Генерал Хольмстон-Смысловский Личные воспоминания о генерале Власове 2.
1.
Ген.Власов не соглашался со мной. Он считал, что РОА - это только точка опоры: для национально-революционного пожара, для организации крупнейшего партизанского движения, саботажа и новой гражданской войны. Нельзя допускать немцев слишком глубоко в Россию.
«Вы поймите», говорил он: «что мы живем в эпоху не профессиональных войн, а революционных движений. Народ - это не статист, а активный участник исторических событий. Я не соглашался с ним. И пробовал доказать ему, что личности делают историю. Толпа остается всегда толпою и, в конце концов, идет за победителем. Андрей Андреевич возмущался.
«Позвольте», говорил он: «ведь вот, большевики победили, однако, русский народ не воспринял коммунизма». «Воспринял или не воспринял, а потом изжил - все это не играет никакой роли. Исторический факт налицо, что в Москве сидит коммунистическое правительство и управляет двухсотмиллионной массой», возражал я.
«Вы слишком заражены германским фюрер-принципом», нападал Власов.
«А вы, генерал, слишком тонете в доктринах революции», парировал я.
В конце концов, мы оба решили, что без водки этого дела не разберешь, и уходя от Власова под утро, я чувствовал, как говорят моряки, что слишком ложусь на борт, но что Андрей Андреевич Власов безусловно большой и умный человек. Часто потом, вспоминая наш интересный разговор, я думал: прав ли Власов, что Белое Движение захлебнулось от того, что не сумело продолжить революции Керенского против активно выступившего большевизма, или был прав я, когда доказывал ему, что Белое Движение проиграло, ибо в критический момент на решающем Орловском операционном направлении ген.Деникину не хватило десяти хороших дивизий? Ведь были в Сов.России потом всевозможные восстания и народные движения? - Все они также окончились полной неудачей.
Вопрос - живем ли мы в эпоху, когда надо вести войну при поддержке политики или политику при поддержке бронированного кулака - этот вопрос разрешила сама жизнь. Над ним теперь нечего философствовать. Я должен откровенно признаться, что ген.Власов был во многом прав.
Русский вопрос атомной бомбой сегодня, конечно, разрешить нельзя. Мы не имеем права допустить этого. Это не будет война против коммунистической идеологии, а, по всей вероятности, против нашей исторической государственности. Финансировали же за границей тридцать лет русскую революцию, так почему же не хотят теперь финансировать русское возрождение?
Русская революция - это русское дело, и надо помочь и дать возможность разрешить этот вопрос самим русским, а не грозить многострадальному и ни в чем не повинному народу атомным пожаром. Оружие, как бы оно ни было сильно, должно быть только оружием боя, а не средством уничтожения мирных городов, сел и деревень. Средством уничтожения стариков, женщин, детей и гражданского населения. Пусть тень Нюрнбергского процесса пройдет через кабинеты западных политиков. Русским надо быть очень острожными при столкновении с западным антисоветской, вернее, анти-коммунистической пропагандой и стараться глубоко проникнуть во всю ее сущность и правду. Надо хорошо проанализировать, где кончается анти-коммунистическая пропаганда и где начинается столкновение экономических интересов и ненависть к русскому народу.
Во время Второй Мировой войны положение было иное. Расчет на тотальную победу Германии был равен нулю. Временные победы Германии на Востоке и Западе не изменили бы общего хода военных действий. Немы победить не могли. Силы были слишком неравны. Германия не могла успешно воевать одна против целого мира. Расчет Власова на революцию правилен, - Обескровленная Германия и западные державы, победители и побежденные не смогли бы полностью заняться русским вопросом и начавшееся движение РОА, обрастая партизанщиной, всевозможными восстаниями могло бы вылиться в широкое революционное движение. На опыте Германии мы видим, что оккупация России немыслима и значение русского союзника, частично сидящего в городах, а главным образом в лесах, постепенно возрастая, приобрело бы полноценное политическое значение.
При Третьей Мировой положение резко изменится. Советская Россия, а, может быть, и всякая Россия является сейчас противником англо-саксонского капиталистического света.
После уничтожения Германского и Японского могущества (силы Франции и Италии были сломленные раньше) англо-саксонская раса стоит перед великим историческим соблазном уничтожения русского могущества, т.е. не коммунистической власти, а самой России. На примерах германии мы видим, как пропаганда мира неудержимо обманывает народы.
В Первую Мировую она говорила, что война ведется против императора Вильгельма Второго, но не германского народа, а окончилась Версальским миром, по которому от германии были отобраны все колонии и все, что можно было, по тогдашнему времени, отобрать на Западе - в пользу Франции, а на Востоке - в пользу новообразованной Польши. Во время Второй Мировой та же пропаганда уверяла, что война ведется только против Гитлера и его партии, но не против германского народа, а окончилась полным уничтожением самостоятельного государственного существования Германии. В Третьей Мировой войне русский народ окажется один лицом к лицу с англо-саксонцами. Надо было бы в данном случае вспомнить слова, сказанные маршалом Пилсудским социалистам в ответ на обвинение его в изменен партии. Он сказал: «Я был социалистом и ехал с вами в одном международном поезде, но я слез на той станции, которая называется Польша».
Мы, русские националисты, не имеем права сесть в тот международный поезд, который не захочет остановиться на станции, имя которой - Великая Россия. Мы должны проникать во всевозможные учреждения Запада, разъяснять, пропагандировать и требовать соответствующих гарантий. Мы должны стоять на страже интересов Российского Государства. Западу нужно разъяснить, что война против русских и не моральна и безнадежна.
Русская военная история знает много блестящих побед и страшных поражений, но русская психология не знает окончательного исторического поражения. Татарское иго кончилось уничтожением монгольской империи.
За взятие Москвы поляками мы ответили штурмом Варшавы. За поражение под Нарвой - разгромом шведов под Полтавой. За взятие Москвы Наполеоном - торжественным вступлением в Париж. За уничтожение Сталинграда - руинами Берлина. Протяните Русскому народу руку, памятуя о том, что по московским заколдованным путям безнаказанно не ходят!
