2017
O.A. Хасанов
Русская литература 20-х годов XX вена, В.Я. Зазубрин, повесть «Щепка», символика цвета, литература и революция, красный террор, семантика цвета, двойственность восприятия революционной эпохи.
В статье рассматривается поэтика прозы В.Я. Зазубрина в аспекте символики цвета на примере повести «Щепка» (1923). Раскрывается значение цвета в создании образной системы литературного произведения. Высказывается суждение о том, что использование цветовой символики писателем-коммунистом обусловлено влиянием модернистской эстетики начала XX века. Анализ «цветового строя» повести помогает прояснить идею, проблематику литературного произведения, авторскую позицию, художественную манеру писателя.
За последнее десятилетие интерес к жизни и творчеству писателя В.Я. Зазубрина заметно увеличился. О Зазубрине говорят как о «загадочном писателе, которого одно время у нас в стране почти вовсе забыли, но, слава Богу, он возвращается в отечественную культуру» [Румянцев].
Большой вклад в популяризацию творческого наследия Зазубрина внес новосибирский литературовед В.Н. Яранцев, опубликовавший в 2009-2012 годах исследование о писателе сначала в журнальном, а затем в книжном варианте [Яранцев, 2012]. Известный деятель Рунета В.Б. Румянцев, главный редактор портала «ХРОНОС: Всемирная история в Интернете», говорит о пользе чтения произведений В.Я. Зазубрина, особо обращаясь к тем «заводным ребятам, у которых руки чешутся - пострелять бы»: «Пусть посмотрят на последствия гражданской войны. <...> Пусть постигают безупречную логику революции, ту логику, по которой самый активный и пламенный революционер с неизбежностью оказывается на плахе» [Румянцев]. Эти слова свидетельствуют об актуальности проблем, поставленных В.Я. Зазубриным в 20-х годах XX века, и побуждают обращаться к внимательному изучению творческого наследия писателя.
В историю советской литературы Владимир Яковлевич Зубцов (1895-1937), избравший себе писательский псевдоним «Зазубрин», вошел прежде всего как автор первого большого художественного произведения о Гражданской войне. Роман «Два мира» (1921), написанный в городе Канске, рассказывал о борьбе двух миров, красных партизан с белогвардейцами-колчаковцами, и получил положительные отзывы первых лиц Советского государства. «Для душ сильных, революционных или склоняющихся к революции, роман будет крепким призывом», - писал нарком просвещения A.B. Луначарский [ЛНС, 1972, с. 355], а В.И. Ленин сказал о «Двух мирах»: «Конечно, это не роман, но хорошая книга, нужная книга и страшная книга» [Цит. по: Яновский, 1988, с.140]. Подобные высказывания «высоких» советских руководителей на долгие годы закрепили за Зазубри-ным славу большевистского писателя, задали определенный угол восприятия всего его творчества и вместе с тем ограничили возможность иного прочтения его произведений.
Однако не следует забывать, что Владимир Зазубрин как писатель формировался в культурной среде Серебряного века и не избежал влияния модернистских течений конца XIX - начала XX века.
Через два года после романа «Два мира» Зазубриным была написана повесть о красном терроре под названием «Щепка» (1923), более шестидесяти лет пролежавшая в архивах. Публикация ее в «перестроечную эпоху» имела эффект разорвавшейся бомбы, достаточно прочитать критические отзывы той поры. К примеру, исследователь А. Фоменко пишет, что зазубрин-ская «Щепка» «лучше объясняет всю послеоктябрьскую историю страны и, в частности, репрессии 20-30-х годов, чем тонны и километры публицистических обличений "сталинизма" вообще и лично "великого вождя" [Фоменко, 1989, с. 16]. По нашему мнению, Зазубрин в повести не собирался «обличать» существующий порядок, но он как писатель-коммунист, преданный революционным идеалам, стремился честно выразить свое отношение к «тягчайшей работе», которая проводилась чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и шпионажем.
Если в романе «Два мира» изображалась борьба «двух миров» во время Гражданской войны, то в «Щепке» мир «красных» уже победил и вершит расправу над побежденным миром «белых».
«На дворе затопали стальные ноги грузовиков» [Зазубрин, 1990, с. 34]. С первой же фразы, которой начинается зазубринская «Щепка», чувствуется неумолимая «железная» поступь организации, возглавляемой «железным Феликсом», товарищем Дзержинским. «...A автомобили стучали на дворе. И все в трехэтажном каменном доме знали, что подали их для вывозки трупов» [Там же]. Здание Губернской чрезвычайной комиссии, где осуществляется «красный террор», располагается в белом трехэтажном доме, экспроприированном большевиками у купца Иннокентия Пшеницына (фамилия которого -Пшеницын - говорит о достатке, белом хлебе, а имя - Иннокентий - о невинности, невиновности). Когда, въезжая в белый подъезд купеческого дома, серый грузовик с чекистами «в кроваво-черном поту крови и нефти <...> топает тяжелыми стальными ногами, белый каменный трехэтажный дом дрожит» [Зазубрин, 1990, с. 52-53].
