Георгиос Гемистос Плетон. Краткое введение в его фигуру и мысли.

[vitruvianus_9]

11 сентября 2023



Введение:

На следующих страницах мы попытаемся вкратце рассмотреть фигуру Георгиоса Гемистоса Плетона, или, как он любил себя называть, нового Платона. Совершенно уникальный персонаж 15-го века и образец высочайшего качества обильного, оживленного и бурного конца Византийской империи, созданного в рамках того, что стало называться «палеологовским культурным ренессансом » .

На следующих страницах мы попытаемся ответить на некоторые из следующих вопросов и неизвестных, хотя всегда поверхностно из-за ограничений статьи и принимая во внимание, что использованные источники носят второстепенный характер, хотя иногда встречаются ссылки на первоисточники, над которыми удалось поработать в предыдущих.

Каковы были мотивы, побудившие вас принять радикальное решение отказаться от Бога христиан и предложить восстановление эллинского язычества? Это будет основная ось, на которой сосредоточится это короткое эссе. Попутно мы постараемся дать краткую информацию о человеке и его времени. С надеждой суметь прояснить некоторые неизвестные и сделать что-то более доступным для этого неизвестного для Запада философа, но весьма плодовитого в свое время; и что это помогает лучше представить общую картину: падение Константинополя в 1453 году и конец Римской империи.

Обзор жизни Плетона:

Точно неизвестно, когда родился Плетон, и поэтому мы можем указать две даты: 1355 или 1360 год. Более точно мы знаем, что в 1380 году он провёл пребывание при дворе турецкого султана, где Он получил посвящение в учение ислама. Поэтому вполне вероятно, что он лично встречался с Мурадом I Божественным (1356-1389) и Баязидом I Молниеносным (1389-1402).Позже, около 1400 г., он снова отправится в Константинополь и установит обильные отношения с Базилеосом Мануилом II Палеологом. [1] .

Мы знаем, что через несколько лет, в 1407 году, он достигнет столицы деспотата Мореи (полуавтономной территории под властью Византии), так называемого византийского Пелопоннеса XIV-XV веков. город Мистрас расположен в нескольких километрах от древней Спарты и у подножия знаменитой с древних времен горы Тайгет. Там, под властью деспота Феодора II Палеолога, он выполнял функции судьи, вмешивался в дела территории и основал философскую школу. Этот опыт управления на политической линии фронта и осознание трудностей, которые переживало то, что осталось от Империи, привели его к разработке договоров о политической ситуации на Пелопоннесе, которые уже указывают на реформы на многих уровнях.

Важность, которую приобретает его фигура, означает, что Мануил II вызвал его в качестве члена римской императорской делегации для участия в соборе Феррера-Флоренция в 1437 году, который должен был урегулировать объединение Латинской и Православной церквей, решить раскола XI века и получить столь необходимую военную помощь для выживания Империи и, в частности, отразить турецкую угрозу, которая уже предпринимала отдельные попытки осадить сам Константинополь в 1391, 1394-1402, 1411 и 1422 годах [2 ] .

После путешествия по Италии, которое, помимо дипломатической миссии, привело его к контакту с интеллектуальными кругами зарождающегося итальянского Возрождения, что помогло ему углубить свои исследования Платона и защитить его от Аристотеля, например, его трактат под названием «О различиях между Платоном и Аристотелем». [3] Наконец он вернулся в Мистраш в 1441 году, где начал писать то, что считается его шедевром «Законы».

Наконец, он умрет в 1452 году [4] , что указывает нам на то, что он не увидел конца своего города, как он ожидал. Хотя есть и другие источники, указывающие на 1453 год и дату после 29 мая того же года, так будто он знал о падении Столицы и смерти Константина XI, пытавшегося ее защитить. [5] Это может показаться тривиальным, но, учитывая характер и важность этой даты, последние дни философа в том или ином случае прошли бы совсем иначе.

