Возвращенцы. Олена Степовая
Возвращенцы. Жуткое слово. Новое. Рожденное войной. Оно так же многогранно, как и все, что связано с нею. Война. Все понимают, что идет именно она, а признать почему-то никто не хочет. Говорят, так надо из политических соображений. Мы, прожившие ее, кто в зоне оккупации, кто в зоне обстрелов, кто в зоне разрухи, кто в зоне волонтерства, кто в зоне расставания, говорим, как чувствуем, без политики и соображений толерантности - война.
Первый раз слово возращенцы появилось в конце августа, начале сентября 2014 года, когда из гуманитарных лагерей, расположенных на территории России, из Крыма, да и Украины в город потянулись «беженцы». «Беженцы» пишу в кавычках. Я могла бы так назвать людей, бегущих из-под обстрелов, потерявших крышу над головой, но назвать людей, убежавших из дома по причине страха быть проданными на органы, настоящими беженцами, я не могу. Из нашего города много таких бежало. Убегая, они оставляли за собой шлейф ими же придуманной лжи, которую по возвращению они даже не могли вспомнить, своих животных, дома, родителей. Возвращаясь, многие хвастались трофеями «выплаканными» у сердобольных волонтеров да беспечно прожитым за чужой счет летом.
Наших «беженцев» сначала очень жалели, а потом очень боялись гуковчане, ростовчане и новочеркассцы. Так как, чуть залив свое беженецкое горе или прополоскав страх в оковитой, наши поднимали, как у нас говорят «на попа» не только гуманитарные лагеря, а целые жилые кварталы, приставая к непонимающим ситуации россиянам с традиционным вопросом «ты, что, сука, беженца, ик, не уважаешь, да нас правый сектор на органы продавал, а ты, мать твою…». И для убедительности слов, зачастую, убеждали собеседника кулаком.
Когда же Россия, укоренившись на охваченной заботой территории, а так же устав от гуманитарной миссии, решила закрыть лагеря, то, «беженцы» вернулись домой, и были окрещены народом «возвращенцами». Их почему-то невзлюбили все. И те, кто за ЛНР, и те, кто за Украину.
Вернулись в город не все. Кто-то действительно нашел свое счастье в России и действительно рад происшедшим в его судьбе переменам. Таких не много, но есть. Кто-то…
Внук моей соседки, 19 летний нигде не работающий пацан, просто решил, чтобы не сидеть на шее у бабки, пожить в гуманитарном лагере, обустроенном под Новочеркасском. Работы в городе он найти не мог, на шахты брали только с условием вступления в ополчение, вот он и решил, что таким образом и продуктов родным подбросит, и от призыва в армию ЛНР откосит. Но, судьба распорядилась иначе. Последний его звонок был «нас сажают в вертолет и куда-то везут». Через две недели он позвонил из Красноярска, а в ноябре, пришел домой, раненный, худой и контуженный, без документов. Оказалось, что в Красноярске его быстро и не совсем понятно как, мобилизовали и отправили воевать в Украину. В первом же бою их, необстрелянных, разбили где-то в Донецкой области (может аэропорт, может еще где) и он дезертировал. Как добирался домой, целая история, написанная, наверное, его ангелами, молитвами бабушки и добрыми людьми, которые еще живут на этой земле.
-Нас сажают в вертолет, представляешь, в персональный, Путин прислал,- были последними словами из гуманитарного лагеря моей знакомой, бывшей работницы шахты «Красный Партизан» Наташи, которая восторженно звонила своему мужу, поднимаясь на борт.
Не сказав ни слова близким, забрав шестилетнего сына, она, уехала в гуманитарный лагерь. Вернувшийся со смены муж был шокирован не найдя дома жены и сына. Где Наташа и Егор не знал никто. Только через три дня она сообщила, что находится в лагере для беженцев. Удивительно, но в то время на границе не спрашивали документы на провоз детей. Достаточно было сказать «мы в гуманитарный лагерь, беженцы от хунты» и пропускали всех и без каких-либо документов. Так в Россию попали не только беженцы, но и люди без паспортов, беглые зеки, дети, оставшиеся сиротами и вывозимые знакомыми и незнакомыми людьми. Контроля со стороны России особого не было.
Дозвонившись к Наталье, муж услышал «ты эгоист, я спасала сына от хунты».
-Знаешь, сколько детей на органы продали, - истерила в телефон Наталья,- мне знакомая из Крыма рассказывала. Я спасаю сына! А вдруг в нас бомба попадет или расстреляют, или правосеки захватят, - рыдала она, - а ты мне претензии, эгоист.
-Скажи, - спросил ее Антон, - а если в меня попадет бомба, если меня расстреляют или на органы? Я думал, что если спасаться, то вместе…
На следующий день после разговора, восторженная Наталья звонила, чтобы похвастаться, что за ними прислали вертолет, и их везут в Крым, где их ждет дом, выделенный на берегу моря правительством России:
-Ну, что, кто был прав, а, - хохотала Наташа в трубку,- я не прогадала, я всегда выгоду заранее вижу и просчитываю, вот, я теперь богатая, дом в Крыму, это не твоя трешка на Партизане…
…Через две недели она позвонила из Иркутска. Она, теплолюбивая, пересиживающая холодные, степные зимы в Турции или Египте (Антон бригадир проходчиков и зарабатывал прилично, что позволяло ездить жене заграницу два-три раза в год) без теплых вещей для себя и ребенка жила в общежитии Иркутска. С туалетом и душем на этаже, где проживали ещё десять семей. Она просила ее забрать. Писала письма Путину, называя это «недоразумением», требовала от уполномоченного по правам человека вмешаться в «кидок» с домом в Крыму и…обвиняла Антона в том, что он не удержал ее от такого поступка.
