О женском/из жизни шелковой кофточки
Татьяна Н. Толстая
Вот купила я себе в Нью-Йорке красивую шелковую кофточку. Темно-зеленая с черными какими-то оторочками, дорогая, видно, что непрочная, - не жилец. Но тем более купила и унесла домой, целуя ее и обнимая.
Привожу ее в Москву, смотрю - какая-то она промокшая, что-то на нее вылилось в чемодане, причем только на нее, а все остальное совершенно сухое. Да и выливаться у меня в чемодане нечему. А чемодан при этом подвергался выборочной проверке, как это случается в американских аэропортах: залезают в него и все там ощупывают, а тебе оставляют бумажку: Сорри, мы ваш багаж вскрыли и просмотрели. Привет от службы безопасности.
Омерзительная манера; лучше бы произвели ощупывание при мне, а не так-то. Кстати, иногда вещички пропадают, так что класть компьютер в чемодан никому бы не посоветовала. Тащите на себе.
В общем, я решила, что неведомые таможенные насильники совокупились, что ли, с моей дорогой, любезной сердцу кофточкой. Дома я кофточку немножко отмыла водой, но на ней остались разводы, как это всегда бывает с шелком. А мне в ней сниматься.
Ай, думаю, разводы на спине, никому не видно. Снялась в ШЗ, собрала вещички, прихожу домой - вообще какая-то мистика. Из шести кофточек только одна, только вот эта зеленая измазана каким-то жиром, которого на три метра вокруг не было и быть не могло.
Пригорюнилась девочка, а делать нечего. Принесла кофточку домой, залила все пятна специальным пятновыводителем, строго ориентированным на всякое масло и майонезы, средство немецкое, хорошее. Да, пятна поблекли, но тем более выделялись на роскошном темно-зеленом фоне.
Еще пуще пригорюнилась девочка. Стала судить да рядить: как быть с несчастной кофточкой? А тут пришлось внезапно снова ехать в Нью-Йорк по делу, вот я там ее в химчистку, подумалось мне, и сдам. Так и сделала.
Химчисточный китаец свою работу выполнил, пятна вывел. Немножко переусердствовал с утюгом: черная оторочка, и без того не очень прочная, словно как бы поблекла и оторвалась, но можно считать, что это такая мода. Как будто какая-то буря страстей немножко поваляла меня по лесному бурелому. Подчеркнула природную хрупкость, тыкскыть. О которой мало кто знает, ну двое-трое, и те не родственники.
Хорошо, везу мою ненаглядную, один раз надёванную и уже столько претерпевшую блузочку (или считать ее кофточкой? вот вопрос) прямо на проволочных плечиках в чемодане. По дороге в Москву заезжаю в город П. в стране Х.
И Х. радует душу, и П. не отстает. Так что на вечерний прием встоячку - с канапе и вином - рассчитываю я надеть свой прекрасный, темно-зеленый, свежеочищенный какими-то отравляющими веществами блузончик. И вот уже снимаю его с плечиков, и вот уже почти; но что-то торкнуло меня, и надевать я его не стала. Вот не стала и все. Повесила назад в шкаф. Женщины меня поймут. Мужчины считают такие внезапные перемены прихотью, капризами и женской логикой, но мужчины вообще несколько спрямляют кружева наших земных путей, и все эти тонкости, все эти перелеты теней в сумерках, все эти шепоты и перешептывания гардероба проходят мимо их сознания. А женщины меня поймут.
Надела свитер, тоже хороший дизайнерский, сверху еще накрутила шарф, тоже бешеных денег стоил. Пошла есть канапешки и псевдопирожки и пить вино. И что же? Какая-то дама в толпе размахнулась рукой от плеча, как будто пришла физкультурой заниматься и выбила бокал с красным вином у меня из рук, так что облила им с ног до головы не только меня, но и стоящего поодаль любезного друга Сашу Гениса. С ног, повторяю, до головы.
Тут масса непроясненного, непонятного для науки на современном этапе ее развития. Как могут полстакана вина залить двоих людей, причем не находящихся в объятиях друг у друга? Как может хватить этого ничтожного количества на такое количество одежды? Дама - она же Рука Судьбы - после нанесения ущерба, кстати, исчезла, испарилась, словно ее и не было. Сашкина рубашка, видимо, погибла, а я, разглядывая в своем номере свою облитую одежду, не нашла ни на свитере, ни на шарфе вообще никаких следов. Как будто это была особая виноотталкивающая спецодежда.
Но мне понятно было, что этот удар предназначался для зеленой кофточки. Это за ней судьба бежала, "как сумасшедший с бритвою в руке", это ее - за что? за что?- должна была изничтожить, погубить неведомая сила; у них там, у кофточек, в их, казалось бы, мирном шелковом мире тоже страсти роковые и от судеб защиты нет.
Я никогда не узнаю, что за карма такая у моей прекрасной, измученной, больной страдалицы. Я не знаю, сколько ей жить осталось. Я ее еще больше люблю, чахоточную мою. Может, и не носить ее теперь вовсе? А укладывать вечером спать, петь ей колыбельные, тушить свет и тихо выходить на цыпочках.