Машина времени уже запущена…
05 июля 2022
Пицунда - со всей сокровищницей своих кладовых - по-настоящему начала открываться мне лишь когда я после окончания факультета журналистики МГУ стала работать в газете «Советская Абхазия». И хотя было это в середине восьмидесятых, я отчетливо помню события той поры.
Первые интервью
Мои первые пицундские интервью пришлись на сентябрь 1984 года… Когда мы с директором Пицундского УБОНа Зинаидой Базба закончили разговор, солнце стало уже клониться к закату. Я решила остаться в Пицунде и направилась к многоэтажным корпусам пансионатов Литфонда и издательства «Правда». Директором последнего - в нем отдыхали и писатели, и журналисты - в тот период работал Феофан Николаевич Сингеров, с которым мой отец дружил с юности. В холле пансионата я увидела немало знакомых из «Комсомольской правды», и все они стали заинтересованно расспрашивать, как у меня дела, как привыкаю к работе.
В приемной Сингерова я представилась секретарю как журналист, не называя фамилии, а когда она провела меня в кабинет, где директор вел оживленный разговор с гостями (судя по всему, близкими ему людьми), я полушутя заметила, мол, журналиста Феофан Иванович знает с детства. Но узнать меня он, конечно, не смог! И тем лучше удался сюрприз. Когда все, наконец, выяснилось, Феофан Николаевич очень обрадовался, с восторгом стал рассказывать о моем папе (во время Великой Отечественной войны папа был летчиком-истребителем), об их юности. А я тем временем спросила, есть ли среди гостей пансионата люди, разговор с которыми может заинтересовать читателей «Советской Абхазии».
Интервью со многими из гостей домов творчества могли бы украсить полосы нашей газеты, но я выбрала двоих - поэта Николая Доризо и Аркадия Стругацкого - одного из братьев Стругацких, авторов повестей «Понедельник начинается в субботу», «Пикник на обочине», «Трудно быть Богом» и др.
Сначала меня проводили к Доризо. В номере царила обстановка легкой творческой расслабленности. Повсюду в вазах стояли цветы, вазы с фруктами… Очаровательная жена поэта призналась, что и от отдыха можно устать, а вот Николай сразу подчеркнул: здесь, в Пицунде, ему как-то особенно хорошо пишется. Даже во время беседы он несколько раз просил прощения и уединялся с маленькой книжечкой - записать посетившую его строчку или идею. Тогда мне показалось это смешным - в молодости голова представляется вполне надежным хранилищем всяческих идей.
Николай Доризо был отлично знаком с нашей абхазской писательской элитой (я имею в виду поэтов и писателей), знал их семьи, творчество, стихи многих переводил. К сожалению, текст того интервью мне найти не удалось, но, как я припоминаю, речь в нем шла о гражданской смелости творческого человека вообще и поэта в частности.
Поднимаясь к Аркадию Стругацкому, я немного волновалась. И хотя сама я не принадлежала к числу поклонников научной фантастики, страстными почитателями прозы Стругацких были мои друзья и брат Юрий. В номере Аркадий Натанович был не один, кто-то из его окружения провел меня на балкон, за красивый столик. Сначала мы молча наблюдали, как, лизнув море, скрылись за горизонтом последние лучи солнца, как воцарились сумерки, и только потом начали знакомиться. Узнав, что я из республиканской газеты, Аркадий Натанович удивился: «Вы уверены, что наша беседа может быть кому-то интересна?» (Он, конечно, не читателей имел в виду…). Ведь это была середина 1984 года, и если первые произведения братьев Стругацких соответствовали требованиям антиимпериалистической прозы, то каждая новая работа, по мнению критиков, в идеологическую канву того времени вписывалась все меньше и меньше. Это сегодня произведения братьев Стругацких можно скачать в интернете, они изданы на десятках языках мира, а тогда молодежь даже пересказывала их друг другу, стараясь не упустить ни малейшей подробности. Номера журнала «Техника - молодежи», в котором печатали Стругацких, и альманахи НФ зачитывались до дыр без всякого преувеличения. Так что на вопрос Стругацкого я уверенно ответила: люди, которые любят фантастику, имеют право знать, что побудило вас с братом писать именно в таком жанре, как вы к этому пришли, как складывается ваша жизнь вообще, и т.д.