Мое третье свидание с Власовым состоялось в одной из пригородных вилл Берлина в конце 1944 года. Мы не виделись больше года и взаимоотношения испортились, как принято говорить, в конец. Мы были разные люди и по характеру и по воспитанию. Военное образование получили в диаметрально-противоположных школах, а потому вполне понятно, что нашим врагам, вернее, друзьям легко было начать грязнейшую интригу и вырыть между нами, как потом оказалось, непроходимую пропасть. Свидание это тщательно подготовлялось начальником штаба Власова ген.Трухиным и командиром третьей формирующейся дивизии ген.Шаповаловым. С Федором Ивановичем Трухиным меня связывало старое знакомство. Я был первым офицером, который допрашивал его в штабе немецкого северного фронта (группы) после того, как он был взят в плен, будучи в Советской армии начальником штаба «ПРИБОВО». Мне удалось значительно облегчить его участь и помочь ему в тех условиях, которые помогли ему выйти на свободу. Этого он не забыл. С ген.Шаповаловым судьба нас столкнула в бытность мою командиром дивизии специального назначения - «Р» (Зондердивизион - «Р»). «Р» обозначало «Руссланд». Штаб находился тогда в Варшаве, а разбросанные школьные батальоны, идущие на формирование дивизии, стягивались в Пултуск. Он, тогда еще полковник, был моим начальником штаба. Впоследствии штаб был распущен и начавшееся формирование приостановлено. Я лично подвергся шестимесячному домашнему аресту за сношение с партизанами националистами, за отказ выдать приехавшего к нам для переговоров украинского национального атамана Тараса Бульбы и за отказ подписать воззвание, призывающее русских бороться вместе с немцами не только на востоке против коммунистов, но и на Западе против англосаксонских капиталистов. Я заявил, что мы, русские, заинтересованы только в войне, ведущейся на восточном фронте и что война Германии против Англии, Америки, Польши др. держав является чисто немецким делом, в котором мы ни в коей мере участвовать не можем.
По расформировании зондерштаба «Р», Шаповалов перешел, после долгих переговоров, в РОА и на некоторое время сделался моим ярым противником, однако, год спустя, когда я начал формировать Первую Национальную Армию, он пережил гнев на милость и стал упорно проситься ко мне обратно, засыпая меня «политически-любовными» письмами, которые и до сих пор сохранились у меня. В конце концов, работа Трухина и Шаповалова увенчалась успехом и, больше чем после годового перерыва, Власов согласился на встречу со мной. Разговор продолжался около 4-х часов. В это время Освободительное Движение достигало своего апогея, а Власов был в зените своей славы. Вопрос шел о слиянии формирующейся 1-ой Армии с РОА и о назначении меня на должность начальника штаба Русских освободительных Армий. Первая Русская Армия, переформировываясь в Первый Корпус, перешла бы в командование ген.Трухина. Второй Корпус должны были составить первая и вторая дивизии РОА. Третий Корпус предполагалось развернуть из Русского Охранного Корпуса (Шутцкор) и третьей дивизии ген.Шаповалова. Мы не сговаривались.
Сегодня, когда я пишу эти заметки для истории, я считаю своим долгом передать чистую правду, даже тогда, когда она сможет сделаться обвинительным актом против покойного Власова или, вернее, против меня самого. Я знаю, что всем не угодишь.
Поклонники Власова в обиде на меня за то, что я слишком мало воспеваю его и созданное им Движение, а его враги, наоборот, не могут мне простить того, что я, говоря историческую правду, часто хвалю Власова, подчеркиваю его таланты и бесспорную значительность Русского Освободительного Движения. Конечно, разговор мой с Власовым - это только эпизод, но ведь вся жизнь и вся история - это ряд больших или малых, важных или неважных эпизодов. И часто то, что мы считаем незначительным, оказывается впоследствии для беспристрастного историка материалом большого значения. Мы не сговорились и расстались очень сухо с оттенком неприязненности. Не сговорились мы по трем следующим вопросам:
По вопросу политическому - я не разделял его взглядов и выдвинутой им программы в так называемом, Пражском манифесте. Мне казалось, что с этим идти в Россию нельзя. Она сильно устала от всяких социалистических экспериментов, и что лучше всего вести исключительно военную акцию, не предрешая никаких политических вопросов, и не навязывая народу приготовленных в эмиграции программ и форм.
Второе. Я считал, что мы должны воевать только на Востоке. Беречь русскую кровь. Поэтому я был против того, чтобы ген.Власов написал воззвание, призывающее русских солдат бороться не только против коммунистического, но и против западно-капиталистического мира. Я считал, что этим он сжигал мосты к будущим разговорам с англо-саксонцами.
Третий вопрос, на котором мы кардинально расходились - это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением.
Мне казалось и я твердо стоял на той точке зрения, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца. И вот тут наш разговор перешел в ту драматическую стадию, которая, как оказалось потом, сделалось «началом всех начал», т.е. привела генерала к тем оперативным решениям, эпилогом коих был удар - совместно с чешскими партизанами - по отступающим немецким дивизиям и результат - освобождение Праги.
Победоносная советская армия находилась в это время в двух переходах от власовских полков. Доведенный моим упорством почти до бешенства, Андрей Андреевич воскликнул: «Это преступление, русскому думать так, как думаете вы!» В ответ на это я встал и холодно заметил, что осуждению подлежат не мысли, а совершенные действия. Я отдаю на суд истории этот трагический финал нашего третьего свидания. Больше мы с Власовым не встретились и в четвертый раз я говорил с ним только по прямому проводу из немецкой Главной Квартиры.
Апрель 1945 года. Трагические дни Германской Ставки. Я приехал получать последние распоряжения. Это было мое последнее посещение мозга германской армии. Трудно было узнать еще так недавно гордый и полный строгого порядка немецкий Генеральный Штаб. Страшная подавленность и гробовое уныние царило теперь в его стенах. Работа шла по инерции, как хорошо заведенная машина, но я не узнавал моих товарищей по оружию, еще вчера полных энергии генштабистов. Атмосфера смерти и исторической катастрофы висела в воздухе. Чувствовалось, как будто вы присутствуете на своем собственном погребении.
