Староверы Ульяновы. Заговор купцов Татьяна Алексеевна Щербакова 7.

Dec 29, 2022 03:57


1.

2.

3.

4.

5.

6.

8

Раскольники так увлеклись бизнесом, что даже Соборы староверов трудно называть таковыми, настолько экономические вопросы занимали серьезное место в кругу обсуждаемых проблем. А белокриницкие староверы стали называть их съездами. Прочие сохранили прежнее название, хотя, скажем, у более религиозно ориентированных часовенных (уральских) староверов инициаторами их созыва тоже становились «видные заводские старообрядцы - промышленники и купцы. Они оказывали духовным лидерам знаки уважения, но решения принимали самостоятельно. . Когда предприниматели начали нарушать традиции: курить, пить, укорачивать бороды и даже бриться, одеваться не по-русски, принимать пищу совместно с еретиками, реже молиться, - беспоповские наставники и поповские священнослужители брали грех на себя, замаливая его ради сохранения общинного мира. Так старообрядчество в России превратилось в XIX веке в одну из «форм первоначального накопления капитала», а «купеческий род стал структурной единицей старообрядческой общины».
Не удивительно, что стартовый капитал, который у православных крепостных появиться мог лишь при каком-то непостижимом стечении обстоятельств, всегда имелся у крестьян-староверов. Они имели в своем распоряжении конфессиональную систему беспроцентных и безвозвратных ссуд, когда в стране еще не сложились ни национальная кредитная, ни вексельная системы. Распад православной общины зашел настолько далеко, что ее члены на помощь могли рассчитывать лишь в случае беды. Старообрядческая же община была готова придти на помощь и оказавшемуся в тяжелом положении и желающему свое положение улучшить потому, что в обоих случаях положительный исход вмешательства шел на пользу всем. Общинная касса использовалась и для вызволения из бедности, и для наращивания богатства не только компактно проживающей, но и разбросанной по православным деревням единоверной братии. Пока православные общины нищали, рядом с ними создавались староверческие анклавы, где сельские промыслы и кустарная промышленность достигли особого размаха: Гжельская волость, Московская, Тверская и Нижегородская губернии.
В городах структура управления общинными капиталами усложнялась. Собраниями общин избирались подотчетные им Советы попечителей. Им делегировались права распорядителей кредитами и собственностью общины. Они могли уже сдавать в аренду, продавать, закладывать формально частные земли, заводы, фабрики, торговые заведения и дома. Под их надзором запускался в оборот капитал общины, выдавался в рост достойным доверия иноверным купцам. Из числа опытных членов общин назначались «поставленные» старообрядцы или, говоря современным языком, директора направлений. В функцию Советов входило выделение ссуд на создание предприятий общинников. Так появлялись тысячи мелких торговцев «в развоз и в разнос», тысячи мастерских и фабрики. Советы принимали инвестиционные решения для расширения существующих предприятий. Общины обменивались информацией о конъюнктуре местных рынков. Это позволяло им своевременно оценивать ситуацию, формулировать хозяйственную политику, влиять на ценообразование, создавать и своевременно перестраивать товаропроводящие сети, координировать поставки сырья. Староверы-производители не могли разориться в конкурентной борьбе с единоверцами. Конкуренции не было. Наоборот, прочно обосновавшиеся фабриканты считали своим долгом помогать начинающим собратьям сырьем и оборотным капиталом по заниженным против рыночных расценкам, не взимая процентов, с долговременной рассрочкой платежа.
С тех пор, как сотрудник МВД при Александре Втором Кельсиев накануне войны России с Турцией сбежал, вывезя секретные документы своего министерства в Лондон к Герцену, связывавшему, как и Маркс, революционные надежды со староверами, и опубликовал их с его помощью в 1861-1862 годах., стало известно, что денежные средства старообрядческих общин представляют собой анклавы социализма в капитализме, что владельцы капитала в действительности не более как экономы, кассиры и приказчики, приставленные к общинной собственности. Кельсиев помог, таким образом, развить теорию построения социализма в России лондонским «сидельцам» в эмиграции. Неизвестно, порадовал ли он тех английских партнеров русских раскольников по бизнесу, которые вкладывали в него огромные деньги.
