Концерт Валерия Афанасьева,Шопен
Прекрасный вечер! Полный аншлаг.
Никакой косметики,только прекрасный цвет лица с легким загаром,блестящие глаза и мягкий перламутр на губах.Строгий черный цвет кардигана смягчен шерстяным итальянским трикотажем,нежно розовой шелковой блузкой и роскошной пашминой цвета средиземного моря на закате.
И Фенди Палаццо - без него я одета не полностью.
Слушаем Шопена. Музицирует В.Афанасьев. Большую часть музицирования расслаблено откинут на высокую спинку обычного оркестрового стула.
Сначала слушаем, возведя глаза к сияющим и переливающимся всеми цветами радуги застывшим каплям хрустального водопада люстр Большого Зала Филармонии. В душе брызжат пузырьки шампанского, пытаемся сосредоточиться, вслушаться в летающие, порхающие, играющие на воде бликами звуки Шопеновских вальсов...Иногда ловим чей-то взгляд с хоров...Взгляды блуждают бесцельно, скользя по поверхности голов.
Перерыв. Самая смешная часть любого концерта: часть публики бросается к буфетам, другая часть - к дамским и мужским комнатам, потом все вместе стекаются в большую залу напротив концертного и вливаются в водоворот степенно движущихся в круговом променаде - кто с бокалом вина, кто с веером, а вон та дама даже держит в руке лорнет - какая прелесть!
Мужчины галантны,вне зависимости от стиля одежды. Только резвые и гениальные студенты консерватории в ковбойках-толстовках-китайских рубахах-свитерах-и-с-шарфами-на шеях иногда, стремительно пробираясь сквозь публику, ненарочно пихнут то ту, то эту даму и, не успев извиниться пихнутой даме, извиняются уже совсей другой, которую они и не пихали вовсе даже...
Третий звонок. Все дисциплинировано уже втекли в зал и даже успели занять свои или не свои кресла. Во втором отделении концерта слушаем полонезы.
Что за странная метаморфоза: где порхащий в вальсах Шопен??? Что-то надвигающееся с неумолимостью, глухое, как раскаты грома - или кононады, то взрывающееся неистовым мужеством, то умирающее от бессильного отчаяния...
Смотрю теперь на пианиста. Все та же расслабленность - но откуда берутся эти фортиссимо и яростные пассажи? Нет телесных извиваний над клавиатурой рояля, только большие кисти с очень длинными пальцами совершают какие-то пассы, словно работает иллюзионист: кисть поднята до уровня глаз и затем отпряла и застыла - и звук, словно повинуясь не механическим усилиям многотонного механизма чугунной рамы и туго натянутых струн, а только лишь этой большой кисти с Очень Длинными Пальцами, мгновенно застывает и обрывается.
Очень Длинные Пальцы прижимают клавишы, и звук звучит так долго, что это кажется нереальным - даже освобождение струны нажатием педали не может настолько продлить звучание. Однако - оно все еще продолжается...До тех пор пока кисти резко не взлетают вверх. Все.Звук теперь остался только как еле ощутимый ветерок над залом и еле слышное позванивание хрустальных капелек в люстрах...
Течем в гардероб.
Слева студентки:"Он, наверное, ужасно тосковал по своей родной Польше..Там же какие-то войны были,кажется...Второй полонез меня просто убил - так все трагично там..."
Справа две дамы с волосами ярко рыжего цвета, лет за 60:"Ох как она его донимала, наверное, эта француженка...Явно издевалась над ним, а он, бедняжка, все свое отчаяние только в музыке выразить и мог...И так и помер от туберкулеза, как мне его жалко - такой молодой, красавец, а как талантлив был..."
Чудесный вечер, очень редкий по вселенской гармоничности...Не хватало лишь мягкого пушистого медленного снега с небес, когда мы вышли под сень уличных фонарей...
Надеюсь, у нас впереди еще рождественские концерты
Никакой косметики,только прекрасный цвет лица с легким загаром,блестящие глаза и мягкий перламутр на губах.Строгий черный цвет кардигана смягчен шерстяным итальянским трикотажем,нежно розовой шелковой блузкой и роскошной пашминой цвета средиземного моря на закате.
И Фенди Палаццо - без него я одета не полностью.
Слушаем Шопена. Музицирует В.Афанасьев. Большую часть музицирования расслаблено откинут на высокую спинку обычного оркестрового стула.
Сначала слушаем, возведя глаза к сияющим и переливающимся всеми цветами радуги застывшим каплям хрустального водопада люстр Большого Зала Филармонии. В душе брызжат пузырьки шампанского, пытаемся сосредоточиться, вслушаться в летающие, порхающие, играющие на воде бликами звуки Шопеновских вальсов...Иногда ловим чей-то взгляд с хоров...Взгляды блуждают бесцельно, скользя по поверхности голов.
Перерыв. Самая смешная часть любого концерта: часть публики бросается к буфетам, другая часть - к дамским и мужским комнатам, потом все вместе стекаются в большую залу напротив концертного и вливаются в водоворот степенно движущихся в круговом променаде - кто с бокалом вина, кто с веером, а вон та дама даже держит в руке лорнет - какая прелесть!
Мужчины галантны,вне зависимости от стиля одежды. Только резвые и гениальные студенты консерватории в ковбойках-толстовках-китайских рубахах-свитерах-и-с-шарфами-на шеях иногда, стремительно пробираясь сквозь публику, ненарочно пихнут то ту, то эту даму и, не успев извиниться пихнутой даме, извиняются уже совсей другой, которую они и не пихали вовсе даже...
Третий звонок. Все дисциплинировано уже втекли в зал и даже успели занять свои или не свои кресла. Во втором отделении концерта слушаем полонезы.
Что за странная метаморфоза: где порхащий в вальсах Шопен??? Что-то надвигающееся с неумолимостью, глухое, как раскаты грома - или кононады, то взрывающееся неистовым мужеством, то умирающее от бессильного отчаяния...
Смотрю теперь на пианиста. Все та же расслабленность - но откуда берутся эти фортиссимо и яростные пассажи? Нет телесных извиваний над клавиатурой рояля, только большие кисти с очень длинными пальцами совершают какие-то пассы, словно работает иллюзионист: кисть поднята до уровня глаз и затем отпряла и застыла - и звук, словно повинуясь не механическим усилиям многотонного механизма чугунной рамы и туго натянутых струн, а только лишь этой большой кисти с Очень Длинными Пальцами, мгновенно застывает и обрывается.
Очень Длинные Пальцы прижимают клавишы, и звук звучит так долго, что это кажется нереальным - даже освобождение струны нажатием педали не может настолько продлить звучание. Однако - оно все еще продолжается...До тех пор пока кисти резко не взлетают вверх. Все.Звук теперь остался только как еле ощутимый ветерок над залом и еле слышное позванивание хрустальных капелек в люстрах...
Течем в гардероб.
Слева студентки:"Он, наверное, ужасно тосковал по своей родной Польше..Там же какие-то войны были,кажется...Второй полонез меня просто убил - так все трагично там..."
Справа две дамы с волосами ярко рыжего цвета, лет за 60:"Ох как она его донимала, наверное, эта француженка...Явно издевалась над ним, а он, бедняжка, все свое отчаяние только в музыке выразить и мог...И так и помер от туберкулеза, как мне его жалко - такой молодой, красавец, а как талантлив был..."
Чудесный вечер, очень редкий по вселенской гармоничности...Не хватало лишь мягкого пушистого медленного снега с небес, когда мы вышли под сень уличных фонарей...
Надеюсь, у нас впереди еще рождественские концерты