Последнее нападение Крымского ханства на Россию. Часть 2.2.
Часть 1.1.
Часть 1.2.
Часть 2.1.
Штаб-трубачи Ямбургского карабинерного полка
В те дни, когда войско Крым-Гирея стояло в Аджамке, двигалось на север и участвовало в боях у Чёрного леса, генерал А. С. Исаков продолжал стоять в крепости. В эти дни к нему прибыли отправленные генералом Г. Я. фон Далке из-за Днепра два пехотных батальона Елецкого и Ряжского полков, а также Ямбургский карабинерный полк, численно весьма слабые. Ещё позднее, уже после прохода татарского войска, прибыл Псковский карабинерный полк, который был оставлен в Цыбулёве и так и не соединился с главными силами Исакова. В рапорте на имя П. А. Румянцева от 24 января (4 февраля) Исаков прямо называл слабость своего отряда главной причиной бездействия:
«…в поле выйти и так малолюдным войском, в котором не больше как пехоты до двух тысяч пятьсот девяносто и с прибывшими двумя батальонами, а легких войск две тысячи четыреста и [с] ямбургским карабинерным полком, да малороссийских казаков, коих робость ни к чему употребить не можно до двух же тысяч, но сколько ж из того перезябших и оттого больных от жестокой стужи и метели, превосходящей силы человеческие, которая продолжается со времени впадения неприятеля в границы, и войско потому употребляясь в походы и в непрестанные партии совсем по такой ужасной стуже ослабело, а особливо легкие команды, по недовольному их числу с ноября месяца не только при кордоне разъезды содержали, но и разные экспедиции в Польше и здесь отправляли, затем неминуемо требует отдохновения, да и по морозу такому не можно ружьем действовать».
По донесениям А. С. Исакова, 25 января (5 февраля), в тот день, когда Крым-Гирей уже вступил в Смелянщину и часть его сил атаковала Цыбулёв, отряд татар «в нескольких тысячах» вновь приблизился к крепости, но «опять разбит высланными от меня и прогнан до Цыбулева, который был от него атакован, но тоже отбит с уроном ему и наконец прогнан в Польшу». Как докладывал Исаков, в боях вблизи крепости действовали пикинеры и гусары поселенных полков, а также добровольцы из запорожцев, компанейцев и малороссийских полков.
«Неприятель гораздо больше имел урону, ибо кроме того от жестокой стужи терял людей, убито его посланными от меня партиями семьсот тридцать четыре, а наших побито гусар, пикинер и казаков десять, безвестно пропало два, ранено шесть. Весьма мне препятствовала бывшая несносная стужа, инако же бы большие потери он возчувствовал, ибо и вчера, как он близко крепости и в большом числе пришёл, то без дальнего супротивления разогнан, и все упомянутое число побито пикинерами, Компанейскими и запорожскими и несколько малороссийским казаками, только охотниками при сотнике Миргородского полку Потапенке, а от пикинер примайор (т. е. премьер-майор. - В. К.) Увалов, которые во всех случаях ревностно поступают».
Штаб-квартира П. А. Румянцева находилась в Глухове, за 370 км по прямой от крепости св. Елисаветы, слишком далеко от всей Украинской линии. Вдобавок татарское нападение застало Румянцева в Киеве, куда он выехал на совещание с главнокомандующим 1-й армией князем А. М. Голицыным. Поняв из донесений А. С. Исакова и других местных командиров, что события развиваются не самым благоприятным образом, Румянцев обрушился с гневной критикой на командующего войсками в Елисаветградской провинции. В своём ордере Исакову от 27 января (7 февраля), когда татары уже выходили из русских пределов, Румянцев фактически обвинил его в пренебрежении служебным долгом, преувеличении сил неприятеля и даже в трусости:
«Вы имели довольно пехоты и с превосходством против того конницы, вы должны были, познавши только вступление неприятеля, встречать его военною рукою и в случае сражения, если бы вы не могли всемерно одержать верх, тогда бы оставалось прилично ретироваться со своим корпусом к крепости под пушки. […]Вы, господин генерал, ответствовать будете за все то, что вы уже упустили, и еще паче ежели неприятель беспрепятственно и ко Днепру дойдет и вы его не отважитесь, сзади или со стороны ударив, приостановить своим оружием, не возлагая того на счет других командиров».
Никанор Чернецов. Татарский дворик в Крыму. 1839
Ещё до получения ордера-разноса от П. А. Румянцева Исаков 27 января (7 февраля) наконец выступил с основными силами своего «корпуса» и двинулся на северо-запад, оставив в крепости св. Елисаветы батальоны Ряжского и Елецкого полков (600 человек в обоих), 1600 малороссийских казаков и 400 человек из гарнизонных батальонов. На следующий день, 28 января (8 февраля), Исаков докладывал из шанца Новомиргородского (современный Новомиргород, райцентр Кировоградской области Украины): «Выступил я действительно и вчерась сделал форсированный марш, ныне же в Миргород пришел, применяясь к обращениям неприятельским, известие теперь есть, что он (неприятель. - В. К.) к Смелой тянется, то по сему не оставлю и я по обстоятельствам его обращения подвигаться ему напротив к защищению границ, для того стараюсь ежечасно ведать подлинные его движения».