Несомненно, произошло то, что бывший его ученик, а в то время Константинопольский Патриарх Геннадий II (Хорхе Схолариос) приказал сжечь все экземпляры «Законов» своего бывшего учителя, утверждая, что это было нападением на православие. Хотя заявление о том, что эта работа будет опубликована Плетоном посмертно, заставило бы нас снова перенести дату на гипотетический 1453 год или даже на более позднюю дату, поскольку назначение Схолария Константинопольским Патриархом произойдет в 1454 году, и, таким образом, он станет Первым Патриархом. Вселенский Константинополь, находившийся под османским владычеством и заменивший умершего Анастасия II (1450-1453). [6] Хотя в данной работе у нас нет места для решения этой проблемы, она далеко не пустяковая, она имеет важные последствия.

Несмотря на разногласия относительно даты его смерти, мы знаем, что он был похоронен в Мистре до того, как османы захватили эту территорию в 1460 году. А вскоре после этого, по инициативе нескольких его учеников, живших в 1466 году в итальянском изгнании, они вошли в Мистрас разграбил его останки и отвез их, чтобы похоронить там, где они покоятся сегодня, в Малатестийском храме в Римини. Италия, но близко и смотрю на Грецию.

Новый Платон.

Потому что он считал себя новым Платоном, и именно поэтому его так называли, Георгиос Гемистос Плетон, «Γεμιστός», наполнитель. Он развился до философских позиций, поскольку отвечал за закладку основ «Restitutio Graecarum» , которая наступит после его смерти, и в центре которой он установит «Restitutio Hellenismi» . [7]О чем это? Какую историческую параллель имел в виду Плетон? Что ж, похоже, что в его концепции истории и снова возвращаясь к Платону, именно сразу после его смерти появляется «князь», которым был Александр Македонский, который сделал греков верховной силой древнего мира. Кроме того, эллинизм, а вместе с ним и греческая культура и модель цивилизации распространились за пределы архаической и классической Греции. [8]

Короче говоря, это не входило в задачу самого Плетона, и именно так он, по-видимому, понимал ее как разрушитель аристотелизма и, следовательно, христианства для «греков». Проще говоря, его жизнь и работа послужат закладкой фундамента, на котором будет построено восстановление и спасение «Греции» против ее внешних и внутренних врагов. Здесь следует сделать небольшой абзац и указать на логику этой историко-философской мысли автора:

В течение многих лет полемика неоплатоников против аристотелевцев питала дискуссии интеллектуалов и религиозных людей в мире Византийской империи. Для этого достаточно показать немного Псела, Фотия, Паламу, Мавропа, Михаила Грамматика и многих других. Однако хотя такое противостояние идей и имело место, это не была смертельная битва между Аристотелем и Платоном. То есть дискуссии были адаптированы к древним и языческим знаниям, которые они представляли, как их можно было адаптировать к богословским и философским дебатам, о которых мы никогда не забываем, глубоко христианского общества. И здесь наступает именно тот разрыв, который может представлять собой Плифон в отношении этих дебатов в обществе Восточной Римской империи. Поскольку он прямо и открыто заявляет, что Платон лучше Аристотеля, которого он приравнивает и однозначно характеризует как софиста. Более того, Плетон проводит очень глубокое и разнообразное сравнение двух философских моделей и охватывает большое количество областей в своей работе.«De Differentiis» , произведение, очевидно, написанное во время пребывания Плетона на Ферраро-Флорентийском соборе в 1439 году и предназначенное для латинских гуманистов. [9] Отсюда, несомненно, и тесные отношения с Марсилио Фичино, которого можно было считать величайшим учеником Плетона и одним из величайших представителей итальянского неоплатонизма.

Именно эта интеллектуальная враждебность к Аристотелю приведет его к прямому крушению поезда по отношению к христианству (несомненно усиленному господствовавшим в те годы исихазмом) [10], которого он неумолимо связывает с аристотелизмом, а значит, и с традицией школ. [одиннадцать]

Но что же хочет указать Плетон, связывая аристотелизм и христианство со школой софистов? Да потому, что софистов он считает отрицателями исконной мудрости, который даже в своем труде «Законы» четко оговаривает, что: «всякий софист, уличенный в проповеди против наших учений, будет сожжен заживо» [12 ] . Он считает софистов основателями христианства, а следовательно, и остальных богооткровенных религий, таких как иудаизм и ислам. Их считают ответственными за поражение разума и интеллекта и отрицателями онтологической истины. И в этом, указывает автор, кроется причина культурного и политического прострации Греции перед ее врагами.