Я получил приказы о передаче в мою армию Русского Корпуса (Шутцкор-а) и 3-ей дивизии РОА ген.Шаповалова. надо было спасать все, что еще можно было спасти. Положение было критическое. Я принял решение пробиваться на запад и уходить в нейтральную Швейцарию. Выполняя мои директивы, мой начальник штаба, ген.штаба полковник Раснянский, повел кадры Первой Русской Национальной Армии в направлении на Мемминген. Туда же я решил направить и переданный мне Русский Корпус. Установить телефонную связь с немецким штабом того района, где находился Русский Корпус, не было никакой возможности, а поэтому я, по совету Ставки, выслал нарочного курьера. Кап. С. выехал, снабженный приказом и специальным предписанием немецким штабам не препятствовать движению Корпуса и дать ему возможность выйти из боя, если он находится на линии огня.
Ген.Штейфон унес с собою в могилу тайну: получил он или не получил этот приказ, который, если бы был выполнен, то, конечно, судьба этого доблестного офицерства решилась бы совершенно иначе.
В Энгентритте, в районе города Меммингена, мы ждали подхода Корпуса 10 дней и 26-го апреля, вслетсвие сложившейся обстановки, двинулись в направлении Фельдкирха. Кадры моей армии под общим руководством полк.Раснянского, имея во главе полковника Соболева, в полном порядке перешли Альпы и, миновав заградительные отряды СС, вышли в долину Боденского озера. 30-го апреля полк.Раснянский вошел в Фельдкирх.
Я, ночью обогнав двигающиеся колонны, прибыл в город утром и в тот же день вступил в непосредственное командование вверенной мне армии.
Приехавши, я получил сведения о трагедии, разыгравшейся с дивизией ген.Шаповалова. Он получил два совершенно противоположных приказа.
Первый, от Власова, двигаться из района Вангена, где он тогда находился, через Фюссен в направлении на восток, т.е. в Чехословакию, и второй, от меня, приказывающий ему немедленно идти на юг, в Фельдкирх на соединение с колоннами полк.Раснянского. Шаповалов очутился в тяжелом положении. Письменного приказа о переходе в мое подчинение он ждал, но получил только радиограмму, а потому, продолжая выполнять директиву Власова, пошел на восток, т.е. к своему трагическому концу. В районе Кемптена произошла встреча его колонн, двигавшихся на восток, с нашими, двигавшимися на запад. Здесь я должен отметить исторический факт совершенно противоположного характера, а именно - спасения кадров РОВС-а, около 2500 человек. Вся честь спасения этих кадров принадлежит и тогдашнему возглавителю ген.шт.ген.фон Лампе.
В конце марте, когда моей армии находился еще в Вольхаузене, ко мне приехал фон Лампе и после коротких переговоров, желая спасти кадры, предоставил их в мое распоряжение, а сам решил подчиниться мне, несмотря на свое старшинство. Я понял его и принял его предложение.
Чинам РОВС-а был указан маршрут и выданы соответствующие проездные бумаги. Мне было легко сделать это, ибо в это время я был командующим отдельной армии, непосредственно подчиненной немецкой Главной Квартире, но генерал проявил полное понимание обстановки, большое гражданское мужество и отсутствие всякого эгоизма.
Сегодня я не знаю почему, но и по этому поводу началась полемика. Во всяком случае, я заявляю, что никогда не собирался и не собираюсь из этого высоко патриотического поступка большого русского человека черпать какие-либо выгоды для себя теперь или в будущем.
Я отклонился от непосредственной передачи моего последнего разговора с ген.Власовым, но я хотел осветить для будущего историка и эту страницу минувших дней. По понятным причинам об этих событиях до сих пор было очень скупо написано. Перейдет теперь снова к концу апреля и к моей предпоследней поездке в главную немецкую квартиру. На основании записок я точно воспроизвожу последний, поистине трагический разговор со ставкой ген.Власова.
- У аппарата ген.Х. Хочу спешно говорить с ген. В.
- Здесь ген. Т. Я вас слушаю. Здравствуйте . Ген. В. подойти к аппарату не может. У него важное совещание.
- Здравствуйте. Скажите, вам известна обстановка? Если известна, то что вы намерены делать?
- Да. Мы двигаемся, согласно приказа Главнокомандующего, в Чехословакию. Предполагаем совместно с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев.
- Это безрассудно. Вспомните Колчака. Вы должны знать, что на Западном фронте были взяты тысячи пленных в форме РОА.
- Хорошо. А что вы предполагаете делать?
- Я иду на юго-запад, к нейтральной границе. Буду пытаться перейти швейцарскую границу. Мне переданы Русский Корпус и Шаповалов.
- Шаповалову приказано идти на соединение с нами.
- Моя директива прямо противоположна.
- Подождите, я доложу Главнокомандующему.
- У аппарата ген. В.Т. передал мне разговор с вами. Кто отдал приказ о передаче вам 3-ей дивизии?
- Германская Главная Квартира.
- Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями и в этот исторический момент они должны исполнять только мои приказы.
- Разрешите доложить, что обстановка требует изменения ваших директив. Идти на восток - это безумие. Я, во всяком случае, иду на запад.
- Вы генерал Вермахта и можете делать, что вам угодно. До свидания. Власов отошел от аппарата. Колонны РОА двинулись на восток.
30-го апреля на военном совещании в Фельдкирхе я дал для разработки моему штабу идею операции перехода швейцарской границы.
1-го мая я перевел армию в Нофельс, где она и заняла исходное положение.
На главные дороги были высланы роты для демонстрации.
Момент неожиданности был решающим в этой операции, а потому я использовал для перехода труднопроходимый горный путь.