Итак, Исаков выступил со своим корпусом из крепости лишь спустя 6−7 суток с момента прохождения главных татарских сил вблизи крепости, и за два дня форсированными маршами, несмотря на морозную погоду, прошёл путь от крепости до Новомиргорода, около 55 км по прямой. Оттуда Исаков двинулся дальше на запад, в сторону приграничного шанца Архангельского.
Для активного преследования татар А. С. Исаковым после прихода в Новомиргородский шанец была направлена лёгкая конница под началом полковника Псковского карабинерного полка князя И. В. Багратиона (родственник, но не отец П. И. Багратиона), силой в 2 тыс. человек. Она так и не настигла главные силы хана, но вела охоту на рассыпавшиеся по провинции татарские чамбулы и, настигая, уничтожала некоторые из них. Примечательно, что конницу Багратиона составляли в основном местные жители, служившие в поселенных Чёрном и Жёлтом гусарском и Елисаветградском пикинерном полку (округ последнего наиболее пострадал от татар). Поэтому борьба русских мстителей с татарскими налётчиками имела особо беспощадный и истребительный характер. В плен татар практически не брали, а приканчивали их на месте. Один из рапортов Исакова Ф. М. Воейкову, найденный нами в архиве, красноречиво передаёт атмосферу предельного взаимного ожесточения сторон в те дни:
«…Что несравненно мало пленных неприятельских против их убитых, ваше высокопревосходительство, не извольте тому удивляться, ибо неприятельская сволочь так зла, что много раз видеть случалось, яко при самой смерти будучи уже либо изранен, либо вовсе сбит с лошади, однако ж обороняется, и отнюдь жив не дается, напротив, взаимно тому и легкие войска наши, то есть поселенные в здешней провинции пикинеры, злясь за то, что неприятель в их поселениях сделал для разорения их жилищ и забрания в добычу их родственников, особливо что сперва ударил он на слободы Елисаветградского пикинерного полка, то мстя все также столь невоздержаны, что никоим способом не можно привести их в резон, дабы при удобном случае живых токмо полонили, но предают всех без пощады конечной смерти, так как последний раз в партии, когда мурзу одного сшибли с лошади и, как, разумея, какое известие от него получить можно, хотели весть его ко мне, но не получено сего, потому как пикинеры за свою обиду мщения и его ведомого уже закололи с приговоркой сею: не берите-де наших отцов и матерей».
За время татарского набега и преследования противника войска команды А. С. Исакова также сильно страдали от мороза:
«Все сии действия произведены при жесточайших морозах и метелях, превосходящем почти силы человеческие, от которых по репортам от полков и команд показано перезябших людей четыреста тридцать один, но должность обязывала не взирать и на сие».
Несмотря на истребление отдельных чамбулов, ханское войско, обременённое большой добычей, беспрепятственно и благополучно прошло на запад по северным окраинам Елисаветградской провинции и по южным - польских Чигиринской и Смелянской губерний - и пришло в Уманщину. Вопреки всем запретам Крым-Гирея, татары столь же беспощадно грабили владения Польши, союзником которой формально называла себя Османская империя.
Татарское войско пробыло на Уманьщине три дня, а затем, никем по-настоящему не преследуемое, двинулось на юг, в сторону родных степей, и, не доходя до самой Умани, прошло восточнее этого города, между ним и русским приграничным шанцем Архангельским. Придя в местечко Саврань Брацлавского воеводства, Крым-Гирей устроил там стоянку с общим дележом добычи и затем распустил по домам свои орды, за исключением Буджакской, во главе которой он 5 (16) февраля выступил из Саврани и проследовал через Балту и Ягорлык к Дубоссарам. Уже к 9 (20) февраля генерал А. С. Исаков от высланных им конных разведчиков имел сведения, что хан находится в Балте и распускает свои войска по домам. Затем хан переправился через Днестр у Бендер под звуки артиллерийского салюта и, отдохнув в Бендерской крепости, 13 (24) февраля торжественно вернулся в свой дворец в Каушаны.
Одновременно с вторжением ханского войска в Елисаветградскую провинцию меньшие по численности орды под руководством калги и нуреддина напали на Бахмут и Волчьи воды, но были успешно отражены местными русскими гарнизонами и быстро отступили, хотя и успели взять добычу. Силы татар, подступивших к Бахмуту 27 января (7 февраля), были оценены русским командованием всего в 5 тыс. человек. Этот гораздо менее значительный по размерам эпизод и дал советским историографам формальные основания превозносить «прогрессивную» стратегию обороны П. А. Румянцева, как представляется, без малейших оснований.
Пётр Румянцев в скульптурной группе «Военные люди и герои» на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде
На пепелище русской провинции: споры и подсчёты
Последнее в истории татарское нашествие на Россию завершилось, и русским военным и гражданским властям оставалось лишь подсчитывать ущерб и искать виновных. Широкой публике в России была представлена сглаженная и приукрашенная версия событий. В официальном журнале военных действий 2-й армии за 1769 год, который был на следующий год опубликован в Санкт-Петербурге, было фактически повторено изложение генерал-майора Исакова, где подчеркивалось, что ханскому войску был дан успешный отпор, что попытки татар атаковать крепость св. Елисаветы и гусарский шанец Цыбулёв были отбиты с немалым уроном, что войска генерала Исакова преследовали орду на её пути в Польшу и освобождали взятый полон.