В исторической концепции Плетона мы бы выделили своего рода последовательные периоды «просветления» или «света» по сравнению с другими периодами «теней» или «тьмы». Первое связано с умом и добродетелью периода до правления Аристотеля, а второе - с невежеством и пороком, связанными с периодом интеллектуального господства аристотелизма-христианства. [13] Достаточно указать в «Ответе Схоларию», в котором он обвиняет Аристотеля в:

«Аристотель разрушил историческую преемственность спиритуализма, золотую цепь мистической мудрости». [14]

Он обвиняет ученика Платона в том, что он читал мастера, но исказил его учение не для того, чтобы показать истину и составить философию, а под предлогом того же и во власти тщеславия стать видимым главой «личной секты», подрывая и искажая учение своего учителя. Учитель Платон, которого автор считает наследником передач философских истин, передаваемых с начала времен.

Мистическая мудрость: Плетон живет не только от Платона.

Мы отметили, следуя исторической концепции, которую показывает Плетон, что, по его мнению, Платон был наследником философии, восходящей к началу времен. Именно потянув за эту «нить истории», мы можем найти другие источники, из которых Плетон черпает вдохновение для формулирования своей философской системы и системы убеждений. В своем ответе Схоларию он точно дает нам представление о том, куда он шел в то время, когда говорит:

«Платон передал не свою философию, а философию учеников Зороастра, пришедших к нему через пифагорейцев […] он [Зороастр] должен быть старейшим из тех, кто получил имя мудрецов и законодателей, за исключением Мина [в Египте], неразумного законодателя». [пятнадцать]

Для Плето Зороастр становится первым хранилищем, первым воспоминанием о прошлом, от которого у нас нет и следа. Эти знания идут по целой цепочке до Гераклита [16] , Гермеса Трисмегиста, Орфея, пифагорейцев и заканчивая самим Платоном. [17] Это привело бы к созданию «Плетонического календаря», год которого 0 был бы нашим 332 годом до нашей эры. во времена правления Александра Македонского. Я получил это из исследования Мигеля А. Гранады, где утверждается, что Плетон называет 1765 год в честь Александра Великого (что, в свою очередь, соответствует 1433 году христианской эры) и что это год, который Плетон использует для своих астрономических исследований. таблицы., отметив также, что это будет 6942 год с момента создания. [18]В любом случае, 332 год до нашей эры совпадает со взятием Тира и Египта александрийскими войсками в их войне против Ахеменидской Персии и является годом, который провозглашается фараоном.Вы бы выбрали этот год по этой причине? В чем смысл создания Великой Александрийской эллинистической империи? [19]

Эта цитата из 6942 года с момента сотворения мира важна в то же время для понимания чего-то еще. Плефон говорит, следуя цитате Плутарха, что Зороастр жил за 5000 лет до Троянской войны, или, согласно «6000 лет до Гераклидов» [20] . Любопытно то, что, следуя расчетам упомянутых выше астрономических таблиц, он относит рождение или жизнь Зороастра примерно за 594 года до сотворения мира согласно христианским расчетам, и, что еще хуже, мы должны помнить, что для него , Зороастр, не Он даже не первый человек в истории, а просто первое хранилище той первой памяти, которую он сам унаследовал от прошлого, от которого у нас нет и следа. [двадцать один]Также обратите внимание на очевидное, по мнению таких ученых, как Гранада или Сигнес, отсутствие упоминаний о Моисее. Несомненно, как попытка отделить Платона от тех теорий христианских философов, таких как Пселон и других, которые в своих исследованиях Платона (и будучи неоплатониками) оправдывали перед церковными властями (и тем самым избегали категоризации еретиков), что в действительности Платон имел контакты с учением иудаизма в жизни и что, следовательно, его теоретическое тело связано с Моисеем и прекрасно совместимо с христианским учением.