К Армии присоединился Великий Князь Владимир Кириллович со свитой, эрцгерцог Альбрехт, г-н Войцеховский, председатель Русского Комитета в Варшаве с небольшой группой беженцев и разрозненные венгерские части. В ночь на 3-е мая, при огромной снежной буре, сняв германскую пограничную стражу и оттеснив не ожидавших нас швейцарцев, мы перешли границу.
Жизнь моих офицеров и солдат, а также честь русского имени были спасены.
На рассвете кадры Первой Русской Национальной Армии расположились бивуаком в долине Рейна в тех деревнях, где почти 150 лет тому назад после Альпийского похода, отдыхали чудо-богатыри генерал-фельдмаршала Суворова.
На территории маленького княжества Лихтенштейн гордо взвился Русский трехцветный Национальный флаг...
Резюмируя все, что было сказано в моих личных воспоминаниях о ген. Власове, мне хочется подчеркнуть нижеследующую историческую правду.
Борьба против советской власти в 1941-45 годах по своей форме была мало похожа на эпопею Белой Борьбы, однако, не подлежит никакому сомнению, что по своей идее это было в полном смысле слова продолжение Белого Дела, начатого адм.Колчаком и генералами: Деникиным, Юденичем и Врангелем. Первые белые дрались на своей государственной территории, формировались среди своего народа и были политически почти самостоятельны, если не считать некоторой зависимости от держав - покровительниц. В распоряжении командующих генералов находился нетронутый и неразложенный офицерский состав, а потому борьба и велась почти исключительно в форме военной акции. Специальные качества русского офицера: храбрость, доблесть, верность и самопожертвование, являлись характерной чертой этой боевой, недавно минувшей эпохи.
Во второй период Белого Движения, т.е. в 1941 - 45 годах, борьба велась почти исключительно в виде военно-политической акции. Ряд внешних и внутренних причин предопределили вышеуказанное положение.
Армии формировались на территории «союзной» Германии и среди чуждого Русскому Белому Делу населения. Полная военная и политическая зависимость от германского правительства была решающим фактором всех четырех разворачивающихся военно-политических движений. В распоряжении командующих генералов была масса новой эмиграции, добровольно или принужденно оказавшейся на территории Германии или ее сателлитов. Психология этого бойца резко отличалась от психологии старого белого. Вышеуказанные факторы и дали поэтому в эпоху Второй Мировой преемственность идеи в борьбе за национальную Россию, но реализация ее вылилась в совершенно иные формы. Основной мыслью было: не столько воевать, сколько собирать и готовиться. Ждать соответствующего исторического момента.
Эта эпоха создала четыре очага военно-политических движений: Русское Освободительное Движение (РОА), Первую Русскую Национальную Армию, Русский Корпус и Казачьи формирования, из которых РОА, руководимое ген.Власовым, бесспорно заняло первое место и по своему пропагандному значению и по количеству бойцов. Личная психология каждого из командующих значительно отразилась на возглавляемых ими движениях.
Русский Корпус и Казачьи формирования, т.е. генералы Штейфон и Краснов, были прямыми наследниками минувшей Белой Эпопеи. Оба вышли из ее рядов уже зрелыми полководцами (в генеральских чинах), а потому и Движения их выражали наиболее ортодоксально Белую идею.
Первая Русская Национальная Армия и ее Командующий, т.е. пишущий эти строки, вышел из эпохи первого Белого Движения юным гвардии капитаном, прошел потом сквозь суровую перековку в Потсдаме созревал в рядах Вермахта, что и отразилось в высокой степени на руководимом им Движении. Совсем иначе прошла жизнь главнокомандующего РОА, ген.Власова. он вышел из русской крестьянской среды, ковался в коммунистической партии, образовывался в советской армии и пришел возглавить вторую эпоху Белого Движения готовым человеком, глубокознающим новую Россию, психологию советского солдата и чаяния всех народов, живущих на территории СССР. Он был чужд и свободен от всех кастовых военно-белых и военно-немецких влияний, а потому мог подойти к возглавляемому им делу наиболее просто, по современному, чисто по ново-русскому. В этом преимущественно и заключался его личный авторитет и сила его Движения. Советская пропаганда сравнительно легко разделалась с генералами Штейфоном и Красновым, как с типичными представителями «мрачного царского режима», «контр-революции» и «бело-бандитов»; меня же почти не удостоила своим вниманием, считая просто «национал-социалистической дрянью», но была принуждена резко остановиться перед лицом ген.Власова.
Тут она ничего сказать не могла, а потому и просто замолчала. Власов был свой, по плоти и крови, и такими же своими были пришедшие к нему генералы, офицеры и бойцы.
Власов, герой Советского Союза, явился продолжателем Белой Идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление и в этом была смертельная опасность. Сложись политическая обстановка иначе и пойми немцы Власова, РОА одним только своим появлением, одной пропагандой, без боя могла потрясти до самых основ всю сложную систему советского государственного аппарата. Его борьба и его кровь, а потом кровь его многострадальных бойцов во всех лагерях Германии открыла глаза Западному миру на то, что в Советской России далеко не все благополучно.
Восстали и вместе с немцами начали борьбу, а теперь, не желая возвращаться на родину, кончаются жизнь самоубийством и кто же? - Не контр-революционные золотопогонники, а коммунистические генералы, советские офицеры и колхозники.
Это была песнь без слов, ясная и понятная каждому честному иностранцу.
Этим было сказано все и в этом, главным образом, и заключалось все историческое величие второй эпохи Белой Борьбы за национальную Россию.
Ген.Власов - большой русский человек, прекрасный солдат и организатор, патриот и человек воли.
Он в полном сознании, как было сказано, пошел по тернистой дороге к Голгофе русской революции и отдал жизнь и кровь на благо и величие своей родины. Перед лицом такой жертвы простятся все его личные недочеты и ошибки. Он встает во весь свой могучий рост национального героя.
Русское свободное зарубежное воинство, оказывая его памяти воинские почести, скажет: И ты был одним из них - Русский Суворовский чудо-богатырь!
Андрею Андреевичу Власову - вечная память!
Главнокомандующему РОА - вечная слава!