Как мы видели, татары, вопреки словам А. С. Исакова, находились на территории Елисаветградской провинции и разоряли ее не четыре дня, а по меньшей мере с 19 по 26 января (с 30 января по 6 февраля). Русские военачальники были хорошо осведомлены о реальном ходе событий и не скупились на чернила и эмоции для оправдания себя и перекладывания ответственности на других.
Ещё во время набега П. А. Румянцев обвинил во всём генерал-майора А. С. Исакова и в дальнейшем продолжал придерживаться этой линии. Он затребовал у Исакова объяснений, и 12 (23) февраля тот представил свой подробный, на 8 листах, отчёт, в котором повторил свои прежние доводы. Слабость его отряда как в регулярной пехоте, так и в лёгких войсках не позволила ему сразиться с главными силами противника. Встретить врага в открытом поле Исаков не мог, так как опасался, что подвижные массы татарской конницы попросту обойдут его и дальше беспрепятственно устремятся вглубь провинции, создадут угрозу крепости и разорят её форштадт. Также Исаков подчёркивал, что с имевшимися у него силами он был практически беспомощен против тактики татар, распылившихся по провинции на множество мелких загонных отрядов. «Есть ли способ сего неприятеля, легкого, ветренного и хищного, удержать, чтобы он не ворвался в границы и не сделал какого похищения, особливо в обширной и открытой со всех сторон провинции, разве надобно кругом протянуть цепь, во многом числе войск, а иначе ума моего не достает», - писал Исаков, и добавлял: «За ветром гоняться не можно».
31 марта (11 апреля) 1769 г. П. А. Румянцев в очередной реляции императрице изложил свое видение произошедшего, возложив всю вину на генерал-поручика Г. Я. фон Далке и более всего на генерал-майора А. С. Исакова. Румянцев ставил в вину Исакову, что тот, во-первых, не рискнул встретить противника в запорожской степи, вне пределов провинции, а во-вторых, что после перехода татар через Ингул он заперся в крепости, а не распределил свои войска отдельными заслонами на территории провинции:
«Не дозволял я отнюдь того, чтоб пехотные полки, толь меньше кавалерию содержать в крепости, но постановил расположить оные в местах удобных и самою натурою укрепленных в околичностях Чёрного лесу, где они могли бы способно и с подкреплением беспрепятственно от Днепра действовать против неприятеля и не допустить пройтить ему между крепостью к Днепру, и с того краю в Польшу».
Когда именно и в каких выражениях был дан Исакову этот приказ - неизвестно, и какой военный смысл был выводить пехоту из крепости в зимний лес - тоже.
Доводы обеих сторон неравного спора были выслушаны на самом высоком уровне. В протоколе заседания Государственного совета от 14 (25) мая 1769 г. было записано: «Читана реляция графа П. А. Румянцева с приложенными при оной копиями с ответов генерал-поручика Далке и генерал-майора Исакова, на которую рассуждаемо было, чтоб отдать на рассмотрение его, графа Румянцева, дабы он помянутому генерал-майору Исакову, сходственно с милосердием Ея Императорского Величества, сделал увещевание». Ещё в феврале 1769 г. под предлогом болезни (неясно, настоящей или «политической») он был сменён на посту командующего войсками Елисаветградской провинции генерал-майором В. Ф. Лебелем. Это был окончательный закат карьеры Исакова; о дальнейших его назначениях ничего не известно.
Так насколько был велик в действительности масштаб человеческих потерь и материального ущерба, нанесённых войском Крым-Гирея?
1 (12) марта 1769 г. в Константинополе было получено и встречено пушечным салютом донесение Крым-Гирея об одержанной им победе. Хан доносил, что с войском в 70 тыс. татар и 10 тыс. сипахов он разорил 150 деревень, захватил 20 тыс. пленных и несколько сот тысяч голов разного скота. Ф. де Тотт также писал, что в русских пределах татарами было сожжено около полутора сотен деревень. По словам А. А. Скальковского, «вся почти Елисаветградская провинция и часть зимовников Запорожских по Ингулу, Корабельной, Мертвым-Водам (в Бугогардовой поланке) была захвачена врагами или пожрана пламенем».
30 марта (10 апреля) 1769 г. императрица Екатерина II повелела «о присылке уведомления, сколько при впадении неприятеля в границы Елисаветградской провинции и около Багмута пленено народа и последовало убытков». Потери русской армии были невелики. В Елисаветградской провинции пикинеров, гусар и казаков убито 10, пропало без вести 2 и ранено 8, а под Бахмутом чинов той же службы убито и пропало без вести 29 человек. Труднее было определить потери населения и материальный ущерб. Военные власти оказались не в состоянии сами провести точные подсчёты и обратились в Новороссийскую губернскую канцелярию за данными властей земских. Оттуда были представлены два рапорта - один изюмского комиссара секунд-майора А. Т. Грачёва, другой - Днепровского пикинерного полка вахмистра Байдана, значковых товарищей Луценко и Кириллова.
По рапорту трёх последних, в Елисаветградской провинции в результате набега ханского войска было взято в плен 498 человек обоего пола, убито - 345 мирных жителей; сожжено 4 церкви, 1138 жилых домов, 5 мельниц, 1 винокурня; угнано 4429 овец, 5897 голов рогатого скота, 370 лошадей, 30 свиней; сожжено немалое количество сена и хлеба.