С первой страницы повести задается цветовой ряд: бледный, переходящий в белый, черный, красный. Эти три цвета доминируют в повести, и они как цвета на революционных плакатах несут основную смысловую нагрузку. Антрополог Виктор Тэрнер считал, что цвета, входящие в триаду: красный, белый, черный - символизируют основные формы универсального человеческого опыта. «К числу древнейших символов, созданных человеком, - пишет В. Тэрнер, -принадлежат три цвета, ассоциирующиеся с продуктами человеческого тела, выделение которых сопровождается повышенным эмоциональным напряжением. <...> Цветовая триада белое-красное-черное представляет архетип человека как процесс переживания наслаждения и боли» [Тэрнер, 1983, с. 101-102].
В повести Зазубрина белый цвет символизирует старый уклад, прежнюю жизнь, которая должна уйти, умереть. «Как политический символ белый цвет - это цвет мира, согласия, свободы, священности. <...> Белые, выступившие против Советской власти, избрали этот цвет для того, чтобы подчеркнуть чистоту тех идей, за которые они борются» [Бабайцев, 2007, с. 59].
Белый цвет - не только цвет Белой гвардии, воевавшей против советской власти, но и цвет русских берез - в сопоставлении с красным революционным цветом становится символом смерти: «Уставший Срубов видел целую красную реку. В дурманящем тумане все покраснело. Все, кроме трупов. Те белые. <...> Трупы не падают - березы белоствольные валятся. <...> Сбрасывают чекисты белые бревна в красную реку» [Зазубрин, 1990, с. 47].
Белый и красный цвета, являясь символами двух миров: старого и нового, антагонистичны друг другу. Герой повести Андрей Срубов интуитивно чувствует, что нельзя проводить резкую черту между Старым и Новым, между Белым и Красным. Ведь он, сын доктора медицины, воспитан на ценностях дореволюционной эпохи, но время требует четкого деления на «своих» и на врагов.
Черный цвет в повести несет семантику смерти. Василий Кандинский в трактате 1910 г. «О духовном в искусстве» пишет: «Черный цвет внутренне звучит, как Ничто без возможностей, как мертвое Ничто после угасания Солнца, как вечное безмолвие без будущности и надежды. <...> Черный цвет есть нечто угасшее, вроде выгоревшего костра, нечто неподвижное, как труп, ко всему происходящему безучастный и ничего не приемлющий. Это как бы безмолвие тела после смерти, после прекращения жизни» [Кандинский, 1992, с. 73].
Атмосфера страха и отчужденности передана в «Щепке» черным цветом. «<...> Мать Сру-бова, бледная старуха с черными глазами, в черном платье и в черном платке, варила кофе, вызывала сына из столовой и в темной прихожей шепотом говорила:
-Андрюша, Ика Кац расстрелял твоего папу, и ты сидишь с ним за одним столом» [Зазубрин, 1990, с. 68].
Также Зазубрин использует черный цвет в ахроматических портретах чекистов, выделяя при этом значимые детали яркими красками (красный занавес, на фоне которого стоит Срубов; голубые глаза Яна Пепла). Чекист Ян Пепел «в черной кожаной тужурке, в черных кожаных брюках, в черном широком обруче ремня, в черных высоких начищенных сапогах, выбритый, причесанный, посмотрел на Срубова упрямыми, холодными голубыми глазами» [Там же, с. 58]. «Срубов быстро, упругими широкими шагами вышел на подмостки сцены. Высокий, в черной коже брюк и куртки, чернобородый, черноволосый, с револьвером на боку, на красном фоне занавеса, он стал как отлитый из чугуна» [Зазубрин, 1990, с.71].
Красный цвет в повести - это не только символ революции, цвет пятиконечной звезды и революционного знамени, но и цвет крови жертв «красного террора». Работа чекистов в сознании главного героя представляется механическим заводом по уничтожению врагов революции. «Видит Срубов во сне огромную машину. Много людей на ней. <...> Вращаются диски в кровавой массе. <...> Сырое красное тесто валится под колеса, втаптывается в землю. Чекисты не отходят от ножей. Автоматические диски-ножи не поспевают резать. <...> И валится, валится под машину красное тесто» [Зазубрин, 1990, с. 66]. В снах и болезненных видениях главного героя, в «откровениях» о Революции красный цвет доминирует. «А потом, когда ночь, измученная красной бессонницей, с красными воспаленными глазами, задрожала предутренней дрожью, кровавые волны реки зажглись ослепительным светом. Красная кровь вспыхнула сверкающей огненной лавой» [Там же, с. 48].