Из опубликованных документов было очевидно, что староверы явно не вписывались в контекст романовской России. Во второй половине XIX века внимательные наблюдатели зафиксировали, что «Раскол существует как гражданская корпорация», что «отвлеченно-религиозный элемент слабеет и вырабатывается чисто политическое направление, только под формами религиозно-символическими». «Если смотреть на раскол с точки зрения государственной, - писал протоирей Фармаковский, - то он представляет собой замкнутое общество со своей правительственной и законодательной властью, с целой системой общественных учреждений и обычаев». А согласно опубликованным в 1884 году секретным документам, старообрядчество в России воспринималось властью всего лишь как «какое-то особенное общество - антицерковное, антиобщественное, способное ко всему самому зловредному». Романовы не видели в нем мощную оппозицию сродни существовавшим в развитых западных странах и вершившим их судьбы на пути к мировому прогрессу.
Экономическую основу старообрядчества составляли общественные фонды потребления, включая денежные средства, товары и услуги. Важнейшими политико-экономическими следствиями их возникновения стали: аккумуляция средств для обживания агрессивной природной среды, капитализация средств для успешной конкуренции, разделение функций владения, распоряжения и пользования собственностью, формирование конфессионально-замкнутой беспроцентной, а нередко и безвозвратной ссудной денежной системы, создание собственных товаропроводящих систем, контроль над процессом ценообразования. Поколения староверов-предпринимателей от мелких до крупных вплоть до последней четверти XIX века могли управлять средствами производства, но не обладали правом безраздельного владения и распоряжения им, то есть по законам царской России они были полноценными собственниками, а по законам общины - нет.
37 лет вся недвижимость Преображенской общины - федосеевцев - числилась как собственность богатого купца И.А. Ковылина (в 1918 году Благуше-Лефортовский Совет, признав Ковылина выдающимся революционером, назвал его именем один из переулков Лефортовского района Москвы). В 1809 году община оформилась как богадельный дом, получив право владения имуществом, чем она незамедлительно и воспользовалась. Якобы частная собственность перешла в распоряжение истинного владельца - общины. Спохватившись, власть в 1831 году обязала федосеевцев расстаться с недвижимостью, находившейся вне стен богадельного дома. Состоялся аукцион, определился покупатель - Гучков, внук которого принял отречение последнего из Романовых. Одна особенность - он не заплатил за приобретение ни гроша, потому что, на самом деле, он эту недвижимость не приобретал, точно также, как Ковылин ею не владел.
Но романовская Россия была или не в состоянии, или делала вид, что не может понять мотивацию старообрядческого поведения. Вот как описывал это событие приверженец православия Ф.В. Ливанов: «Купец Федор Гучков ... уроженец Калужской губернии, из крестьянского звания был старшим попечителем Преображенского богадельного дома и приобрел огромное состояние, основанное, по всеобщему убеждению и в донесениях правительству, на капитале Преображенского монастыря... жил одиноко в самом тесном и грязном помещении, разумеется, только для отвода глаз, мел сам двор, собирал старые гвозди, как Плюшкин, и расплавлял их, носил рубище и шляпу с широкими крыльями до того засаленную, что на нее страшно было взглянуть». Когда московский военный губернатор решил учинить дознание по данному делу, то следователи услышали от Гучкова невероятную историю, слово в слово повторенную другими федосеевцами, проходившими по этому делу: «Недвижимое имение, принадлежащее Преображенскому богадельному дому, заключавшемуся в домах и землях, в Лефортовской части состоящих, было продано согласно Высочайшего повеления, различным лицам, из коих мельница и два дома с землями были проданы сыну его Ефиму Федорову Гучкову и ему же было продано, не упомнить сколько именно, в городской части лавок на Варварской улице, но в какую именно сумму составился капитал, вырученный от продажи имения, он не припомнит. Продажа производилась без вызова через газеты, по вольным ценам, по домашнему, значит, в конторе Преображенского богадельного дома. ...Капитал был положен в Московскую сохранную казну на неизвестного. В последствии Алексей Никифоров (другой попечитель богадельного дома) обще с Гучковым сей капитал из сохранной казны, без ведома правительства, получили для расходов ... и весь его израсходовали ... Отчетности в израсходовании сих денег никем требованы не были». Власти были бессильны что-либо изменить. Четырех федосеевцев сослали по одному в Каргополь, Вятку, Пензу и Вологду, а одного передали под надзор московской полиции. Среди сосланных был и сам Гучков, который вскоре и умер вссылке. К тому же, староверов обязали собрать в качестве «номинальной компенсации» - 75 тысяч рублей, внести их в казну Преображенского богадельного дома, но объявить эти средства неприкосновенным капиталом и положить всю сумму в государственную казну. Это был достаточно утонченный способ грабежа староверов в романовской России.