По ведомости секунд-майора Грачёва, в плен было угнано 624 души мужского и 559 женского пола, убито - 100 душ мужского и 26 женского пола; то есть общие человеческие потери составили 1309 человек. Угнано скота - 13 567 крупного рогатого скота, 17 100 овец и коз, 1557 лошадей, сожжено 4 церкви, 3 мельницы ветряные, 3 водяные, 1190 поселенских домов, 1 винокурня. В районе Бахмута татарами было убито 40 и взято в плен 794 человека, нанесен материальный ущерб на сумму 60 400 рублей.
Барон Ф. де Тотт называет на порядок большее число захваченного ясыря - свыше 20 тыс. человек (уже ко времени сбора орды на польской территории). Французский консул выводил эту цифру из того, что положенная хану по закону десятая доля добычи («хумс») составила две тысячи человек, даже при всевозможных ухищрениях татар укрывать свои трофеи от начальства. Такое количество пленных де Тотт наблюдал лично, поскольку Крым-Гирей щедро раздаривал невольников приближённым, предлагая их, в том числе, и своему французскому гостю. По показаниям шпиона русского командования, после окончания успешного набега хан послал в Константинополь в дар султану 300 высоких женщин и 300 - меньшего роста (три сотни невольников - традиционный у татар размер для такого рода даров). Согласно историко-биографическому труду крымского принца Халим-Гирея, во время похода на русские земли в 1769 г. Крым-Гирей захватил в плен 15 тыс. «московитов».
Французского резидента впечатляла та зверская сноровка, с которой татары в ходе набега транспортировали свою добычу, в том числе и двуногую:
«С трудом можно было понять, даже видя собственными глазами, ту заботливость, терпение и удивительную ловкость, которые обнаруживают татары для сохранения того, что они успели захватить. Пять или шесть невольников разного возраста, шестьдесят овец и двадцать волов - добыча одного человека - не обременяют его. Головы детей высматривают из мешка, привешенного к тулке седла, молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать позади, отец на одной из заводных лошадей, сын на другой, овцы и волы впереди, - все идет и не сбивается с пути под бдительным оком хозяина этого стада».
Могила Крым-Гирея на кладбище Ханского дворца в Бахчисарае Kamelot
По всей видимости, значительная часть ясыря была захвачена татарами именно на польских в то время Смелянщине и Уманщине - несчастных землях, и без того опустошаемых конфедератами и гайдамаками и лишённых всякой организованной военной защиты. В любом случае эти пленные в подавляющем большинстве были православными малороссами. Но и российских подданных в полон было угнано немало. Впоследствии в ходе победоносной кампании П. А. Румянцева весной и летом 1770 г. на реке Прут к его войскам из татарских селений Буджака бежали русские рабы, захваченные в январе 1769 г.
Примечательно, что высшие сановники Российской империи исходили из представления о том, что в ходе набега в татарский полон было угнано 16 тыс. человек. В феврале 1770 г. сменивший П. А. Румянцева новый главнокомандующий 2-й армией генерал-аншеф граф Пётр Панин писал своему брату Никите, фактическому главе дипломатического ведомства, что «прошлая зима (1768−1769 гг. - В.К.) здесь стоила до 16 000 обывательских голов и душ, а нынешняя - ни одного волоса». Два могущественных брата-вельможи могли быть вполне откровенны друг с другом. Позднее именно это число жертв татарского набега - 16 тыс. человек обоего пола и всех возрастов - было приведено Н. И. Паниным в инструкции по ведению мирных переговоров с Турцией. Причем рассматривались они как фактически безвозвратные потери, поскольку угнанные невольники были рассеяны по всей Османской империи и добиться их возвращения на родину не представлялось осуществимым.
Разорительный татарский набег зимы 1769 г. воскрешал в памяти самые мрачные страницы истории многовековой обороны оседлой Руси от хищных кочевников Великой степи. В те дни как будто соприкоснулись две разные эпохи - «сторожевой и степной службы» времён Русского государства Рюриковичей и екатерининского расцвета мощи Российской империи. Однако то был лишь последний буйный порыв затухающего степного пожара, повториться которому было более не суждено. А татарским ордам совсем скоро предстояло столкнуться с суровым возмездием великой северной империи. Кованая пята державы Нового времени должна была опуститься на средневековое ханство.
Вскоре после возвращения из зимнего похода, во второй половине марта по новому стилю (точная дата неизвестна) 1769 г., в разгар подготовки к предстоявшей летней кампании, Крым-Гирей I скоропостижно умер в своем дворце в Каушанах от неизвестной болезни или, как полагал барон Ф. де Тотт, в результате отравления. Именно в столице Буджакской орды, под звуки музыки любимого придворного оркестра, окончил свои дни последний выдающийся хан из дома Гиреев. А в эти самые недели русские армии готовились с огнём и мечом перейти границы Крымского ханства и Османской империи.
* Данная статья представляет собой сокращенную версию обширного очерка о нападении Крым-Гирея на Елисаветградскую провинцию, опубликованного в сборнике: Славяне и Россия: Россия, Болгария, Балканы. Проблемы войны и мира. XVIII-XXI вв. (Мифы и реальность). Сб. статей / Гл. редактор К. В. Никифоров. М.: Институт славяноведения РАН, 2019. 516 с. (Никитинские чтения «Славяне и Россия»). PDF-версия данного сборника появится в свободном доступе на сайте Института славяноведения в 2020 году.
https://regnum.ru/news/innovatio/2822211.html
Часть 1.2.
