самый один человек. Автобусы стояли тут же, в них не садились, ждали распоряжений. Потом появились списки, нас посчитали, погрузили и повезли в неизвестном направлении. Мы не знали куда мы едем, почему то и дело останавливаемся. Спустя несколько часов нас высадили на краю огромного черного поля, по которому только что проехал трактор или какая-то другая специальная техника; велели составить бригады по две женщины и по два мужчины в каждой.
- Нам с вами осталось найти еще одну пару, - обратился ко мне высокий симпатичный гражданин.
У него была очаровательная улыбка и прекрасные, чуть-чуть усталые голубые глаза с морщинками в углах. Но в мои девятнадцать он показался мне слишком взрослым.
Мы быстро нашли двух недостающих, и пошли, подворачивая ноги, выбирать из гигантских комьев земли уцелевшую картошку. Шел мелкий дождь, грязные руки коченели от холода. Мужчины время от времени оттаскивали полные мешки к машинам. Мы говорили о чем-то незначительном, даже смеялись. Мой напарник очень трогательно заботился обо мне, чтобы мне было где сидеть во время перерыва, чтобы я не осталась без горячего чая, а я теперь не могу вспомнить его имени. Там в поле, когда руки совсем посинели, он взялся разогреть, и я увидела его обручальное кольцо.
Наконец стемнело и нас повезли обратно. Высаживали у каждой станции метро, которую проезжали. Автобус пустел. Я ехала «до конечной». Помню, как смотрела в темное окно, шел дождь, уличные огоньки растворялись в каплях на стекле и вдруг кто-то тронул меня за плечо.
- Я сейчас выхожу. Простите, что не могу вас проводить, но возьмите пятачок, он вас проводит вместо меня.
Я засмеялась, сказала зачем-то, что у меня проездной. Он взял меня за руку, положил монетку, закрыл мою ладонь и ушел.
С тех пор прошло очень много лет. Я теперь и сама уже взрослая, с морщинками вокруг глаз, но у меня есть коробочка, которая путешествует со мной с квартиры на квартиру вот уже много, много лет. И в той коробочке - пятачок.
Была обычная темная и сырая осень. Мне было девятнадцать, я работала секретарем-машинисткой в маленькой конторке с дурацким названием "Бумдревпром", располагавшейся в двух комнатенках на чердаке в самом центре Москвы, напротив ГУМа. Если высунуться в форточку и повернуть голову направо, то, наверно, можно было увидеть Красную Площадь, но никто никогда не высовывался.
Кроме меня была еще только начальница, дама весьма экстравагантная. Она лихо изображала некую деятельность, забрасывая меня тоннами исписанной бумаги. Я должна была все расшифровывать и перепечатывать на «Olympia», старинной печатной машинке с очень тугими клавишами. Иногда, правда, отпечатанное приходилось куда-нибудь отвозить. И я, признаться, это занятие любила гораздо больше, потому, что по дороге можно было заглянуть в художественный салон, забежать на выставку или просто подышать свежим воздухом. В иной раз мне разрешалось и вовсе не возвращаться. Так было и в ту пятницу. Но я как назло оставила на работе этюдник. Уже от рабочего дня оставались считанные минуты, когда раздался телефонный звонок. После небольшой паузы, начальница ехидным голосом объявила, что вот, мол, ты и попалась. Я побледнела-"Завтра, в субботу, от нашей организации нужен один человек на картошку".
Я до сих пор помню то туманное утро и переулок, где понуро стояли люди в самой невзрачной одежде, которую только можно было найти. Кто-то курил. Если говорили, то почему-то шепотом. Никто никого не знал, потому, что каждый был от своей организации тот самый один человек. Автобусы стояли тут же, в них не садились, ждали распоряжений. Потом появились списки, нас посчитали, погрузили и повезли в неизвестном направлении. Мы не знали куда мы едем, почему то и дело останавливаемся. Спустя несколько часов нас высадили на краю огромного черного поля, по которому только что проехал трактор или какая-то другая специальная техника; велели составить бригады по две женщины и по два мужчины в каждой.
- Нам с вами осталось найти еще одну пару, - обратился ко мне высокий симпатичный гражданин.
У него была очаровательная улыбка и прекрасные, чуть-чуть усталые голубые глаза с морщинками в углах. Но в мои девятнадцать он показался мне слишком взрослым.
Мы быстро нашли двух недостающих, и пошли, подворачивая ноги, выбирать из гигантских комьев земли уцелевшую картошку. Шел мелкий дождь, грязные руки коченели от холода. Мужчины время от времени оттаскивали полные мешки к машинам. Мы говорили о чем-то незначительном, даже смеялись. Мой напарник очень трогательно заботился обо мне, чтобы мне было где сидеть во время перерыва, чтобы я не осталась без горячего чая, а я теперь не могу вспомнить его имени. Там в поле, когда руки совсем посинели, он взялся разогреть, и я увидела его обручальное кольцо.
Наконец стемнело и нас повезли обратно. Высаживали у каждой станции метро, которую проезжали. Автобус пустел. Я ехала «до конечной». Помню, как смотрела в темное окно, шел дождь, уличные огоньки растворялись в каплях на стекле и вдруг кто-то тронул меня за плечо.
- Я сейчас выхожу. Простите, что не могу вас проводить, но возьмите пятачок, он вас проводит вместо меня.
Я засмеялась, сказала зачем-то, что у меня проездной. Он взял меня за руку, положил монетку, закрыл мою ладонь и ушел.
С тех пор прошло очень много лет. Я теперь и сама уже взрослая, с морщинками вокруг глаз, но у меня есть коробочка, которая путешествует со мной с квартиры на квартиру вот уже много, много лет. И в той коробочке - пятачок.