"Суворовец" №№30(45)-38(53) август-октябрь 1949 г.
http://ricolor.org/history/as/3/
Ген.Власов не соглашался со мной. Он считал, что РОА - это только точка опоры: для национально-революционного пожара, для организации крупнейшего партизанского движения, саботажа и новой гражданской войны. Нельзя допускать немцев слишком глубоко в Россию.
«Вы поймите», говорил он: «что мы живем в эпоху не профессиональных войн, а революционных движений. Народ - это не статист, а активный участник исторических событий. Я не соглашался с ним. И пробовал доказать ему, что личности делают историю. Толпа остается всегда толпою и, в конце концов, идет за победителем. Андрей Андреевич возмущался.
«Позвольте», говорил он: «ведь вот, большевики победили, однако, русский народ не воспринял коммунизма». «Воспринял или не воспринял, а потом изжил - все это не играет никакой роли. Исторический факт налицо, что в Москве сидит коммунистическое правительство и управляет двухсотмиллионной массой», возражал я.
«Вы слишком заражены германским фюрер-принципом», нападал Власов.
«А вы, генерал, слишком тонете в доктринах революции», парировал я.
В конце концов, мы оба решили, что без водки этого дела не разберешь, и уходя от Власова под утро, я чувствовал, как говорят моряки, что слишком ложусь на борт, но что Андрей Андреевич Власов безусловно большой и умный человек. Часто потом, вспоминая наш интересный разговор, я думал: прав ли Власов, что Белое Движение захлебнулось от того, что не сумело продолжить революции Керенского против активно выступившего большевизма, или был прав я, когда доказывал ему, что Белое Движение проиграло, ибо в критический момент на решающем Орловском операционном направлении ген.Деникину не хватило десяти хороших дивизий? Ведь были в Сов.России потом всевозможные восстания и народные движения? - Все они также окончились полной неудачей.
Вопрос - живем ли мы в эпоху, когда надо вести войну при поддержке политики или политику при поддержке бронированного кулака - этот вопрос разрешила сама жизнь. Над ним теперь нечего философствовать. Я должен откровенно признаться, что ген.Власов был во многом прав.
Русский вопрос атомной бомбой сегодня, конечно, разрешить нельзя. Мы не имеем права допустить этого. Это не будет война против коммунистической идеологии, а, по всей вероятности, против нашей исторической государственности. Финансировали же за границей тридцать лет русскую революцию, так почему же не хотят теперь финансировать русское возрождение?
Русская революция - это русское дело, и надо помочь и дать возможность разрешить этот вопрос самим русским, а не грозить многострадальному и ни в чем не повинному народу атомным пожаром. Оружие, как бы оно ни было сильно, должно быть только оружием боя, а не средством уничтожения мирных городов, сел и деревень. Средством уничтожения стариков, женщин, детей и гражданского населения. Пусть тень Нюрнбергского процесса пройдет через кабинеты западных политиков. Русским надо быть очень острожными при столкновении с западным антисоветской, вернее, анти-коммунистической пропагандой и стараться глубоко проникнуть во всю ее сущность и правду. Надо хорошо проанализировать, где кончается анти-коммунистическая пропаганда и где начинается столкновение экономических интересов и ненависть к русскому народу.
Во время Второй Мировой войны положение было иное. Расчет на тотальную победу Германии был равен нулю. Временные победы Германии на Востоке и Западе не изменили бы общего хода военных действий. Немы победить не могли. Силы были слишком неравны. Германия не могла успешно воевать одна против целого мира. Расчет Власова на революцию правилен, - Обескровленная Германия и западные державы, победители и побежденные не смогли бы полностью заняться русским вопросом и начавшееся движение РОА, обрастая партизанщиной, всевозможными восстаниями могло бы вылиться в широкое революционное движение. На опыте Германии мы видим, что оккупация России немыслима и значение русского союзника, частично сидящего в городах, а главным образом в лесах, постепенно возрастая, приобрело бы полноценное политическое значение.
При Третьей Мировой положение резко изменится. Советская Россия, а, может быть, и всякая Россия является сейчас противником англо-саксонского капиталистического света.
После уничтожения Германского и Японского могущества (силы Франции и Италии были сломленные раньше) англо-саксонская раса стоит перед великим историческим соблазном уничтожения русского могущества, т.е. не коммунистической власти, а самой России. На примерах германии мы видим, как пропаганда мира неудержимо обманывает народы.
В Первую Мировую она говорила, что война ведется против императора Вильгельма Второго, но не германского народа, а окончилась Версальским миром, по которому от германии были отобраны все колонии и все, что можно было, по тогдашнему времени, отобрать на Западе - в пользу Франции, а на Востоке - в пользу новообразованной Польши. Во время Второй Мировой та же пропаганда уверяла, что война ведется только против Гитлера и его партии, но не против германского народа, а окончилась полным уничтожением самостоятельного государственного существования Германии. В Третьей Мировой войне русский народ окажется один лицом к лицу с англо-саксонцами. Надо было бы в данном случае вспомнить слова, сказанные маршалом Пилсудским социалистам в ответ на обвинение его в изменен партии. Он сказал: «Я был социалистом и ехал с вами в одном международном поезде, но я слез на той станции, которая называется Польша».
Мы, русские националисты, не имеем права сесть в тот международный поезд, который не захочет остановиться на станции, имя которой - Великая Россия. Мы должны проникать во всевозможные учреждения Запада, разъяснять, пропагандировать и требовать соответствующих гарантий. Мы должны стоять на страже интересов Российского Государства. Западу нужно разъяснить, что война против русских и не моральна и безнадежна.
Русская военная история знает много блестящих побед и страшных поражений, но русская психология не знает окончательного исторического поражения. Татарское иго кончилось уничтожением монгольской империи.
За взятие Москвы поляками мы ответили штурмом Варшавы. За поражение под Нарвой - разгромом шведов под Полтавой. За взятие Москвы Наполеоном - торжественным вступлением в Париж. За уничтожение Сталинграда - руинами Берлина. Протяните Русскому народу руку, памятуя о том, что по московским заколдованным путям безнаказанно не ходят!
