Как появляются "великие художники" и их "великие произведения"
Виктор Суворов
...Теперь сеньор Червеза сломлен. Он готов подписать любые бумаги и отдать все. Но все не надо. Надо только с него получить долг. Кроме того, надо получить плату за работу с ним и проценты, которые наросли за время неуплаты…
Вот тут - проблема.
В том проблема, что деньги большие, потому никакому банку с теми деньгами расставаться не захочется. Если выпишет сеньор чек на имя мадемуазель Стрелецкой, то директор банка в полицию звякнет и в присутствии полиции задаст вопросы: почему богатый человек сеньор Червеза платит какой-то оборванке огромные деньги? За какие такие заслуги? А еще банк может потребовать подтверждения правильности чека. Снова проблема. У сеньора вся морда синяя. Впечатление: его три дня били. А никто его не бил. Это просто от крика сосуды полопались на морде. Ждать, пока заживет? А ведь сеньор теперь вообще какой-то пришибленный. И навсегда таким останется. На него полицейский одним глазком только глянет и сообразит, что дело нечисто.
...
- Я знаю, что надо предпринять!
- Доложите, сударыня.
- Сеньору Хуану Червеза мы продадим произведение искусства. Продадим публично. Продадим на аукционе. На виду всего Парижа.
- А неплохо придумано.
- Понимаете? Мы продали - он купил. Никакого криминала. После того мы предъявляем чек в банке: отдайте наши денежки!
- Все хорошо. Задержка за самой мелочью: где мы возьмем тот шедевр, который можно продать за миллионы франков?
На это Настя улыбнулась таким счастьем, словно в глазах ее северное сияние полыхнуло:
- За шедевром дело не станет. Шедевр я сотворю.
…
Есаул Лейб-гвардии казачьего полка Клим Лаврентьев раму приволок. Если по парижским улицам поутру пробежать, то обязательно у мусорных баков найдешь все, что душа желает, все, что требуется. Что хорошо - рама большая. Роскошная. Поломана, правда, немного. … Только в двух местах. И углы отбиты
Где холст? Вот холст. Ротмистр Лейб-гвардии конно-гренадерского полка Синельников Володя на Монмартре у художника спер. Много их там, художников, у Сакре-Кер. Поутру холсты разворачивают, зевают, с похмелья матерятся, прямо как дворники парижские. … Позевывая. А нельзя, господа художники, допускать зевков затяжных, ибо бравый ротмистр мигом холст умыкнет.
Красок удалось добыть много. Только с цветовой гаммой проблема. Два только цвета. Черный и красный. Черной краски - половина банки десятилитровой. Полез французский дядька чумазый на лестницу трубу водосточную красить. Вниз обернулся, а краски уже нет… А красную краску достали прямо за углом. Там пожарная команда обитает. Там, за углом, все время пожарные машины подкрашивают, сияние подновляют. Именно там случайный прохожий подхватил ведерко, да и пошел спокойно, не шарахнувшись, воровато не оглянувшись. А в ведре и кисть оказалась. Для создания шедевра разве ведра целого не хватит?
Что еще, кроме таланта и вдохновения, для создания шедевра требуется? Еще требуется время.
- Тридцать секунд есть?
- Тридцать есть. А больше нет. Машина ждет, мотор работает, бензин тратит, а у нас на новую заправку денег нет.
- А у меня уже готово. Выносите.
…
Это совсем не так просто - шедевр на аукцион выставить. Длинный дядька с молотком рот себе ладонью зажал, и сквозь ладонь смех прорвался неприличным туалетным звуком: прр-у-у-у.
- Иди ты, красавица, с таким шедевром знаешь куда?
- Да это же русский суперавангард.
…
Набит зал. Элегантные мужчины. Женщины в шляпах. Шелка. Меха. Забавные лисьи мордочки с янтарными глазами на роскошных плечах сиятельных дам.
Взлетают цены, стучит молоток.
...
- Русский суперавангард. Картина Анастасии Стрелецкой «Вторая мировая война»…
Такого Париж не видел.
По серому холсту - две красные полосы. Одна над другой. А поперек, перечеркивая их, две черные.