Если белый цвет в сознании главного героя антагонистичен красному, то серый цвет, наоборот, синонимичен. Серый цвет присутствует в описаниях будничной работы чекистов: происходит буквальная реализация метафоры «серые будни»: «На серых стенах серый пот. В углах белые ажурные кружева мерзлоты. <...> Серые деревянные квадратики паркета. <...> Отсчитал шестьдесят семь серых, сбился. <...> На полу серые, на стенах белые - вывески отделов. <...> Двое в серых шинелях ловко надевали трупам на ноги петли, отволакивали их в темный загиб подвала» [Там же, с. 34-41]. «Вообще же служба в Чека красно-серое, серо-красное. Красный и Белый, Белый и Красный. И бесконечная путаница паутины - третий год» [Там же, с. 77].
Красный и серый цвета - непременные атрибуты Революции, которую Срубов представляет в образе русской широкозадой беременной бабы [Там же, с. 51]. «Срубов видел Ее каждый день в лохмотьях двух цветов - красных и серых. И Срубов думал. Для воспитанных на лживом пафосе буржуазных резолюций - Она красная и в красном. Нет. Одним красным Ее не охарактеризуешь. Огонь восстаний, кровь жертв, призыв к борьбе - красный цвет. Соленый пот рабочих будней, голод, нищета, призыв к труду - серый цвет. Она красно-серая. И наше Красное Знамя -ошибка, неточность, недоговоренность, самообольщение. К нему должна быть пришита серая полоса. Или, может быть, его все надо сделать серым. И на сером красную звезду. Пусть не обманывается никто, не создает себе иллюзий» [Зазубрин, 1990, с. 64].
Главный герой служит Революции по-рыцарски преданно и самоотверженно, являясь в то же время «самым обыкновенным человеком с большими черными человечьими глазами. А глазам человечьим мало красного и серого, им нужно красок и света. Иначе затоскуют, потускнеют. У Срубова каждый день - красное, серое, серое, красное, красно-серое. Разве не серое и красное - обыски - разрытый нафталинный уют сундуков, спугнутая тишина чужих квартир, реквизиции, конфискации, аресты и испуганные перекошенные лица, грязные вереницы арестованных, слезы, просьбы, расстрелы - расколотые черепа, дымящиеся кучки мозгов, кровь» [Там же, с. 64].
Уставший от своей «тягчайшей работы» председатель Губчека устраивает своеобразный «праздник», вопреки серым будням, - и тогда в повести в первый и единственный раз появляется многоцветие. Оно возникает в сцене освобождения заключенных в 6 главе, где Срубов на правах главного в Губернской чрезвычайной комиссии отпускает заключенных по домам.
«- Через час вы будете освобождены.
Радостью огненной, сверкающей блеснули сто двенадцать пар глаз. <...> И Срубов захмелел от хмельного дыхания близкой весны, от хмельной звериной радости ста двенадцати человек. Расперли грудь большие, набухшие радостью огненные клубы слов. Рассыпались солнечным, слепящим дождем искр <...>, забегали колющими красными, синими, зелеными огоньками.
-Товарищи, Революция - не разверстка, не расстрелы, не Чека. <...> Революция - братство трудящихся» [Там же, с. 71].
Многоцветие символизирует жизнь, в то время как отсутствие цвета, ахроматизм, - разрушение и гибель. Показателен в этом смысле эпизод, где синий цвет «убивается» ахроматической гаммой (белый и черный цвета со всеми оттенками серого между ними): «<...> Высокая блондинка. Распущенными волосами прикрылась до колен. Глаза у нее синие. Брови густые, темные. Она совсем детским голосом и немного заикаясь:
- Если бы вы зн-знали, товарищи... жить, жить как хочется...
И синевой глубокой на всех льет. Чекисты не поднимают револьверы. У каждого глаза -угли. А от сердца к ногам ноющая, сладкая истома. <...> Стало тихо. <...> Запах крови, парного мяса будил в Срубове звериное, земляное. Схватить, сжать эту синеглазую. <...> Когтями, зубами впиться в нее. <...> А потому - решительно два шага вперед. Из кармана черный браунинг. И прямо между темных дуг бровей, в белый лоб никелированную пулю» [Там же, с. 47].
Синий цвет в повествовании сближается с ахроматическими цветами и становится символом смерти. «Из угла поручик Снежницкий показывал всем синий мертвый язык» [Там же, с. 37]. «На дворе в молоке тумана рядами горбились зябко-синие снежные сугробы. В синем снегу, лохмотьями налипшем на подоконники, лохмотьями свисавшем с крыш, посинели промерзшие белые трехэтажные многоглазые стены» [Там же, с. 48]. «Потом, когда выше бортов начали горбиться спины трупов, стынущие и синеющие, как горбы сугробов, тогда брезентом, серым, как туман, накрывали грузовик. <...> Глубоко увязая в синем снегу, <...> грузовик уходил за ворота» [Там же, с. 48-49].