Мое третье свидание с Власовым состоялось в одной из пригородных вилл Берлина в конце 1944 года. Мы не виделись больше года и взаимоотношения испортились, как принято говорить, в конец. Мы были разные люди и по характеру и по воспитанию. Военное образование получили в диаметрально-противоположных школах, а потому вполне понятно, что нашим врагам, вернее, друзьям легко было начать грязнейшую интригу и вырыть между нами, как потом оказалось, непроходимую пропасть. Свидание это тщательно подготовлялось начальником штаба Власова ген.Трухиным и командиром третьей формирующейся дивизии ген.Шаповаловым. С Федором Ивановичем Трухиным меня связывало старое знакомство. Я был первым офицером, который допрашивал его в штабе немецкого северного фронта (группы) после того, как он был взят в плен, будучи в Советской армии начальником штаба «ПРИБОВО». Мне удалось значительно облегчить его участь и помочь ему в тех условиях, которые помогли ему выйти на свободу. Этого он не забыл. С ген.Шаповаловым судьба нас столкнула в бытность мою командиром дивизии специального назначения - «Р» (Зондердивизион - «Р»). «Р» обозначало «Руссланд». Штаб находился тогда в Варшаве, а разбросанные школьные батальоны, идущие на формирование дивизии, стягивались в Пултуск. Он, тогда еще полковник, был моим начальником штаба. Впоследствии штаб был распущен и начавшееся формирование приостановлено. Я лично подвергся шестимесячному домашнему аресту за сношение с партизанами националистами, за отказ выдать приехавшего к нам для переговоров украинского национального атамана Тараса Бульбы и за отказ подписать воззвание, призывающее русских бороться вместе с немцами не только на востоке против коммунистов, но и на Западе против англосаксонских капиталистов. Я заявил, что мы, русские, заинтересованы только в войне, ведущейся на восточном фронте и что война Германии против Англии, Америки, Польши др. держав является чисто немецким делом, в котором мы ни в коей мере участвовать не можем.
По расформировании зондерштаба «Р», Шаповалов перешел, после долгих переговоров, в РОА и на некоторое время сделался моим ярым противником, однако, год спустя, когда я начал формировать Первую Национальную Армию, он пережил гнев на милость и стал упорно проситься ко мне обратно, засыпая меня «политически-любовными» письмами, которые и до сих пор сохранились у меня. В конце концов, работа Трухина и Шаповалова увенчалась успехом и, больше чем после годового перерыва, Власов согласился на встречу со мной. Разговор продолжался около 4-х часов. В это время Освободительное Движение достигало своего апогея, а Власов был в зените своей славы. Вопрос шел о слиянии формирующейся 1-ой Армии с РОА и о назначении меня на должность начальника штаба Русских освободительных Армий. Первая Русская Армия, переформировываясь в Первый Корпус, перешла бы в командование ген.Трухина. Второй Корпус должны были составить первая и вторая дивизии РОА. Третий Корпус предполагалось развернуть из Русского Охранного Корпуса (Шутцкор) и третьей дивизии ген.Шаповалова. Мы не сговаривались.
Сегодня, когда я пишу эти заметки для истории, я считаю своим долгом передать чистую правду, даже тогда, когда она сможет сделаться обвинительным актом против покойного Власова или, вернее, против меня самого. Я знаю, что всем не угодишь.
Поклонники Власова в обиде на меня за то, что я слишком мало воспеваю его и созданное им Движение, а его враги, наоборот, не могут мне простить того, что я, говоря историческую правду, часто хвалю Власова, подчеркиваю его таланты и бесспорную значительность Русского Освободительного Движения. Конечно, разговор мой с Власовым - это только эпизод, но ведь вся жизнь и вся история - это ряд больших или малых, важных или неважных эпизодов. И часто то, что мы считаем незначительным, оказывается впоследствии для беспристрастного историка материалом большого значения. Мы не сговорились и расстались очень сухо с оттенком неприязненности. Не сговорились мы по трем следующим вопросам:
По вопросу политическому - я не разделял его взглядов и выдвинутой им программы в так называемом, Пражском манифесте. Мне казалось, что с этим идти в Россию нельзя. Она сильно устала от всяких социалистических экспериментов, и что лучше всего вести исключительно военную акцию, не предрешая никаких политических вопросов, и не навязывая народу приготовленных в эмиграции программ и форм.
Второе. Я считал, что мы должны воевать только на Востоке. Беречь русскую кровь. Поэтому я был против того, чтобы ген.Власов написал воззвание, призывающее русских солдат бороться не только против коммунистического, но и против западно-капиталистического мира. Я считал, что этим он сжигал мосты к будущим разговорам с англо-саксонцами.
Третий вопрос, на котором мы кардинально расходились - это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением.
Мне казалось и я твердо стоял на той точке зрения, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца. И вот тут наш разговор перешел в ту драматическую стадию, которая, как оказалось потом, сделалось «началом всех начал», т.е. привела генерала к тем оперативным решениям, эпилогом коих был удар - совместно с чешскими партизанами - по отступающим немецким дивизиям и результат - освобождение Праги.
Победоносная советская армия находилась в это время в двух переходах от власовских полков. Доведенный моим упорством почти до бешенства, Андрей Андреевич воскликнул: «Это преступление, русскому думать так, как думаете вы!» В ответ на это я встал и холодно заметил, что осуждению подлежат не мысли, а совершенные действия. Я отдаю на суд истории этот трагический финал нашего третьего свидания. Больше мы с Власовым не встретились и в четвертый раз я говорил с ним только по прямому проводу из немецкой Главной Квартиры.
Апрель 1945 года. Трагические дни Германской Ставки. Я приехал получать последние распоряжения. Это было мое последнее посещение мозга германской армии. Трудно было узнать еще так недавно гордый и полный строгого порядка немецкий Генеральный Штаб. Страшная подавленность и гробовое уныние царило теперь в его стенах. Работа шла по инерции, как хорошо заведенная машина, но я не узнавал моих товарищей по оружию, еще вчера полных энергии генштабистов. Атмосфера смерти и исторической катастрофы висела в воздухе. Чувствовалось, как будто вы присутствуете на своем собственном погребении.