Еще одно влияние, которое может показаться нам любопытным, - это влияние ислама. Достаточно вспомнить, что Плетон находился при дворе османского султана около 1380 года и считается, что там, среди прочего, он был посвящен в исламскую религию, а также от еврея-отступника по имени Элиша, который, возможно, передал знания. связанных с восточными культами. Это могло бы помочь объяснить определенную игру с исламом или иудаизмом, которую сам Схоларий позже раскритиковал в своей эпистолярной беседе [22], а также в свете некоторых предложений, которые сам Плефон предлагал для своего эллинистического «возрождения» , таких как совершение трех молитв в день, в чистые места без трупов, коленопреклонений и даже многоженства, хотя последнее мы можем связать скорее с Платоном [23]не в ислам.

Завершая этот краткий подход к философскому наследию Плетона, следует отметить, что сам автор осознавал невозможность переосмысления реставрации эллинизма как такового. Отсюда и флирт с исламом, иудаизмом и самим христианством, которое он якобы отвергает? То есть, похоже, он вполне осознавал, что для того, чтобы быть привлекательным проектом, его предложение должно быть способным быть привлекательным или, скорее, должно звучать знакомо населению, которое в конечном итоге примет его как свое собственное. . Поэтому выделяются несколько синкретических элементов этой религии и плефонического корпуса. Как указывает Зевс как бог, рожденный без матери,«на языке наших отцов» [24]  или что его концепция, окружающая идеи и их защиту, термины, аналогичные тем, которые используются в защите ортодоксальной иконологической теологии относительно того факта, что « идеи аналогичны только потому, что они являются вечными и видимыми существами». ." [25]

Плето реформатор.

Для Плето человек создан по образу мира идей, в котором разумная часть человеческой души соединяет и активирует основную формальную и материальную субстанцию ​​человеческой природы. И что человек - это существо, в котором есть смертная и бессмертная части, где они сосуществуют. [26] В них бессмертная часть вечна и онтологически превосходит телесную часть, тогда как смертная часть считается необходимой для человеческого опыта. Смерть означает разделение этих двух природ. А учитывая, что для него все, что сделано Зевсом, хорошо по природе, две природы человека хороши по своему определению. Только через этот синтез тела и души человек может участвовать во всеобщей гармонии. [27]И именно эта идея гармонии найдет отражение в политическом и религиозном предложении, которое он предлагает разрешить серьезный кризис, который переживала Империя в XV веке.

Однако эта крупномасштабная реформа, предложенная Плетоном и которую он очень ясно изложил в своей книге «Законы», опубликованной посмертно и по явной просьбе деспота Мореи Томаса Палеолога, стала новшеством по нескольким направлениям. [28]Во-первых, это выражало сильное инакомыслие, прямо обвиненное Схоларием в ереси, в религиозной сфере. Поскольку оно выступало за реставрацию язычества, хотя и не за полное и миметическое восстановление исторически существовавшего. Второй элемент заключается в том, что, следуя своему учителю Платону, он предложил идеальное общество и в определенном смысле подражал «Республике». Вероятно, близость Мистры к Спарте (всего несколько километров) также означала, что Плетон, как и Платон, имел в виду больше классическую спартанскую модель организации, чем афинскую. Таким образом, это полноценная философская утопия, и возникает соблазн сравнить ее с другими, такими как собственная «Утопия» Томаса Мора.

Принимая во внимание, что одной из главных забот Плетона была защита эллинского геноса от внутренних (софисты, аристотелианцы) и внешних (латиняне и турки) врагов, он предлагает оживить умирающую имперскую администрацию, чтобы противостоять поставленным задачам. Однако Сигнес сообщает нам, что изложение этих идей Плетоном не очень ясно, поскольку ему приходилось выражать их и в то же время убеждать императора, защищая себя от своих противников. Но отображаются они в 4 категориях: Иностранцы, Церковь, Аристократия и Правитель. [29]