Староверы не могли продать или закрыть фабрику без ведома и согласия общины, последняя же своим решением могла передать ее другим лицам, если купеческая семья вырождалась и не могла продолжать эффективно управлять собственностью, которая рассматривалась как источник общественного благосостояния. В подобных случаях передача управления другим доверенным лицам внутри данной общины или в другой, входящей в данное согласие общине, выглядела как смена собственника и оформлялась как сделка купли-продажи. В действительности она была мимикрией, вызывавшей у современников удивление мизерными суммами, выплачивавшимися «покупателями» за заводы, фабрики, пароходства, мельницы, а также легкостью, с которой осуществлялись слияния и экономическая экспансия. Примером может служить созданные в первой половине XIX века нижегородский завод и пароходство, переходившие от Колчиных к Курбатову и Карповой - представителям разных старообрядческих семей, затем слившиеся с пароходством Игнатова в Товарищество Западно-Сибирского пароходства. В 1912 году в состав Товарищества вошли еще два пароходства - Корнилова и Русско-Китайского акционерного общества.
Примером того, как передавались бразды правления средствами, которые староверы считали общинными, а православные - частным капиталом, может служить находящаяся в архиве Министерства внутренних дел копия завещания Рахманова на сумму в один миллион рублей серебром . Завещатель выбрал среди своих родственников трех наиболее предприимчивых - А.А. Рахманова, С.И. Рахманова и В.Г. Рахманова. Отдавая отчет в том, что они по возрасту или состоянию здоровья могли оказаться неспособными управлять общинными средствами, в число душеприказчиков он предусмотрительно ввел купца-единоверца Солдатенкова, к которому и перешел в итоге завещанный миллион.
Российские законодатели сами немало способствовали ограждению старообрядческой собственности от внешнего посягательства. Предприниматель-старовер, оказавшийся в долговой зависимости от иноверца мог почти безнаказанно перевести свое имущество на какого-нибудь члена общины, лишив кредитора возможности наложить на него арест. На руку староверам играли особенности русского семейного и наследственного права. В России собственность была не семейной, а индивидуальной. У детей не было гарантий наследования отцовского достояния. Это было на руку раскольникам, чьи купеческие богатства были по большей части «благоприобретенные»: наследодатель мог делать с ними, что хотел. Это удерживало новые поколения от опрометчивого решения отпасть от веры отцов. В качестве дополнительных гарантий сохранения общественной собственности «согласия» принимали собственные постановления. Так, среди постановлений Филипповского собора 1827 года было принято правило № 25, которое лишало никонианина права наследования, то есть, отпавший в Русскую православную церковь сын старовера терял право на участие в отцовском наследстве. Общинные правила превалировали и в тех случаях, когда законный собственник недостаточно радел за общее дело. Примером того, как общины избавлялись от нерадивых управленцев, может служить судьба главы третьего поколения костромских купцов-староверов Коноваловых - Ивана Александровича. За небрежение делом, кутежи и аморальное поведение его назвали едва ли не самым презрительным для староверов именем «Петра Великого», а в начале XX века вывели из дела и выслали из Москвы, что в смысле юридическом было событием невероятным. Во главе Коноваловской мануфактуры был поставлен его сын, который потом стал заместителем председателя Московского Биржевого комитета, а потом министром Временного правительства.