Часть 2.1.
Штаб-трубачи Ямбургского карабинерного полка
В те дни, когда войско Крым-Гирея стояло в Аджамке, двигалось на север и участвовало в боях у Чёрного леса, генерал А. С. Исаков продолжал стоять в крепости. В эти дни к нему прибыли отправленные генералом Г. Я. фон Далке из-за Днепра два пехотных батальона Елецкого и Ряжского полков, а также Ямбургский карабинерный полк, численно весьма слабые. Ещё позднее, уже после прохода татарского войска, прибыл Псковский карабинерный полк, который был оставлен в Цыбулёве и так и не соединился с главными силами Исакова. В рапорте на имя П. А. Румянцева от 24 января (4 февраля) Исаков прямо называл слабость своего отряда главной причиной бездействия:
«…в поле выйти и так малолюдным войском, в котором не больше как пехоты до двух тысяч пятьсот девяносто и с прибывшими двумя батальонами, а легких войск две тысячи четыреста и [с] ямбургским карабинерным полком, да малороссийских казаков, коих робость ни к чему употребить не можно до двух же тысяч, но сколько ж из того перезябших и оттого больных от жестокой стужи и метели, превосходящей силы человеческие, которая продолжается со времени впадения неприятеля в границы, и войско потому употребляясь в походы и в непрестанные партии совсем по такой ужасной стуже ослабело, а особливо легкие команды, по недовольному их числу с ноября месяца не только при кордоне разъезды содержали, но и разные экспедиции в Польше и здесь отправляли, затем неминуемо требует отдохновения, да и по морозу такому не можно ружьем действовать».
По донесениям А. С. Исакова, 25 января (5 февраля), в тот день, когда Крым-Гирей уже вступил в Смелянщину и часть его сил атаковала Цыбулёв, отряд татар «в нескольких тысячах» вновь приблизился к крепости, но «опять разбит высланными от меня и прогнан до Цыбулева, который был от него атакован, но тоже отбит с уроном ему и наконец прогнан в Польшу». Как докладывал Исаков, в боях вблизи крепости действовали пикинеры и гусары поселенных полков, а также добровольцы из запорожцев, компанейцев и малороссийских полков.
«Неприятель гораздо больше имел урону, ибо кроме того от жестокой стужи терял людей, убито его посланными от меня партиями семьсот тридцать четыре, а наших побито гусар, пикинер и казаков десять, безвестно пропало два, ранено шесть. Весьма мне препятствовала бывшая несносная стужа, инако же бы большие потери он возчувствовал, ибо и вчера, как он близко крепости и в большом числе пришёл, то без дальнего супротивления разогнан, и все упомянутое число побито пикинерами, Компанейскими и запорожскими и несколько малороссийским казаками, только охотниками при сотнике Миргородского полку Потапенке, а от пикинер примайор (т. е. премьер-майор. - В. К.) Увалов, которые во всех случаях ревностно поступают».
Штаб-квартира П. А. Румянцева находилась в Глухове, за 370 км по прямой от крепости св. Елисаветы, слишком далеко от всей Украинской линии. Вдобавок татарское нападение застало Румянцева в Киеве, куда он выехал на совещание с главнокомандующим 1-й армией князем А. М. Голицыным. Поняв из донесений А. С. Исакова и других местных командиров, что события развиваются не самым благоприятным образом, Румянцев обрушился с гневной критикой на командующего войсками в Елисаветградской провинции. В своём ордере Исакову от 27 января (7 февраля), когда татары уже выходили из русских пределов, Румянцев фактически обвинил его в пренебрежении служебным долгом, преувеличении сил неприятеля и даже в трусости:
«Вы имели довольно пехоты и с превосходством против того конницы, вы должны были, познавши только вступление неприятеля, встречать его военною рукою и в случае сражения, если бы вы не могли всемерно одержать верх, тогда бы оставалось прилично ретироваться со своим корпусом к крепости под пушки. […]Вы, господин генерал, ответствовать будете за все то, что вы уже упустили, и еще паче ежели неприятель беспрепятственно и ко Днепру дойдет и вы его не отважитесь, сзади или со стороны ударив, приостановить своим оружием, не возлагая того на счет других командиров».
Никанор Чернецов. Татарский дворик в Крыму. 1839
Ещё до получения ордера-разноса от П. А. Румянцева Исаков 27 января (7 февраля) наконец выступил с основными силами своего «корпуса» и двинулся на северо-запад, оставив в крепости св. Елисаветы батальоны Ряжского и Елецкого полков (600 человек в обоих), 1600 малороссийских казаков и 400 человек из гарнизонных батальонов. На следующий день, 28 января (8 февраля), Исаков докладывал из шанца Новомиргородского (современный Новомиргород, райцентр Кировоградской области Украины): «Выступил я действительно и вчерась сделал форсированный марш, ныне же в Миргород пришел, применяясь к обращениям неприятельским, известие теперь есть, что он (неприятель. - В. К.) к Смелой тянется, то по сему не оставлю и я по обстоятельствам его обращения подвигаться ему напротив к защищению границ, для того стараюсь ежечасно ведать подлинные его движения».