Об «иностранцах»Намечается ряд мер, направленных на усиление военной мощи империи и в то же время на то, чтобы сделать ее экономически жизнеспособной. Следовательно, одним из его направлений было довольно распространенное явление в европейских феодальных армиях того времени, а также в Византийской империи, особенно после 1204 года: использование наемных сил, что представляло собой определенную неэффективность для защиты территории, значительную. экономические затраты, которые можно было бы направить на другие задачи. Здесь он предлагает своего рода возврат к тематической системе, которая уже вышла из употребления в конце македонского периода и при Комнинах. В свою очередь он предлагает отказаться от флота (хотя подразумевается, что сиюминутно и пока Империя вернет утраченные территории), чтобы лучше финансировать реформу армии.[30] Также по-своему он восстанавливает идеи военной организации, более типичные для первого имперского периода и мезовизантийского периода, и построения армии-ополчения, состоящей из самого местного населения. Могло показаться, если сохранять дистанцию, что оно взращивает семена протонациональной армии, которая в классическом Риме начала существовать с реформ Гая Мариуса и которая не существовала бы в Европе до войн революционной и наполеоновской Франции.

Что касается «Церкви» , то можно быстро прийти к мысли, что Плетон считал ее препятствием первого уровня, собственной параллельной властью внутри государства, которая истощала ее возможности и ресурсы. В то же время жесткая полемика, которую он ведет против церкви, сосредоточена на монахах (усилителях, в том числе, господствующего исихазма), которых он прямо называет «толпой ленивцев ». Поэтому предлагается, чтобы расходы по делам, связанным с церковью, осуществлялись за их счет, а не из общественной казны, и что в лучшем случае они были освобождены от уплаты налогов государству. Пока они не истощают ресурсы и не используют их в своих целях. [31]

Эта яростная атака на монахов, особенно со стороны «философа», не была новой в то время, и мы можем найти прецеденты, начиная с VIII века. В качестве примера, чтобы увидеть уровень враждебности между двумя секторами и то, что Плетон в этом смысле является не чем иным, как должником других, которые были до него, достаточно взглянуть на обильную византийскую литературу. [32]

Для «Аристократии» он оставляет за собой, несомненно, самые энергичные меры и сосредотачивает внимание на знати Пелопоннеса (с другой стороны, единственной территории, кроме столицы, с лицом и глазами, которой все еще обладала Империя). Это значительно ограничило бы власть, которой он пользовался, особенно в условиях «аристократической революции», продвигаемой Дуками и Комнинами уже в XI и XII веках и наследниками которой до сих пор являются Палеологи. Короче говоря, я хотел бы положить конец тому, что некоторые историки, такие как Острогорский, называют «византийским феодализмом».

И здесь мы видим еще одно сравнение с «Республикой» Платона. Если в своем идеальном полисе он предлагал разделение общества на три класса или круга: бронзовый (земледельцы и ремесленники), серебряный (армия) и золотой (аристократы/правители с королем-философом наверху) [33], Плето также предлагал раздел 3-х сословий Византийского общества. «Илотов» [34]как первое сословие, второе состояло из ремесленников, торговцев и ремесленников, а последнее - из тех, кого он называл правителями. Налоговые обязательства ложатся на первых двух, правда, за исключением того, что в случае прохождения службы в армии это лицо освобождается от уплаты налогов в казну. А дворяне, хотя и освобождены от уплаты налогов, должны, в свою очередь, содержать небольшое войско, аналогичное тематическому, по численности илотов и других налогоплательщиков, закрепленных за землями и имуществом, находящимися в их владении.

Наконец, меры, посвященные «правителям», также следовали принципу платонического «короля-философа» и давней строго пирамидальной традиции восточно-римской монархической системы. Для него усиление монарха - это усиление государства против аристократов и «феодализации». Однако он вводит некоторые новые элементы, и первый из них заключается в том, что в фигуре басилевса нет божественного суверенитета. Монарх поддерживается и ограничивается только конституцией (Πολιτεία), за защиту и поддержание которой он несет ответственность [35] . Один монарх за раз, советуемый большой и мудрой группой советников [36]. И хотя это может показаться странным для восточно-римской традиции, в этом предложении есть отголоски, которые могли бы напомнить нам, что монарх подчинялся не только «трансцендентному правосудию», но и римской правовой традиции, как уже указывал Фотий в 9 век. [37]