Я получил приказы о передаче в мою армию Русского Корпуса (Шутцкор-а) и 3-ей дивизии РОА ген.Шаповалова. надо было спасать все, что еще можно было спасти. Положение было критическое. Я принял решение пробиваться на запад и уходить в нейтральную Швейцарию. Выполняя мои директивы, мой начальник штаба, ген.штаба полковник Раснянский, повел кадры Первой Русской Национальной Армии в направлении на Мемминген. Туда же я решил направить и переданный мне Русский Корпус. Установить телефонную связь с немецким штабом того района, где находился Русский Корпус, не было никакой возможности, а поэтому я, по совету Ставки, выслал нарочного курьера. Кап. С. выехал, снабженный приказом и специальным предписанием немецким штабам не препятствовать движению Корпуса и дать ему возможность выйти из боя, если он находится на линии огня.
Ген.Штейфон унес с собою в могилу тайну: получил он или не получил этот приказ, который, если бы был выполнен, то, конечно, судьба этого доблестного офицерства решилась бы совершенно иначе.
В Энгентритте, в районе города Меммингена, мы ждали подхода Корпуса 10 дней и 26-го апреля, вслетсвие сложившейся обстановки, двинулись в направлении Фельдкирха. Кадры моей армии под общим руководством полк.Раснянского, имея во главе полковника Соболева, в полном порядке перешли Альпы и, миновав заградительные отряды СС, вышли в долину Боденского озера. 30-го апреля полк.Раснянский вошел в Фельдкирх.
Я, ночью обогнав двигающиеся колонны, прибыл в город утром и в тот же день вступил в непосредственное командование вверенной мне армии.
Приехавши, я получил сведения о трагедии, разыгравшейся с дивизией ген.Шаповалова. Он получил два совершенно противоположных приказа.
Первый, от Власова, двигаться из района Вангена, где он тогда находился, через Фюссен в направлении на восток, т.е. в Чехословакию, и второй, от меня, приказывающий ему немедленно идти на юг, в Фельдкирх на соединение с колоннами полк.Раснянского. Шаповалов очутился в тяжелом положении. Письменного приказа о переходе в мое подчинение он ждал, но получил только радиограмму, а потому, продолжая выполнять директиву Власова, пошел на восток, т.е. к своему трагическому концу. В районе Кемптена произошла встреча его колонн, двигавшихся на восток, с нашими, двигавшимися на запад. Здесь я должен отметить исторический факт совершенно противоположного характера, а именно - спасения кадров РОВС-а, около 2500 человек. Вся честь спасения этих кадров принадлежит и тогдашнему возглавителю ген.шт.ген.фон Лампе.
В конце марте, когда моей армии находился еще в Вольхаузене, ко мне приехал фон Лампе и после коротких переговоров, желая спасти кадры, предоставил их в мое распоряжение, а сам решил подчиниться мне, несмотря на свое старшинство. Я понял его и принял его предложение.
Чинам РОВС-а был указан маршрут и выданы соответствующие проездные бумаги. Мне было легко сделать это, ибо в это время я был командующим отдельной армии, непосредственно подчиненной немецкой Главной Квартире, но генерал проявил полное понимание обстановки, большое гражданское мужество и отсутствие всякого эгоизма.
Сегодня я не знаю почему, но и по этому поводу началась полемика. Во всяком случае, я заявляю, что никогда не собирался и не собираюсь из этого высоко патриотического поступка большого русского человека черпать какие-либо выгоды для себя теперь или в будущем.
Я отклонился от непосредственной передачи моего последнего разговора с ген.Власовым, но я хотел осветить для будущего историка и эту страницу минувших дней. По понятным причинам об этих событиях до сих пор было очень скупо написано. Перейдет теперь снова к концу апреля и к моей предпоследней поездке в главную немецкую квартиру. На основании записок я точно воспроизвожу последний, поистине трагический разговор со ставкой ген.Власова.
- У аппарата ген.Х. Хочу спешно говорить с ген. В.
- Здесь ген. Т. Я вас слушаю. Здравствуйте . Ген. В. подойти к аппарату не может. У него важное совещание.
- Здравствуйте. Скажите, вам известна обстановка? Если известна, то что вы намерены делать?
- Да. Мы двигаемся, согласно приказа Главнокомандующего, в Чехословакию. Предполагаем совместно с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев.
- Это безрассудно. Вспомните Колчака. Вы должны знать, что на Западном фронте были взяты тысячи пленных в форме РОА.
- Хорошо. А что вы предполагаете делать?
- Я иду на юго-запад, к нейтральной границе. Буду пытаться перейти швейцарскую границу. Мне переданы Русский Корпус и Шаповалов.
- Шаповалову приказано идти на соединение с нами.
- Моя директива прямо противоположна.
- Подождите, я доложу Главнокомандующему.
- У аппарата ген. В.Т. передал мне разговор с вами. Кто отдал приказ о передаче вам 3-ей дивизии?
- Германская Главная Квартира.
- Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями и в этот исторический момент они должны исполнять только мои приказы.
- Разрешите доложить, что обстановка требует изменения ваших директив. Идти на восток - это безумие. Я, во всяком случае, иду на запад.
- Вы генерал Вермахта и можете делать, что вам угодно. До свидания. Власов отошел от аппарата. Колонны РОА двинулись на восток.
30-го апреля на военном совещании в Фельдкирхе я дал для разработки моему штабу идею операции перехода швейцарской границы.
1-го мая я перевел армию в Нофельс, где она и заняла исходное положение.
На главные дороги были высланы роты для демонстрации.
Момент неожиданности был решающим в этой операции, а потому я использовал для перехода труднопроходимый горный путь.
К Армии присоединился Великий Князь Владимир Кириллович со свитой, эрцгерцог Альбрехт, г-н Войцеховский, председатель Русского Комитета в Варшаве с небольшой группой беженцев и разрозненные венгерские части. В ночь на 3-е мая, при огромной снежной буре, сняв германскую пограничную стражу и оттеснив не ожидавших нас швейцарцев, мы перешли границу.
