За холмами. Отзыв на фильм
Попробую, в преддверие Великого поста, прокомментировать историю, случившуюся тоже в преддверие Великого поста, но уже в Румынии, в 2005 году.
То, что фильм снят на основе реальных событий, имеет колоссальное поучительное значение для самых разных планов человеческого бытия. Наверное, Мунджу смог увидеть, что роман Татьяны Никулеску Бран, переработанный впоследствии в сценарий фильма, вместил в себя больше, чем неудачную историю экзорцизма в православном монастыре.
История Алины в монастыре разворачивается на фоне большого количества других историй, которым в фильме в силу ограничений самого кинематографического жанра, отведено места не больше, чем в виде намеков. Например, непереведенная в титрах надпись для экуменистов-модернистов-иноверов у входа в монастырь и оброненная монахиней фраза, что священник отказался от епархиальной зарплаты. Такие же полунамеки направляют ум зрителя исследовать хотя бы дедуктивно, уже после просмотра, историю монахини Пахомии, которая "скорее всего вернется к мужу, судя по тому, как она с ним разговаривает по телефону" и как на ее место "заступит" очередная приютская "выпускница", уверенная, что за место в монастыре придется платить деньги настоятелю. Историю приемных родителей Алины, которым надо, чтобы "кто-то работал", и которые непонятно каким образом распорядились деньгами Алины. Историю некоего Пфаффа, немца, порнографа и деторастлителя, который долгое время был связан с приютом, где выросли две главные героини. Историю самой Алины в Германии, укрытую режиссером в скупых фразах вроде "я там без тебя с ума сходила". Наконец, историю послушницы Войкицы, знавшей о приютском прошлом Алины гораздо больше, чем последняя смогла рассказать на исповеди, и благодаря которой произошел весь тот абсурдистский конфликт между Алиной и монахинями. Намек об этом режиссер оставил в виде малозначащей фразы Войкицы "Вы говорили о самоистязаниях...", когда Алина в фильме впервые вступила в схватку со всем монастырем. Поэтому фильм Мунджу больше напоминает видеотрейлер, так называемый тизер (от англ. tease - дразнить, приставать) к самому роману, потому что самое главное - из-за чего взбесилась Алина - в нем практически опущено. Зато это очень подробно раскрыто в книге и тогда все становится на свои места.
Можно сказать, что фильм в некотором роде чрезвычайно бессодержательный - для среднестатистического зрителя, который не заморочен темой восточно-европейского тоталитарного наследия в самой нищей стране еврозоны, не обеспокоен церковной апостасией и противостоянием православных модернистов и "фундаменталистов", вряд ли вникает в тонкости и особенности монашеского делания на уровне глубже, чем обычный краеведческий путеводитель.
Для меня же фильм стал хорошей иллюстрацией к тому, как люди на каждом шагу преступают запреты, и тем самым все сильнее натягивают невидимую пружину Промысла, могущего в один миг положить конец всем замыслам, остановить раскрутившийся пропеллер явного и прикровенного безумия (в виде отказа от ума), самомнения, своеволия.
Невероятной нитью случайностей и событий оказалась выткана на холмах кричаще жизненная история, отсвечивающая символами из сфер инобытия. Холмы стали Голгофой для Алины, чей крест оказался сооружен не иначе как из того, что бесы, которых священник и монахини изгоняли из себя и других страждущих (ведь в реальности это был некий местный центр экзорцизма) постом и молитвой, вернулись, нашли место выметенным и незанятым и привели с собой седмькрат больше и злее себя.
Поэтому я для себя сделал вывод, что единственное, в чем фильм и роман идут параллельно друг другу и не отставая - это в раскрытии действительного духовного состояния священника и его сестер. Несомненно, что за богатой канвой различных планов и историй, главная сюжетная линия - это жизнь монастыря как тех, кто дерзает называть себя Телом Христовым, сожителями Небесных ангелов, наследниками Вечного Царства. В этом смысле фильм исчерпывающим образом утверждает, что за всеми декорациями сугубо монашеского жития, за всеми современными попытками влить новое вино в старые, проеденные мириадами личных отступлений от Бога, мехи, даже за искренним стремлением "стояния в истине" тоскливо и мрачно возвышается правда о невыразимой духовной скудости и слепоте нынешних последователей христианства.
Вы, говорит режиссер, переродились и встали на сторону своего врага, в большей или меньшей степени, и нет в вас Благодати. Все ваши беды, дополняет ему словами отцов Добротолюбие, от того, что не знаете "своей степени и своего чина". Невозможно сначала заниматься спортом и работать на электростанции в посттоталитарной Румынии, а затем всего за несколько лет стать равным апостолу. Что-то от земной жизни, не до конца отряхнутое от ног, незаметно пересилит в момент чрезвычайного испытания, и тогда изгнание злого духа легко рискует перерасти, по своей азартности и готовности пойти ва-банк, в матч по карате, с изуверским выворачиванием рук и лишением пищи.
Смерть Алины в фильме (и Ирины - в реальности) - это и диагноз и сбывшееся на глазах зрителя пророчество о судьбе духовных недорослей, берущих на себя ношу явно больше своей духовной грузоподъемности, и одновременно о тех, кто пока еще удержан землей и всего лишь примазался к православию, будь он хоть простым послушником, хоть архиереем.