Итак, Исаков выступил со своим корпусом из крепости лишь спустя 6−7 суток с момента прохождения главных татарских сил вблизи крепости, и за два дня форсированными маршами, несмотря на морозную погоду, прошёл путь от крепости до Новомиргорода, около 55 км по прямой. Оттуда Исаков двинулся дальше на запад, в сторону приграничного шанца Архангельского.
Для активного преследования татар А. С. Исаковым после прихода в Новомиргородский шанец была направлена лёгкая конница под началом полковника Псковского карабинерного полка князя И. В. Багратиона (родственник, но не отец П. И. Багратиона), силой в 2 тыс. человек. Она так и не настигла главные силы хана, но вела охоту на рассыпавшиеся по провинции татарские чамбулы и, настигая, уничтожала некоторые из них. Примечательно, что конницу Багратиона составляли в основном местные жители, служившие в поселенных Чёрном и Жёлтом гусарском и Елисаветградском пикинерном полку (округ последнего наиболее пострадал от татар). Поэтому борьба русских мстителей с татарскими налётчиками имела особо беспощадный и истребительный характер. В плен татар практически не брали, а приканчивали их на месте. Один из рапортов Исакова Ф. М. Воейкову, найденный нами в архиве, красноречиво передаёт атмосферу предельного взаимного ожесточения сторон в те дни:
«…Что несравненно мало пленных неприятельских против их убитых, ваше высокопревосходительство, не извольте тому удивляться, ибо неприятельская сволочь так зла, что много раз видеть случалось, яко при самой смерти будучи уже либо изранен, либо вовсе сбит с лошади, однако ж обороняется, и отнюдь жив не дается, напротив, взаимно тому и легкие войска наши, то есть поселенные в здешней провинции пикинеры, злясь за то, что неприятель в их поселениях сделал для разорения их жилищ и забрания в добычу их родственников, особливо что сперва ударил он на слободы Елисаветградского пикинерного полка, то мстя все также столь невоздержаны, что никоим способом не можно привести их в резон, дабы при удобном случае живых токмо полонили, но предают всех без пощады конечной смерти, так как последний раз в партии, когда мурзу одного сшибли с лошади и, как, разумея, какое известие от него получить можно, хотели весть его ко мне, но не получено сего, потому как пикинеры за свою обиду мщения и его ведомого уже закололи с приговоркой сею: не берите-де наших отцов и матерей».
За время татарского набега и преследования противника войска команды А. С. Исакова также сильно страдали от мороза:
«Все сии действия произведены при жесточайших морозах и метелях, превосходящем почти силы человеческие, от которых по репортам от полков и команд показано перезябших людей четыреста тридцать один, но должность обязывала не взирать и на сие».
Несмотря на истребление отдельных чамбулов, ханское войско, обременённое большой добычей, беспрепятственно и благополучно прошло на запад по северным окраинам Елисаветградской провинции и по южным - польских Чигиринской и Смелянской губерний - и пришло в Уманщину. Вопреки всем запретам Крым-Гирея, татары столь же беспощадно грабили владения Польши, союзником которой формально называла себя Османская империя.
Татарское войско пробыло на Уманьщине три дня, а затем, никем по-настоящему не преследуемое, двинулось на юг, в сторону родных степей, и, не доходя до самой Умани, прошло восточнее этого города, между ним и русским приграничным шанцем Архангельским. Придя в местечко Саврань Брацлавского воеводства, Крым-Гирей устроил там стоянку с общим дележом добычи и затем распустил по домам свои орды, за исключением Буджакской, во главе которой он 5 (16) февраля выступил из Саврани и проследовал через Балту и Ягорлык к Дубоссарам. Уже к 9 (20) февраля генерал А. С. Исаков от высланных им конных разведчиков имел сведения, что хан находится в Балте и распускает свои войска по домам. Затем хан переправился через Днестр у Бендер под звуки артиллерийского салюта и, отдохнув в Бендерской крепости, 13 (24) февраля торжественно вернулся в свой дворец в Каушаны.
Одновременно с вторжением ханского войска в Елисаветградскую провинцию меньшие по численности орды под руководством калги и нуреддина напали на Бахмут и Волчьи воды, но были успешно отражены местными русскими гарнизонами и быстро отступили, хотя и успели взять добычу. Силы татар, подступивших к Бахмуту 27 января (7 февраля), были оценены русским командованием всего в 5 тыс. человек. Этот гораздо менее значительный по размерам эпизод и дал советским историографам формальные основания превозносить «прогрессивную» стратегию обороны П. А. Румянцева, как представляется, без малейших оснований.
Пётр Румянцев в скульптурной группе «Военные люди и герои» на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде
На пепелище русской провинции: споры и подсчёты
Последнее в истории татарское нашествие на Россию завершилось, и русским военным и гражданским властям оставалось лишь подсчитывать ущерб и искать виновных. Широкой публике в России была представлена сглаженная и приукрашенная версия событий. В официальном журнале военных действий 2-й армии за 1769 год, который был на следующий год опубликован в Санкт-Петербурге, было фактически повторено изложение генерал-майора Исакова, где подчеркивалось, что ханскому войску был дан успешный отпор, что попытки татар атаковать крепость св. Елисаветы и гусарский шанец Цыбулёв были отбиты с немалым уроном, что войска генерала Исакова преследовали орду на её пути в Польшу и освобождали взятый полон.