Если бы не черновик письма брату, написанного в тот же вечер, чудом сохранившийся в домашнем архиве, сейчас я смогла бы припомнить лишь атмосферу доверия, в которой проходила наша беседа, да еще один, не ускользнувший от моих глаз трогательный штрих… Аркадий Натанович из уважения к коллегам - абхазским писателям, чтобы не ошибиться в произношении некоторых фамилий, перед началом разговора записал их на уголке газеты и украдкой бросал туда взгляд.
А брату я написала, что Стругацкий потряс меня как личность - при том, что этот крупный и, по всему видно, великодушный человек, держался скромно и даже застенчиво. А когда он признался, что в детстве они с братом увлекались комиксами и придумывали их сами, все напряжение первых минут и вовсе прошло, мне стало очень весело. Неслучайно же, как я написала в тот же вечер своему брату, он напомнил мне Винни-Пуха - героя мультфильма, только уже солидного, много повидавшего. Он рассказывал мне о своей юности, о съемках «Сталкера», о Тарковском, о современном кино вообще и о том, как написал свою первую повесть. Во время службы в армии (служил на Дальнем Востоке переводчиком с японского) он занимался анализом материалов зарубежной прессы. Так вот, когда в 1953 году американцы проводили испытание водородной бомбы - как раз у берегов Японии, на атолле Бикини, в зону взрыва попал японский рыболовецкий трейлер. «Японские рыбаки решили, что загорелось небо, а потом стали умирать», - сказал Аркадий Натанович, и я записала сказанное им дословно. Помню, что я была чрезвычайно горда и счастлива, что познакомилась с этим замечательным человеком. Никто из нас тогда не знал, что будет перестройка, начнут издавать книги, которые, казалось бы, давно сожжены и уничтожены, и почитатели научной фантастики будут сетовать, что «глубина пошла не та… То ли дело Стругацкие…»
Вот какие интересные люди отдыхали и творили в нашей Пицунде.
А с наступлением прохладных дней прославленный курорт становился еще и местом проведения разного рода конференций и семинаров. Об одном из таких, говоря казенным языком, я и расскажу.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир…
С моей первой поездки в Пицунду прошло месяца полтора. Как-то нас с коллегой по газете Изабеллой Аргун пригласили в обком комсомола: «Отправитесь на семинар молодых журналистов!» Признаюсь, что мы восприняли это без энтузиазма (навевало тоску само слово семинар).
Познакомив нас с коллегами с радио и телевидения зав. Отделом идеологии Абхазского обкома комсомола Славик Адзинба обратил наше внимание, что на открытие семинара приедет Гурам Николаевич Енукидзе - секретарь ЦК Компартии Грузии по идеологии и, судя по всему, пойдет разговор о проблемах молодежных СМИ. Планировалось, что один из молодых абхазских журналистов обратится к Енукидзе с идеей, связанной с укреплением позиций молодежной прессы. Ехать надо было завтра рано утром.
Отлично помню, что ночью разразился страшный дождь - тот самый, что в одночасье превращает бархатный сезон в прозрачную, но уже стылую абхазскую очень. Под этим дождем мы и приехали в Пицунду, в особняком стоящий Дом творчества журналистов и кинематографистов. В назначенный час все участники семинара собрались в конференц-зале, и началась встреча с Енукидзе. Сначала, как водится, разговор шел на грузинском языке. Но потом организаторы «вспомнили», что на встрече присутствуют специально приглашенные особые гости семинара из Москвы - журналисты, писатели и другие выдающиеся личности, с которыми планировались беседы молодых журналистов. В частности, уже приехал Тимур Гайдар - высокопоставленный военный, сын писателя Аркадия Гайдара. (Потом, когда он гулял по осеннему пляжу в окружении всех нас, участников семинара, я все старалась прогнать мысль, что именно этот человек и есть прототип Тимура из книги «Тимур и его команда» - отважного юноши, в образ которого я была влюблена в детстве.)