Быстрое завершение этих мер показывает, что Плетон стремился явно отдать предпочтение структуре государства, а не партикуляризму всех видов. В том числе и самого Базилевса. Кроме того, в отношении традиционной аристократии она представляет собой «ловушку», заключающуюся в том, что, хотя финансовая и военная система основана на собственности на землю, для ликвидации вышеупомянутого «византийского феодализма» устанавливается, что земля является собственностью всех. людей, и что единственное требование для доступа к нему - это способность его развивать. [38]Мера, которую мы могли бы безошибочно назвать революционной и которая также напоминает требования и претензии «аграрной реформы» Гракха в поздний республиканский период. Плетоническое предложение, которое, если бы оно было реализовано, наверняка означало бы исчезновение крупных аграрных владений, а вместе с этим и власти аристократии, и рождение мощного крестьянского класса, на котором также были бы основаны казна и военная мощь. . . [39]

Споры вокруг греческой и эллинской идентичности в поздней Византии.

Еще одним интересным моментом философа является его роль в дебатах вокруг идентичности в Восточной Римской империи в 15 веке. Споры вокруг того, кто является «греком» или «эллином» [40] , в некотором смысле расходятся с идентификацией самой системы как «Ῥωμαῖοι», то есть римлян. Идентификация, которая сохранялась практически более тысячелетия. [41]

Это непростая дискуссия, поскольку относительно легко впасть в определенные презентистские постулаты, которые в действительности имеют больше общего с построением нынешнего греческого национального государства, возникшего вместе с революцией 1821 года и эффективной независимостью от контроля. Османской империи в 1832 году. Но это не делает ее менее интересной, и мы должны спросить себя: что является причиной восстановления греческого языка или « Restitutio Graecarum» , о котором мы упомянули в начале статьи?

Мы уже видели, хотя и поверхностно, логику «эллинской» и «греческой» идентичности Плетона. Однако нам было бы полезно отметить, что Плефон не был «рара авис» в отношении этих дебатов о возвращении к Греции. Хотя не всегда исходят из одних и тех же позиций или заповедей. Достаточно указать на самого Схолария , Апостола, Трапезунтия или Аргиропула.

Прежде всего, Михаил Апостол (ок. 1420-1478) был верным последователем плетонического учения. Вслед за своим учителем он отстаивал, что схоластика основана на плохой философии, это аристотелевская философия. Делюсь предубеждениями вокруг этого. И, как и их учитель, они молчали об использовании элементов Аристотеля, как и Порфирий, Симплиций и многие другие. [42] Достаточно вспомнить, как Схоларий упрекает самого Плефона в использовании Прокла, которого он не цитирует. [43]

Дело в том, что он, не колеблясь, называл себя и своих современников «Сыновьями эллинов», и отличие от Плетона заключалось бы в том, что Апостол не нашел бы противоречия между эллинизмом и христианской религией. Более того, нет никакой разницы между современными греками и древними греками (εωτέρων). [44]

Второй упомянутый, Георгиос Геннадий Схолариос (ок. 1400-1473), хотя, как мы уже упоминали, был великим критиком Плефона, это, однако, не означает, что он не принимал принадлежность к греку как одну из своих многочисленных личностей. Как показывает диалог с евреем, которому он отвечает о том, кто он такой, он считает себя христианином, при этом говорит на греческом языке, хотя мыслит не так, как эллины. Здесь стоит отметить разницу между термином «эллин», что означает «язычник» (и его великим противостоянием с Плетоном), хотя вне религиозной сферы он действительно использовал этот термин для обозначения своих византийских товарищей и родины, которую он называл с старый топоним «Ἑλλάς», далее отмечая, что Константинополь был родиной эллинского рода .[Четыре пять]