Как мы видели, татары, вопреки словам А. С. Исакова, находились на территории Елисаветградской провинции и разоряли ее не четыре дня, а по меньшей мере с 19 по 26 января (с 30 января по 6 февраля). Русские военачальники были хорошо осведомлены о реальном ходе событий и не скупились на чернила и эмоции для оправдания себя и перекладывания ответственности на других.
Ещё во время набега П. А. Румянцев обвинил во всём генерал-майора А. С. Исакова и в дальнейшем продолжал придерживаться этой линии. Он затребовал у Исакова объяснений, и 12 (23) февраля тот представил свой подробный, на 8 листах, отчёт, в котором повторил свои прежние доводы. Слабость его отряда как в регулярной пехоте, так и в лёгких войсках не позволила ему сразиться с главными силами противника. Встретить врага в открытом поле Исаков не мог, так как опасался, что подвижные массы татарской конницы попросту обойдут его и дальше беспрепятственно устремятся вглубь провинции, создадут угрозу крепости и разорят её форштадт. Также Исаков подчёркивал, что с имевшимися у него силами он был практически беспомощен против тактики татар, распылившихся по провинции на множество мелких загонных отрядов. «Есть ли способ сего неприятеля, легкого, ветренного и хищного, удержать, чтобы он не ворвался в границы и не сделал какого похищения, особливо в обширной и открытой со всех сторон провинции, разве надобно кругом протянуть цепь, во многом числе войск, а иначе ума моего не достает», - писал Исаков, и добавлял: «За ветром гоняться не можно».
31 марта (11 апреля) 1769 г. П. А. Румянцев в очередной реляции императрице изложил свое видение произошедшего, возложив всю вину на генерал-поручика Г. Я. фон Далке и более всего на генерал-майора А. С. Исакова. Румянцев ставил в вину Исакову, что тот, во-первых, не рискнул встретить противника в запорожской степи, вне пределов провинции, а во-вторых, что после перехода татар через Ингул он заперся в крепости, а не распределил свои войска отдельными заслонами на территории провинции:
«Не дозволял я отнюдь того, чтоб пехотные полки, толь меньше кавалерию содержать в крепости, но постановил расположить оные в местах удобных и самою натурою укрепленных в околичностях Чёрного лесу, где они могли бы способно и с подкреплением беспрепятственно от Днепра действовать против неприятеля и не допустить пройтить ему между крепостью к Днепру, и с того краю в Польшу».
Когда именно и в каких выражениях был дан Исакову этот приказ - неизвестно, и какой военный смысл был выводить пехоту из крепости в зимний лес - тоже.
Доводы обеих сторон неравного спора были выслушаны на самом высоком уровне. В протоколе заседания Государственного совета от 14 (25) мая 1769 г. было записано: «Читана реляция графа П. А. Румянцева с приложенными при оной копиями с ответов генерал-поручика Далке и генерал-майора Исакова, на которую рассуждаемо было, чтоб отдать на рассмотрение его, графа Румянцева, дабы он помянутому генерал-майору Исакову, сходственно с милосердием Ея Императорского Величества, сделал увещевание». Ещё в феврале 1769 г. под предлогом болезни (неясно, настоящей или «политической») он был сменён на посту командующего войсками Елисаветградской провинции генерал-майором В. Ф. Лебелем. Это был окончательный закат карьеры Исакова; о дальнейших его назначениях ничего не известно.
Так насколько был велик в действительности масштаб человеческих потерь и материального ущерба, нанесённых войском Крым-Гирея?
1 (12) марта 1769 г. в Константинополе было получено и встречено пушечным салютом донесение Крым-Гирея об одержанной им победе. Хан доносил, что с войском в 70 тыс. татар и 10 тыс. сипахов он разорил 150 деревень, захватил 20 тыс. пленных и несколько сот тысяч голов разного скота. Ф. де Тотт также писал, что в русских пределах татарами было сожжено около полутора сотен деревень. По словам А. А. Скальковского, «вся почти Елисаветградская провинция и часть зимовников Запорожских по Ингулу, Корабельной, Мертвым-Водам (в Бугогардовой поланке) была захвачена врагами или пожрана пламенем».
30 марта (10 апреля) 1769 г. императрица Екатерина II повелела «о присылке уведомления, сколько при впадении неприятеля в границы Елисаветградской провинции и около Багмута пленено народа и последовало убытков». Потери русской армии были невелики. В Елисаветградской провинции пикинеров, гусар и казаков убито 10, пропало без вести 2 и ранено 8, а под Бахмутом чинов той же службы убито и пропало без вести 29 человек. Труднее было определить потери населения и материальный ущерб. Военные власти оказались не в состоянии сами провести точные подсчёты и обратились в Новороссийскую губернскую канцелярию за данными властей земских. Оттуда были представлены два рапорта - один изюмского комиссара секунд-майора А. Т. Грачёва, другой - Днепровского пикинерного полка вахмистра Байдана, значковых товарищей Луценко и Кириллова.
По рапорту трёх последних, в Елисаветградской провинции в результате набега ханского войска было взято в плен 498 человек обоего пола, убито - 345 мирных жителей; сожжено 4 церкви, 1138 жилых домов, 5 мельниц, 1 винокурня; угнано 4429 овец, 5897 голов рогатого скота, 370 лошадей, 30 свиней; сожжено немалое количество сена и хлеба.