И возопил элегантный:
- За такую картину я не дам франка, а десять су - самая ей цена!
- Помилуйте, - вырываясь из давящего смеха, возразил длинный с молотком, - десять су надо отдать за раму да тридцать за холст, если за картину вы платите десять су, то получается целых полфранка.
- Итак, цена предложена. Медам, медемуазель, месье! Полфранка, раз… полфранка, два.
- Даю франк! Повешу эту картину в своем сортире!
- Два франка! Буду спрашивать своих гостей, что в этой картине не так. Я просто повешу ее вверх ногами, и пусть кто-нибудь догадается!
- Три франка!
- Четыре.
- Пять франков!
Смех стихает. Насмеялись. Одна и та же шутка, повторенная десять раз, не смешит.
- Семь!
- Восемь.
Когда из заднего ряда хохмы ради прокричали десять франков, было уже совсем не смешно.
Но цена названа, и длинный с молотком должен довести представление до конца - таковы правила аукциона:
- Итак, медам, медемуазель, месье, предложена цена в десять франков. Цена неслыханная на нашем аукционе. Но что ж. Десять франков, раз…
И тут в правом дальнем углу поднялась рука.
- Вы что-то желаете сказать?
- Я ничего не желаю сказать. Я просто желаю купить эту картину.
- Вы желаете заплатить больше десяти франков за эту мазню?
- Я желаю заплатить больше десяти франков за этот шедевр.
- Хорошо. Пожалуйста. Одиннадцать франков!
Тут же поднялась рука в другом углу.
- Двенадцать.
Но и первая рука не опускалась.
- Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать.
Оба господина рук не опускали. И тогда длинный с молотком объявил:
- Двадцать франков!
Столь высокая цена не смутила обоих.
- Двадцать пять, тридцать пять, сорок.
В зале зашептались.
- Пятьдесят! Шестьдесят франков!
Кто-то в тишине закашлялся нервно.
- Восемьдесят пять! Девяносто!
Когда длинный объявил сто, зал замер. Но торг продолжается:
- Сто десять франков! Сто двадцать! Сто тридцать!
Стенографисты в таких случаях зафиксировали бы движение в зале.
- Двести! Двести двадцать! Двести сорок!
Есть такая ситуация: все вокруг прямо из ничего делают счастье и деньги, а тебе, дураку, непонятно, как это делается. И тогда к сердцу волнение подступает. Взволновало зал. Господин в правом углу - явно русский. По морде видно. И в левом углу - тоже русский. Цена уже проскочила пятьсот франков, а они друг другу не уступают.
- Семьсот пятьдесят! Восемьсот!
Но ведь русские понимают в искусстве. Не так ли?
- Тысяча франков! Тысяча сто!
У господина справа обтрепанные манжеты. У господина слева грязный, засаленный галстук. Все ясно: какие-то богатые люди выставляют подставных, чтобы своим присутствием не привлекать излишнего внимания к шедевру, который купить хочется, чтобы цену не вздувать.
Три тысячи! Три тысячи триста!
Борьба продолжается
- Пять! Пять пятьсот!
Эксперт с лупой выскочил на возвышение, просмотрел мазки и кому-то утвердительно кивает в зал: сомнений нет, это действительно ее кисть. Вне сомнений - это работа той самой Стрелецкой.
- Десять тысяч! Одиннадцать! Двенадцать!
Шепот в зале.
- Вы раньше слышали об этой, как ее… Стрелецкой?
- Ну как же! А разве вы ничего о ней не знаете?
Руки в двух концах не опускаются, и тогда длинный с молотком краткости ради пропускает цифры целыми рядами:
- Пятьдесят! Шестьдесят! Семьдесят!
Дошел до большой и очень круглой цифры, дал себе передых и снова, захлебываясь:
- Сто тысяч! Сто десять! Сто двадцать!
Растет напряжение. Как не расти? Каждый в зале соображает: может, подключиться к борьбе, пока не поздно, да шедевр и перехватить.
- Пятьсот тысяч!
При этих словах, ломая тишину каблуками, вошел в зал полицейский наряд. Шедевры аукциона охраняются устроителями, однако власти славного города Парижа, как-то прознав о происходящем, дополнительные меры безопасности приняли.