Поэтому интересно отметить, что у него были точки соприкосновения с Плетоном, поскольку, как и последний, Схоларий был обеспокоен проблемой выживания греческого геноса . Однако разница заключалась бы в двух основных элементах: во-первых, он не считал латинян опасностью, напротив, они были отталкивающим элементом, способным дать столь необходимую энергию. Скорее, он боялся его буквального исчезновения. Таким образом, его видение было бы не антиэллинистическим, как это часто интерпретировалось в его полемике с Плето, а скорее другим эллинизмом, в котором нет противоречия между греческой, эллинской, христианской и римской идентичностью; который также должен был быть подкреплен латинским и западным влиянием. [46]

Следующий, о котором мы упомянули, Георгиос Трапезунтиос Кретенсис (ок. 1395 - ок. 1472), начавший свои пути именно с платонизма и ставший версией, противоположной Плефону, так как в своем «Comparatio Philosophorum Platonis et Aristotelis» 1458 г. своего рода контрответ на « De Differentiis»». Тотальная защита Аристотеля и яростная атака на Платона. Представляется также, что эта перемена, развивавшаяся во время его пребывания в Италии с 1416 г. и начавшая ясно развиваться только с 1430 г., произошла после изучения платоновского «Горгия», в котором ученик Сократа беззастенчиво нападал на искусство риторики. Похоже, Трапезунтий пришел к выводу, что риторика в Италии в те годы находилась еще в зачаточном состоянии развития и что таким образом он мог создать будущее в этой области. Столкновение с Платоном привело его, скажем так... из "жизненной необходимости" ответить Платону по пунктам. [47]Это по меньшей мере любопытно, так как дело доходило бы до защиты аристотелевских позиций и нам могло бы показаться, что плетонические обвинения Аристотеля в том, что он «софист» и в сокрытии ради него истины, оскорбляя его самолюбие, сбылись. в этом случае.

Интересна параллель, которую можно провести с Трапезунцием и его защитой платоновской (и сократовской) критики Фемистокла, Кимона, Мильтиада и самого Перикла. В защиту Трапезунтия проявляется горечь по поводу такого прямого нападения на тех, кого он считает спасителями Греции от персидского вторжения и угрозы. Своего рода «отцы-основатели», будь то США или латиноамериканские «герои» в независимости своих колоний между XVIII и XIX веками. Автор использует персидские войны как сравнение с актуальной турецкой угрозой и тем самым показывает свою эллинскую принадлежность. Именно из-за этих нападок Сократа на героев афинского классического периода Трапезунтий считает платонизм опасным противником греческой морали в те тяжелые времена XX века. XV,genos , почти как если бы это был акт предательства. [48] ​​Любопытно, хотя и вопреки Плето с точки зрения решения и анализа, они согласились, что наибольшая опасность исходит от культурного отчуждения греческого «существа».

Продолжая при этом, высказанная им защита гречества могла иметь этнический характер и, как и Схоларий, он считал латинское влияние положительным. Более того, в своей концепции того, что было греческим, он связал это с самой христианской Европой и рассматривал «Греки» как оплот, крепость, которая защищала Европу от азиатско-персидско-османских войск и что, следовательно, судьба Греции была по сути своей предопределена. связана с ситуацией в упомянутой христианской Европе. [49] Этот элемент также можно увидеть в националистических аргументах греков в войне за независимость 19 века.

Завершим этот краткий обзор некоторых выдающихся авторов, участвующих в этой полемике, мы остановимся на Иоанне Аргиропулосе (ок. 1405-1487) , который был великим аристотелевцем в Италии эпохи Возрождения и энтузиастом эллинской идентичности. Настолько, что мы получили многочисленные ссылки от автора (например, его письма к Иоанну VII Палеологу или Константину и о том, что Басилеос или император был царем эллинов (Ὦ τῆς Ἑλλάδος ἢλιε βασιλεῦ) в тоне, который мог бы удивить . нас за его интенсивный «патриотизм». Хотя именно этим он отличался от плефонического эллинизма. [пятьдесят

Переведено Google Переводчик


https://www-hermes--kalamos-eu.translate.goog/georgios-gemistos-pleton-breve-introduccion-a-su-figura-y-pensamiento/?_x_tr_sl=auto&_x_tr_tl=ru&_x_tr_hl=ru&_x_tr_pto=wapp