По ведомости секунд-майора Грачёва, в плен было угнано 624 души мужского и 559 женского пола, убито - 100 душ мужского и 26 женского пола; то есть общие человеческие потери составили 1309 человек. Угнано скота - 13 567 крупного рогатого скота, 17 100 овец и коз, 1557 лошадей, сожжено 4 церкви, 3 мельницы ветряные, 3 водяные, 1190 поселенских домов, 1 винокурня. В районе Бахмута татарами было убито 40 и взято в плен 794 человека, нанесен материальный ущерб на сумму 60 400 рублей.
Барон Ф. де Тотт называет на порядок большее число захваченного ясыря - свыше 20 тыс. человек (уже ко времени сбора орды на польской территории). Французский консул выводил эту цифру из того, что положенная хану по закону десятая доля добычи («хумс») составила две тысячи человек, даже при всевозможных ухищрениях татар укрывать свои трофеи от начальства. Такое количество пленных де Тотт наблюдал лично, поскольку Крым-Гирей щедро раздаривал невольников приближённым, предлагая их, в том числе, и своему французскому гостю. По показаниям шпиона русского командования, после окончания успешного набега хан послал в Константинополь в дар султану 300 высоких женщин и 300 - меньшего роста (три сотни невольников - традиционный у татар размер для такого рода даров). Согласно историко-биографическому труду крымского принца Халим-Гирея, во время похода на русские земли в 1769 г. Крым-Гирей захватил в плен 15 тыс. «московитов».
Французского резидента впечатляла та зверская сноровка, с которой татары в ходе набега транспортировали свою добычу, в том числе и двуногую:
«С трудом можно было понять, даже видя собственными глазами, ту заботливость, терпение и удивительную ловкость, которые обнаруживают татары для сохранения того, что они успели захватить. Пять или шесть невольников разного возраста, шестьдесят овец и двадцать волов - добыча одного человека - не обременяют его. Головы детей высматривают из мешка, привешенного к тулке седла, молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать позади, отец на одной из заводных лошадей, сын на другой, овцы и волы впереди, - все идет и не сбивается с пути под бдительным оком хозяина этого стада».
Могила Крым-Гирея на кладбище Ханского дворца в Бахчисарае Kamelot
По всей видимости, значительная часть ясыря была захвачена татарами именно на польских в то время Смелянщине и Уманщине - несчастных землях, и без того опустошаемых конфедератами и гайдамаками и лишённых всякой организованной военной защиты. В любом случае эти пленные в подавляющем большинстве были православными малороссами. Но и российских подданных в полон было угнано немало. Впоследствии в ходе победоносной кампании П. А. Румянцева весной и летом 1770 г. на реке Прут к его войскам из татарских селений Буджака бежали русские рабы, захваченные в январе 1769 г.
Примечательно, что высшие сановники Российской империи исходили из представления о том, что в ходе набега в татарский полон было угнано 16 тыс. человек. В феврале 1770 г. сменивший П. А. Румянцева новый главнокомандующий 2-й армией генерал-аншеф граф Пётр Панин писал своему брату Никите, фактическому главе дипломатического ведомства, что «прошлая зима (1768−1769 гг. - В.К.) здесь стоила до 16 000 обывательских голов и душ, а нынешняя - ни одного волоса». Два могущественных брата-вельможи могли быть вполне откровенны друг с другом. Позднее именно это число жертв татарского набега - 16 тыс. человек обоего пола и всех возрастов - было приведено Н. И. Паниным в инструкции по ведению мирных переговоров с Турцией. Причем рассматривались они как фактически безвозвратные потери, поскольку угнанные невольники были рассеяны по всей Османской империи и добиться их возвращения на родину не представлялось осуществимым.
Разорительный татарский набег зимы 1769 г. воскрешал в памяти самые мрачные страницы истории многовековой обороны оседлой Руси от хищных кочевников Великой степи. В те дни как будто соприкоснулись две разные эпохи - «сторожевой и степной службы» времён Русского государства Рюриковичей и екатерининского расцвета мощи Российской империи. Однако то был лишь последний буйный порыв затухающего степного пожара, повториться которому было более не суждено. А татарским ордам совсем скоро предстояло столкнуться с суровым возмездием великой северной империи. Кованая пята державы Нового времени должна была опуститься на средневековое ханство.
Вскоре после возвращения из зимнего похода, во второй половине марта по новому стилю (точная дата неизвестна) 1769 г., в разгар подготовки к предстоявшей летней кампании, Крым-Гирей I скоропостижно умер в своем дворце в Каушанах от неизвестной болезни или, как полагал барон Ф. де Тотт, в результате отравления. Именно в столице Буджакской орды, под звуки музыки любимого придворного оркестра, окончил свои дни последний выдающийся хан из дома Гиреев. А в эти самые недели русские армии готовились с огнём и мечом перейти границы Крымского ханства и Османской империи.
* Данная статья представляет собой сокращенную версию обширного очерка о нападении Крым-Гирея на Елисаветградскую провинцию, опубликованного в сборнике: Славяне и Россия: Россия, Болгария, Балканы. Проблемы войны и мира. XVIII-XXI вв. (Мифы и реальность). Сб. статей / Гл. редактор К. В. Никифоров. М.: Институт славяноведения РАН, 2019. 516 с. (Никитинские чтения «Славяне и Россия»). PDF-версия данного сборника появится в свободном доступе на сайте Института славяноведения в 2020 году.
https://regnum.ru/news/innovatio/2822211.html