Общинная казна в центре, а вокруг нее - крупные и средние предприятия общинников, в свою очередь связанные со множеством мелких предприятий-поставщиков - такова была экономическая организация старообрядчества. В западном обществе источником капитала выступал сначала ростовщик, а потом банк, аккумулирующий средства миллионов вкладчиков и делящий с ними ссудный процент. В романовской России с запозданием на несколько веков развивался аналогичный процесс. А в старообрядческой России эта роль отводилась общинной казне. Когда общинных средств для растущей экономической активности не стало хватать, появились старообрядческие банки, но и они внутри себя продолжали выполнять весьма специфическую, четко обозначенную роль заемного резерва конфессионального характера. Поскольку нужда в стартовом капитале и оборотных средствах у староверов удовлетворялась общинной казной, коммерческие банки у нее появились позже, чем у православных конкурентов. Первый Ссудный банк был учрежден через 10 лет после появления Петербургского частного банка. Отцами основателями его стали купцы-староверы Морозов, Лямин и братья Крестовниковы. Контрольно-ревизионная обязанность была возложена на купца-старовера Борисовского, совладельца хлопчатобумажных фабрик и рафинадного завода, дружина которого потом выйдет на баррикады 1905 года. Еще одним руководителем стал грек Миллиоти, сестры которого вышли замуж за Борисовского и Крестовникова. В общем, все «свои» за исключением введенных в состав учредителей для представительских целей гофмейстера барона Бюлера, графа Мусина-Пушкина, камергера князя Шереметьева, которые никакими распорядительными полномочиями не обладали. Но у староверов не было специалистов в кредитно-финансовой области - обстоятельство, сыгравшее роковую роль. Управленческие функции, естественно, были доверены евреям Шумахеру и Ландау, оказавшимся нечистыми на руку. Разорение банка в 1875 году стало первым в истории России банковским крахом.
Урок пошел впрок. Староверы стали отправлять своих детей в университеты, главным образом, в Москву и в Казань. В качестве приоритетного в Московском университете рассматривался юридический факультет, особенно, когда его деканом стал А.С. Алексеев - выходец из семьи староверов-предпринимателей Алексеевых-Станиславских, ныне более известных в связи с Художественным театром. О старообрядческом влиянии на факультете можно судить по воспоминаниям Бурышкина, который был дружен со староверами, но которому с трудом удалось стать председателем общества взаимопомощи студентов юристов из-за того, что «ходил в церковь и иногда приезжал в университет на своей лошади». Принадлежность к Русской православной церкви осуждалась наравне с личным богатством. Хотя сам факт, что его все-таки выбрали, свидетельствовал об ослаблении исконных устоев в этой среде.
Образование вкупе с капиталами помогло развернуть такой масштаб деятельности, что банкиры-староверы в начале ХХ века осуществили перестройку русского народного хозяйства, выведя его из эпохи промышленного капитала в эпоху капитала финансового. Но и после истории с нанятыми евреями Шумахера и Ландау их банки терпли крах, особенно во время мирового кризиса в начале ХХ века. И это лишь говорит о том, что и староверы научились играть ценными бумагами на международных финансовых биржах и лично убедились в порочности этого занятия. Один из обанкротившихся банков -Земельный - снова поставили на ноги Рябушинские. Предвосхищая события, "Московские ведомости" писали, что «г-н Ряпушинский привезет из Москвы два вагона своих «робят», коим раздаст акции, и подомнет банк под себя». Так, примерно, и произошло. Рябушинские сформировали портфель из 3,5 тысяч акций и, распределив их малыми пакетами среди нескольких десятков новых акционеров, естественно, старообрядцев, заполучили большинство голосов в пользу своей кандидатуры председателя на общем собрании инвесторов. Для оздоровления банка было выпущено новых акций на сумму в 2,8 миллиона рублей. Гарантировать размещение займа вызвалась московская фирма, тоже старообрядческая. И никакой рыночной стихии. События имели вполне определенный, хотя и не всем понятный смысл.
Особая роль регулятора в функционировании ссудного и сбытового механизма отводилась общинам крупных торгово-промышленных центров, становившихся ядрами национальных макроструктур, объединяющим звеном которых была Макарьевская ярмарка, названная в честь монастыря Макария Желтоводского и выросшая из окрестных старообрядческих сел Лысково, Павлово, Семеновское и других. Места эти для староверов заповедные: здесь или родились, или побывали практически все главные действующие лица раскола. В 1816 году после большого пожара ярмарка была переведена в Нижний Новгород, но название сохранила. Здесь происходили регулярные совещания общин западных и восточных регионов конца XIX - начала XX веков. Раздельные переговоры западных раскольников имели место в Москве или в Чернигове, а восточных - в Екатеринбурге. Сам министр финансов Витте не считал зазорным наведываться в Москву и на Нижегородскую ярмарку для собеседований.