Впрочем, вернемся на семинар. Из-за присутствия гостей, не говорящих по-грузински, а вовсе не из-за нас, представителей Абхазии и, по сути, хозяев семинара, аудитория перешла на русский. Каждый вопрос, адресованный Гураму Енукидзе, начинался с изящной прелюдии: «Батоно Гурам! Мы знаем и очень ценим все, что вы делаете для…», и только потом задающий вопрос переходил к сути дела. Вопросы были не очень существенные, больше для проформы. Мы нетерпеливо посматривали на дверь - молодого человека, которому надлежало выступить с предложением от молодежи Абхазии, судя по всему, задерживали какие-то непредвиденные обстоятельства. А время между тем шло, и вопросы наших тбилисских коллег иссякали. Переговариваясь глазами, мы с Изабеллой Аргун убеждали друг друга: «Надо сказать! Давай ты! Нет, лучше ты!» В конце концов, встала я и тоном, каким выносят директивы, заявила: «У нас в Абхазии, Гурам Николаевич, нет молодежной газеты! И это серьезно сказывается на контактах между районами, мы не можем полноценно делиться новостями. Надеемся, что вы поддержите нашу идею - в Абхазии надо создать молодежную газету, которая будет выходить на двух языках - абхазском и грузинском, и одновременно предусмотреть штат для собственного корреспондента «Молодежи Грузии», чтобы о наших делах знали и русскоязычные читатели!» Миссия была выполнена. Воцарилось молчание. Потом слово взял секретарь Абхазского обкома партии Руфет Махтович Бутба. Он обозначил ту же проблему уже с государственных позиций. Вслед за ним в разговор включился первый секретарь Абхазского обкома комсомола Нугзар Нуриевич Ашуба. По сценарию это выступление должно было выглядеть как инициатива снизу, и оба руководителя из Абхазии уже с налетом тонкого дипломатического флера говорили о проблемах, с которыми приходится сталкиваться молодежи при трудоустройстве, о том, что мы живем в век информации, и многом другом… Но именно с этого момента всем присутствующим стало ясно - мы находимся в Абхазии, и вот они, ее представители, не собираются ничего заискивающе просить, приправляя просьбы комплиментами, а ставят вопросы по-деловому. Изабелла сияла. Оказывается, организаторы семинара уже интересовались и нашими фамилиями, и всей нашей делегацией. После этого разговор с секретарем ЦК продолжался еще час. Только это был уже совсем другой разговор - непринужденный, конструктивный, с обсуждением действительно важных для молодых проблем, когда собеседники намечают план конкретных действий. Как рассказывали при последующих встречах тбилисские коллеги, секретарь ЦК потом долго еще приводил им в пример деловую хватку и натиск журналисток из Абхазии. Одним словом, мы привлекли к себе внимание. Главным завоеванием было, конечно же, что на всех заседаниях семинара теперь говорили на языке, который тогда знали и понимали все присутствующие.
Кроме того, абхазские журналисты стали самыми популярными участниками семинара. К нам то и дело подходили телевизионщики, фоторепортеры, а однажды мы удостоились внимания самого Игоря Фесуненко - международного обозревателя центрального телевидения, объездившего весь мир. Мы проявляли такую активность на встрече с ним, так интересовались спецификой работы журналиста-международника, что он, решив продолжить разговор в непринужденной обстановке, постучал в нашу дверь и пригласил на прогулку.
Атмосфера на подобных семинарах демократичная, но мы тем не менее ужасно растерялись, увидев телезвезду не на экране и даже не за столиком президиума в конференц-зале, а у себя на пороге! Во время прогулки мы расспрашивали Игоря Фесуненко о его жизни (о работе его мы знали из передач), а он нас - об Абхазии. Помню, что Изабелла поинтересовалась, чем занимаются дети Игоря Сергеевича. Он рассказал, что дочь его студентка, что замужем она за музыкантом (мы как-то интуитивно почувствовали, что род занятий зятя Игорю Фесуненко не по душе).
- А как зовут музыканта? - допытывались мы (журналисты как-никак!).
- Андрей Макаревич, - обреченно ответил Фесуненко.
- Так это же «Машина времени»! - встрепенулась было я, но не стала развивать тему.
И хотя уже была написана песня: «Не надо прогибаться под изменчивый мир, Пусть лучше он прогнется под нас», Игорь Сергеевич, как и многие в те годы, не очень-то верил в гениальность тех строк и собственного зятя, как, наверное, не верил и в то, что в нашем мире и невозможное возможно. А мы верили. Может быть, потому что были молоды, а может, потому, что просто такими родились. Одним словом, мы чувствовали себя у руля машины времени, и сейчас, десятилетия спустя, по-прежнему надеемся, что это чувство не покинет нас и впредь.
Юлия СОЛОВЬЕВА
Фото из архива Изабеллы Аргун: на прогулке с международным обозревателем И.Фесуненко
Газета Республика Абхазия - Машина времени уже запущена…
Пицунда - со всей сокровищницей своих кладовых - по-настоящему начала открываться мне лишь когда я после окончания факультета журналистики МГУ стала работать в газете «Советская Абхазия». И хотя было это в середине восьмидесятых, я отчетливо помню события той поры. Первые интервью Мои первые...
gazeta-ra.info