- Девятьсот девяносто тысяч.
Двое полицейских с каменными мордами встали по обеим сторонам продаваемого сокровища.
Длинный с молотком поперхнулся. Неуверенно произнес:
- Миллион франков. - Нерешительно осмотрел углы потрясенного зала и повторил, как бы прося прощения: - Миллион.
До первого миллиона долго взбирались. До второго быстро - счет через сто тысяч пошел: миллион семьсот, миллион восемьсот, миллион девятьсот, два.
- Три миллиона пятьсот! Четыре!
Вопль из зала: «Воды! Скорее воды! Даме плохо!»
Даму потащили на носилках весьма скоро. Колени вверх. Мордочка чернобурой лисы - вниз. Есть причина такой скорости: санитарам не терпится вышвырнуть даму из зала, скорее вернуться и досмотреть финал.
- Одиннадцать миллионов франков. Двенадцать. Тринадцать.
Шустрый делец ногти грызет, словно семечки: видел же, как эту картину подвезли, надо было прямо у входа миллион франков предложить, да и увезти картину еще до аукциона.
- Двадцать один! Двадцать два! Двадцать три!
Самые пронырливые из журналистов давно в зале. Через все кордоны пробились. Настю снимают и шедевр двадцатого века - картину «Вторая мировая война».
- Двадцать четыре миллиона франков!
Вот тут-то в левом дальнем углу рука господина в сальном галстуке опустилась. На двадцать четыре согласны оба. Но господин в левом углу выше этого не пойдет. А господин в правом углу?
В правом углу рука поднята. В левом нет.
- Двадцать пять миллионов франков, раз!
- Двадцать пять миллионов франков, два!!
Господин разводит руками, показывая публике, что выше головы не прыгнешь. Цена немножко кусается…
- Двадцать пять миллионов франков… три!!!
...
Она читает статьи про себя. Удивительные вещи пишут в газетах: «Как могла великая Франция не увидеть такого гиганта живописи? Незаметная мадемуазель жила среди нас, но мы не обратили внимания на этот вулканический талант. И это позор Франции. Она уехала из нашей страны. Мы не знаем куда. Мы не знаем, вернется ли. У нас не хватило ума и мужества удержать ее. И это двойной позор. Великое произведение Стрелецкой куплено неизвестно кем и находится неизвестно где. Возможно, шедевр уже за пределами нашей страны. Министерство культуры, правительство в целом не сделали решительно ничего, чтобы удержать величайшее произведение в нашей стране. И это тройной позор Франции».
«Второй мировой войны быть не может. Миру хватило одной мировой войны. Кому нужна еще одна война? Но вот появился художник небывалого таланта и темперамента - мадемуазель Стрелецкая - и своей магической кистью изобразила то, чего не может быть: Вторую мировую войну!»
«Главная загадка ее таланта - выбор красок. Красное и черное! Самый драматический аккорд цвета из всех возможных. И все же: почему только черный и только красный? Но это не все. У красного цвета, как и у любого другого, могут быть тысячи оттенков - от нежного цвета весенней зари до цвета зимнего заката, т.е. почти бордового. Из тысячи оттенков она выбрала именно те, которые соответствуют ее великому замыслу. Выбор красного и черного цветов понятен и предельно логичен. Любой на ее месте выбрал бы именно эти цвета. Но как ей удалось выбрать именно эти оттенки? Вот главный вопрос современности!»
«И все же главное в живописи - рама! Это смешно, но только на первый взгляд. Вдумаемся: фальшивое золото, загаженное миллионами мух, алебастровая труха на отбитых углах в сочетании со смелыми, вдохновенными мазками мастера! Какая символика: прогнивший старый фальшивый мир и героический ему вызов, шокирующий всех, кто не понимает величия гения!»
«Мы можем только догадываться, сколько лет эта чародейка кисти носила в себе гениальный замысел, обдумывая варианты и нюансы. Но не удивимся, если узнаем, что к этому подвигу созидания она готовилась всю свою яркую жизнь».
http://book-online.com.ua/read.php?book=2619&page=1#s1_n1