Уральские староверы дополнительно контролировали менее значимую в национальных масштабах Ирбитскую ярмарку. Власти пытались перевести ее в Екатеринбург, но, как обычно, «неведомыми путями» ;естественно, с помощью подкупа крупных чиновников, староверы настояли на своем. Туда и железную дорогу удалось проложить, хотя многим она оправданно казалась экономически нецелесообразной. Появилось обоснование, подготовленное Дмитрием Менделеевым, которого староверы-промышленники привлекали к сотрудничеству и на Нижегородской ярмарке. Его авторитет сделал свое дело. Причем, не только в ярмарочном деле. Менделеев - продолжатель дела выходца из поморских староверов Михаила Ломоносова - сыграл важную роль в привлечении интереса старообрядческих предпринимателей к развитию химического производства. Можно сказать, благодаря им, Россия не осталась без пороха для боеприпасов и хлороформа для раненых, когда началась первая мировая война и импорт из Германии прекратился. Хотя, конечно, этот монополизированный ими бизнес принес им колоссальные доходы. Между прочим, химик Збарский, участвовавший в бальзамировании тела Ленина, до революции работал на уральских химических предприятиях староверов во Всеволодо-Вильве в Соликамском уезде Пермской губернии, и в Тихих Горах в селе Бондюга, переименованном затем в Менделеевск, близ Елабуги. Именно связи, зародившиеся, когда он был еще народовольцем, здесь окрепли и послужили пропуском в новую жизнь после октября 1917 года. Заводы во Всеволодо-Вильве строил Морозов.
Особенность старообрядческой промышленности состояла в том, что она размещалась, как правило, в районах с большим, если не преобладающим, а то и сплошным старообрядческим населением. При этом фабричные цеха становились безопасным местом для отправления многократных ежедневных богослужений. Там же проводились заседания Советов общин, превратившиеся в конфессионально-административные органы управления духовной жизни и местного самоуправления. Фабрика становилась храмом, культовым сооружением и одновременно центром местной жизни. Эти поселения уже тогда напоминали литографии планировавшихся Оуэном городов-коммун с заводскими трубами вместо церковных шпилей. Предреволюционные старообрядческие предприятия внешне мало походили на монастырь, но по-прежнему сохраняли характер экономических анклавов из крупных хозяйствующих субъектов в окружении множества средних, мелких, кустарных. Объединяли эти анклавы банки, бравшие на себя функции общинных финансовых центров. Везде обычно работали единоверцы. В рабочий день входило и время для коллективных богослужений, занимавших даже в укороченном варианте в общей сложности не менее двух часов в день. Показательно, как отреагировали на правительственные планы сокращения рабочего дня, ночных смен и детского труда известные фабриканты-староверы братья Хлудовы: они заявили, что для детей и рабочих лучше находиться в светлом и здоровом помещении фабрики, чем в душной атмосфере своей избы. Не понимая, о чем идет речь, православная интеллигенция того времени саркастически воспринимала подобные высказывания.
Западноевропейская социал-демократия последней четверти XIX века еще только выступала с идеей участия наемных рабочих в предпринимательской прибыли, а на предприятиях промышленника-старообрядца Четверикова это уже было нормой жизни. Все единоличные собственники рано или поздно трансформировались в товарищества, в которые входили способные и образованные наемные работники-единоверцы. В старообрядческих фабричных поселениях появлялись больницы, рабочие клубы (безалкогольные трактиры), школы, фабричные лавки, иногда фабричные театры и библиотеки. Там, где появлялись старообрядческие предприятия, земства утрачивали свою значимость. По мнению современников, лучшими в обслуживании потребностей населения были промышленные уезды Московской, Владимирской губерний: Иваново-Вознесенск, Шуя и все Кинешемские и другие фабрики. Почти везде доминировали староверы. В частности, по Богородскому уезду Московской губернии - центру старообрядческого ткачества - жандармские чины в последние десятилетия XIX века доносили, что «фабрики имеют подавляющее влияние на отправление всех функций городского и земского самоуправления». Не удивительно, если учесть, что из 42 процентов прибылей на вложенный капитал более 75 процентов вкладывалось в развитие производства и социальной сферы. Не случайно министр финансов Вышнеградский заявлял: «Наши христолюбивые старообрядцы - преображенцы в российском торгово-фабричном деле - великая сила, они основали и довели нашу отечественную заводскую промышленность до полнейшего совершенства и цветущего состояния». Облицованная мрамором больница для рабочих, 9-часовой рабочий день в 1900 году, и многие другие достижения известного предпринимателя-старовера Коновалова были подтверждением этим словам. Здесь явно осуществляли эксперимент по построению будущего государства «под себя» - после Романовых.