Жизнь моих офицеров и солдат, а также честь русского имени были спасены.
На рассвете кадры Первой Русской Национальной Армии расположились бивуаком в долине Рейна в тех деревнях, где почти 150 лет тому назад после Альпийского похода, отдыхали чудо-богатыри генерал-фельдмаршала Суворова.
На территории маленького княжества Лихтенштейн гордо взвился Русский трехцветный Национальный флаг...
Резюмируя все, что было сказано в моих личных воспоминаниях о ген. Власове, мне хочется подчеркнуть нижеследующую историческую правду.
Борьба против советской власти в 1941-45 годах по своей форме была мало похожа на эпопею Белой Борьбы, однако, не подлежит никакому сомнению, что по своей идее это было в полном смысле слова продолжение Белого Дела, начатого адм.Колчаком и генералами: Деникиным, Юденичем и Врангелем. Первые белые дрались на своей государственной территории, формировались среди своего народа и были политически почти самостоятельны, если не считать некоторой зависимости от держав - покровительниц. В распоряжении командующих генералов находился нетронутый и неразложенный офицерский состав, а потому борьба и велась почти исключительно в форме военной акции. Специальные качества русского офицера: храбрость, доблесть, верность и самопожертвование, являлись характерной чертой этой боевой, недавно минувшей эпохи.
Во второй период Белого Движения, т.е. в 1941 - 45 годах, борьба велась почти исключительно в виде военно-политической акции. Ряд внешних и внутренних причин предопределили вышеуказанное положение.
Армии формировались на территории «союзной» Германии и среди чуждого Русскому Белому Делу населения. Полная военная и политическая зависимость от германского правительства была решающим фактором всех четырех разворачивающихся военно-политических движений. В распоряжении командующих генералов была масса новой эмиграции, добровольно или принужденно оказавшейся на территории Германии или ее сателлитов. Психология этого бойца резко отличалась от психологии старого белого. Вышеуказанные факторы и дали поэтому в эпоху Второй Мировой преемственность идеи в борьбе за национальную Россию, но реализация ее вылилась в совершенно иные формы. Основной мыслью было: не столько воевать, сколько собирать и готовиться. Ждать соответствующего исторического момента.
Эта эпоха создала четыре очага военно-политических движений: Русское Освободительное Движение (РОА), Первую Русскую Национальную Армию, Русский Корпус и Казачьи формирования, из которых РОА, руководимое ген.Власовым, бесспорно заняло первое место и по своему пропагандному значению и по количеству бойцов. Личная психология каждого из командующих значительно отразилась на возглавляемых ими движениях.
Русский Корпус и Казачьи формирования, т.е. генералы Штейфон и Краснов, были прямыми наследниками минувшей Белой Эпопеи. Оба вышли из ее рядов уже зрелыми полководцами (в генеральских чинах), а потому и Движения их выражали наиболее ортодоксально Белую идею.
Первая Русская Национальная Армия и ее Командующий, т.е. пишущий эти строки, вышел из эпохи первого Белого Движения юным гвардии капитаном, прошел потом сквозь суровую перековку в Потсдаме созревал в рядах Вермахта, что и отразилось в высокой степени на руководимом им Движении. Совсем иначе прошла жизнь главнокомандующего РОА, ген.Власова. он вышел из русской крестьянской среды, ковался в коммунистической партии, образовывался в советской армии и пришел возглавить вторую эпоху Белого Движения готовым человеком, глубокознающим новую Россию, психологию советского солдата и чаяния всех народов, живущих на территории СССР. Он был чужд и свободен от всех кастовых военно-белых и военно-немецких влияний, а потому мог подойти к возглавляемому им делу наиболее просто, по современному, чисто по ново-русскому. В этом преимущественно и заключался его личный авторитет и сила его Движения. Советская пропаганда сравнительно легко разделалась с генералами Штейфоном и Красновым, как с типичными представителями «мрачного царского режима», «контр-революции» и «бело-бандитов»; меня же почти не удостоила своим вниманием, считая просто «национал-социалистической дрянью», но была принуждена резко остановиться перед лицом ген.Власова.
Тут она ничего сказать не могла, а потому и просто замолчала. Власов был свой, по плоти и крови, и такими же своими были пришедшие к нему генералы, офицеры и бойцы.
Власов, герой Советского Союза, явился продолжателем Белой Идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление и в этом была смертельная опасность. Сложись политическая обстановка иначе и пойми немцы Власова, РОА одним только своим появлением, одной пропагандой, без боя могла потрясти до самых основ всю сложную систему советского государственного аппарата. Его борьба и его кровь, а потом кровь его многострадальных бойцов во всех лагерях Германии открыла глаза Западному миру на то, что в Советской России далеко не все благополучно.
Восстали и вместе с немцами начали борьбу, а теперь, не желая возвращаться на родину, кончаются жизнь самоубийством и кто же? - Не контр-революционные золотопогонники, а коммунистические генералы, советские офицеры и колхозники.
Это была песнь без слов, ясная и понятная каждому честному иностранцу.
Этим было сказано все и в этом, главным образом, и заключалось все историческое величие второй эпохи Белой Борьбы за национальную Россию.
Ген.Власов - большой русский человек, прекрасный солдат и организатор, патриот и человек воли.
Он в полном сознании, как было сказано, пошел по тернистой дороге к Голгофе русской революции и отдал жизнь и кровь на благо и величие своей родины. Перед лицом такой жертвы простятся все его личные недочеты и ошибки. Он встает во весь свой могучий рост национального героя.
Русское свободное зарубежное воинство, оказывая его памяти воинские почести, скажет: И ты был одним из них - Русский Суворовский чудо-богатырь!
Андрею Андреевичу Власову - вечная память!
Главнокомандующему РОА - вечная слава!
"Суворовец" №№30(45)-38(53) август-октябрь 1949 г.
http://ricolor.org/history/as/3/