Семантика желтого цвета в повести «Щепка» также негативна. Появившийся в 1 главе как цве-тообозначение полушубка коменданта («Комендант тоже надел полушубок. Только желтый») этот цвет усиливается к концу повести, подчеркивая безумие происходящего и, как следствие, душевную болезнь главного героя, его сумасшествие: «Желто-красный, клейкий, вонючий студень стоит под ногами» во время расстрела (1 глава); «слюной тягучей, кроваво-сине-желтой, теплой тянутся на веревках трупы» (2 глава); во время разговора Срубова с женой Валентиной «стекла домов стали серыми с желтым налетом» (4 глава); «желтые, жирные, голохво-стые крысы огрызали крепкими зубами, острыми красными язычками» вылизывали кровь расстрелянных (8 глава); Срубов на допросе у Каца: «Срубов худой, желтый, под глазами синие дуги. Кожаный костюм надет прямо на кости. Тела, мускулов нет. Дыхание прерывистое, хриплое. <...> Рвет Срубов бороду. Зубы стискивает. Глазами огненными, ненавидящими Каца хватает. <...>
- Понял ты, дрянь, что я кровью служил Революции, я все ей отдал, и теперь лимон выжатый» (11 глава).
«Желтый <...> связан с безумием, - пишет о негативной символике желтого цвета профессор Л.Н. Миронова. - Андрей Белый исследовал произведения Гоголя и нашел, что по мере усугубления душевной болезни писателя в его прозе нарастает количество цветовых образов, связанных с желтым и зеленым. <...> Поэты и прозаики конца XIX и начала XX в. <...> часто употребляют образы золота или желтого в негативных смыслах (грусть, отчаяние, грехопадение, болезнь)» [Миронова, 2003, с.75].
Желтый цвет также символизирует измену, предательство, обман. В европейской традиции Иуду, предавшего Христа, изображали в желтой одежде, во Франции желтый - знак обманутых мужей. «Обманутым мужем» в конце повести ощущает себя и Андрей Срубов. Лучшие годы жизни отдал он Революции, а Она, «любовница великая и жадная», его предала. «Все взяла - душу, кровь и силы. И нищего, обобранного отшвырнула. Ей, ненасытной, нравятся только молодые, здоровые, полнокровные. Лимон выжатый не нужен более» [Зазубрин, 1990, с. 87].
Таким образом, в цветовой символике «Щепки» отразилась двойственность восприятия революционной эпохи как героем повести Андреем Срубовым, так и самим автором. По мнению исследователя E.H. Проскуриной, именно неразрешенность конфликта двух мировоззрении - «прежнего, основанного на христианскои традиции, и нового, в основании которого лежит социалистическая система ценностей» [Проскурина, 2002, с. 159] - определила трагизм творческой и личной судьбы писателя Зазубрина.
Библиографический список
1. Бабайцев A.B. Политический символизм цвета // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2007. № 3. С. 56-62.
2. Зазубрин В.Я. Щепка. Повесть о Ней и о Ней // Зазубрин В.Я. Общежитие. Новосибирск: Кн. изд-во, 1990. С. 34-91.
3. Кандинский В.В. О духовном в искусстве. М.: Архимед, 1992 112 с.
4. Колесникова Р.И. Рукописи не горят// Повесть
B.Я. Зазубрина «Щепка» и ее судьба: материалы к изучению курса русской литературы XX века. Красноярск: СФУ, 2007. С. 64-71.
5. Литературное наследство Сибири (ЛНС) / ред. H.H. Яновский. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1972. Т. 2.
6. Миронова Л.Н. Цвет в изобразительном искусстве. Минск: Беларусь, 2003. 151 с.
7. Проскурина E.H. Конфликт двух миров в творческой судьбе В.Я. Зазубрина // Сибирь. Литература. Критика. Журналистика. Памяти Ю.С. Постнова. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2002. С. 159-174.
8. Румянцев В.Б. Литературная зазубрина. URL:
http://www.hrono.info/text/2003/rum_ zazub.html
9. Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983. 277 с.
10. Фоменко А. Наша Родина Революция? // Литературная Россия. 1989. 8 дек. (№ 49). C. 16-17.
11. Яновский H.H. Писатели Сибири: избр. ст. М.: Современник, 1988. 494 с.
12. Яранцев В.Н. Зазубрин. Человек, который написал «Щепку». Повесть-исследование из времен, не столь отдаленных. Новосибирск: РИЦ НПО Союза писателей России, 2012. 752 с.
https://cyberleninka.ru/article/n/simvolika-tsveta-v-povesti-v-ya-zazubrina-schepka