А вот менее известная династия раскольников Балиных, каких было немало. Начало - как и у остальных: крестьянин в 1793 году приписался к купечеству. К началу XX века уже существовало «Товарищество мануфактур А.Я. Балина» и к 1905 году население села Южа Вязниковского уезда Владимирской губернии, где находилась одна из фабрик Товарищества, достигло 15 тысяч человек. Для рабочих были построены 3-х - 4-хэтажные благоустроенные общежития с бесплатными яслями для детей. Для несемейных имелись отдельные общежития. Для кадровых рабочих - 7-8-квартирные дома. Проживание было бесплатным. Для постройки собственных домов выдавались беспроцентные ссуды с погашением в течение нескольких лет. Медицинское обслуживание -бесплатно. Имелась каменная больница на 50 коек с мужским и женским отделениями, операционной, амбулаторией, аптекой и отдельным родильным домом. В лесу располагался противотуберкулезный санаторий. Инвалиды и престарелые были на содержании Товарищества, для престарелых существовала богадельня. В поселке имелось пятилетнее профтехучилище с вечерними классами для рабочей молодежи. Обучение и пользование библиотекой - бесплатное. К 1910 году появился Народный дом с театральным залом для профессиональных и самодеятельных артистов. Один процент прибылей отчислялся в пенсионный фонд. Право на пенсию имели проработавшие на заводе не менее 25 лет, а также потерявшие трудоспособность, вдовы с малолетними детьми, бездетные вдовы и круглые сироты. Пенсия назначалась в размере 25-50 процентов средней заработной платы. Рабочим предоставлялась возможность участвовать в прибылях предприятия . Но за все эти блага они должны были креститься двуперстием и не признавать Дом Романовых и Русскую православную церковь. Что они и делали. Так оппозиция ковала себе крепкие кадры, уже готовясь взять власть.
То, что староверы играли на бирже и были лидерами финансовых игр, говорит факт контроля ими всего Московского биржевого комитета весьма изощренным способом - при помощи православного председателя Найденова, многократно переизбиравшегося на этот пост. Начало купеческой карьеры Найденовых схоже с историей клана Рябушинских, с которыми, видимо, по этой причине Найденов был очень дружен. Найденовы были из рабочей среды, поднявшиеся до уровня предпринимателей средней руки. В историю они вошли из-за Н.А. Найденова, женившегося на девушке из старообрядческой среды - падчерице купчихи Е.И. Расторгуевой. Семья Расторгуевых занималась рыбным промыслом и торговлей. Позже Найденовы породнились с Хлудовыми, игравшими видную роль в мире старообрядчества. Кроме того, через родство с Баренцевыми они были в связях с Четвериковыми и Алексеевыми. Формально Найденов вероисповедания не менял: как был православным, так и оставался им. Это обстоятельство делало его привлекательным как для правящих кругов, так и для староверов. Петербург был заинтересован в том, чтобы иметь в старообрядческой Москве такого агента влияния. За успешную двойную игру на финансовой и политической сцене России его наградили всеми орденами, какими можно было наградить купца, после чего император пожаловал Найденову свой портрет с подписью.
Таких, как Найденов, было много - Бахрушины, Прохоровы, Абрикосовы и многие другие. Формально, они вероисповедание изменить и не могли. Переход в старообрядчество законами империи был запрещен не только пастве Русской православной церкви.. Среди католиков желающих и не находилось, но среди иудеев и протестантов - обрусевших шведов, немцев, соседствовавших с северными староверами финнов, -случались, начиная с лиц незаметных до весьма известных. Нарушителей, если о них духовным и светским властям становилось известно, ожидали судебные преследования.

Продолжение следует




Староверы Ульяновы. Заговор купцов (Татьяна Алексеевна Щербакова) / Стихи.ру

Портал предоставляет авторам возможность свободной публикации и обсуждения произведений современной поэзии.

stihi.ru

Россия, Религии, history, разоблачая ложь, история

Previous post Next post
Up