Наташа до сих пор в Иркутске. Ждет, когда ее мама-пенсионер, насобирает деньги на билет домой. Но и возвращаться боится. Антон подал на развод и на лишение ее родительских прав…
А сколько вернулось в разворованные соседями дома?
Война шла на всех фронтах и не щадила никого, кто дал слабину. Идти по войне, все равно, что по минному полю. Один неверный шаг и…
Сейчас в город потянулись другие возвращенцы. Они возвращаются на свои рабочие места или места жительства. Они молчаливы, сторонятся бывших друзей и коллег и, удивительно, но не хвастаются своими шрамами и боевыми подвигами. Это бывшие ополченцы, солдаты казачьих армий, батальонов ЛНР\ДНР, «защитники» и «строители» нового государства.
Очень странно, но они молчат. Не отвечают на колкие замечания коллег и соседей «за что воевали», «что, на новороссились», «по-новороссили и бросили», «что, деды, отвоевали».
Кто-то из них идет на старое рабочее место в шахту, дорабатывать шахтный стаж, так как чуть-чуть не хватает, чтобы получать шахтерскую пенсию, и «если бы ни эта дурацкая война, уже давно бы получал своё». Кто-то просто вернулся домой, оформил пенсию в Украине и ведет тихую, размеренную жизнь, получая видимое удовольствие от повседневных домашних дел. Кто-то, оставшись без работы, судорожно ищет новую, тщательно скрывая причины полугодового перерыва в работе.
Интереснее всего наблюдать, как бывшие ополченцы, а теперь работники шахты «Красный Партизан» опустив глаза, стараются быстро прошмыгнуть мимо надписи «Бандера был прав», написанной на стене шахтного копра куском угля. Ии как они нервно курят в ожидании автобуса, повернувшись спиной к остановке поселка ш. 63, где большими буквами выведено «Путин ху@ло» и «Пошли вы нах со своей Новопидорасией».
Сейчас в городах, оставшихся в глубокой оккупации активнее всего, выступая в поддержку Новороссии, ведут себя…пользователи соцсети «Одноклассники» никогда не принимающие участия в боевых действиях. Они, не выходя из квартир, живя в своем иллюзорном мире, заявляют, что знают всё о мире настоящем, обвиняя, направляя, проклиная, сталкивая лбами, навешивая ярлыки, навязывая свое мнение.
Пользователи соцсетей называют солдат- возвращенцев предателями, мол, бросили защиту отечества и Путина, не помогают ему, а он, бедный, так для нас старается.
Наша поселковая тетя Оля-рашатв, тоже не смогла промолчать и устроила в магазине публичную порку возвращенцу Сашке. Он, стоя в сторонке, видимо после смены, так как на его лице появились знаки отличия шахтеров, темные, антрацитовые круги под газами, пил пиво.
У тети Оли сейчас золотая пора. Ее сын занимается извозом. Возит пенсионеров в Марковку и Сватово оформлять пенсии. Так для нее война, мать родна. Золотое дно. Проезд с человека 350 грн. плюс справка о «проживании переселенца» от 600 до 2000 грн. (в зависимости, какая пенсия). А тут стали поговаривать, что война заканчивается, и весной наши измученные земли, снова озарят небесно-солнечные флаги. Вот она и взъелась:
-Чего стоишь, пиво тянешь, что, решил яйца прополоскать, - завелась она на весь магазин, - боишься, что пока воюешь, Светка хахаля найдет, так мы присмотрим. Ишь, сопит. Иди, воюй. А деньги на пиво у хунты получил, да? Эх вы Путина предали, бежите, а кто воевать будет, - не унималась она,- хотите, чтобы нас на органы продали? Вот я слышала…
Сашка медленно поставил бутылку на прилавок. Посетители прижухли. Тетю Олю никто не поддержал в её монологе. Редкие покупатели сделали вид, что они не слышат и их это не касается.
-Я тебе, тварь, лично автомат в руки вложу, и сынку твоему, барыге, - Сашка, наклонившись, фактически шипел, брызгая слюной в лицо побледневшей тети Оли,- любишь Путина, иди, падла, воюй, защищай свои органы, б…ть! Только п…ть умеете!
И громко хлопнув дверью, вышел из магазина, оставив на прилавке сигареты и недопитое пиво.
Посетители, зная тетю Олю, ее сына и их расценки «оформить пенсию» победоносно улыбались.
-Ой, Олю, бежать тоби трэба, - сказала Любка, - бежать. Бо забэруть в ополчение. У них там недобор страшный. Теперь даже баб бэруть.
Тетя Оля пятилась из магазина:
-Так я что, я ж для всех стараюсь, для общего дела, чего они дезертируют. Эх, вы, хоть бы поддержали.
-Так чего поддерживать, - вставила свое слово Любка, - поддерживают тока штаны, когда падают. А тебе Оля, бежаааать. Ты ж сама всех возила в Укропию, як ты её называешь, за пенсиею. Ото люди посмотрели, яка там жисть и назад хотят. То, Оля, или автомат у руки или бежи.
Две недели, как тети Оли на поселке не видно…
А люди в городе говорят о мире или перемирии. Каждый о своем. Те, кто еще верит в Новороссию, говорят о её триумфе и победе над Украиной. Те, кто разочаровался, помалкивают, понимают, наговорили целую войну. Те, кто ждет Украину, ждут и верят в справедливость. Город, каждый дом, человек, семья, родные, соседи, улицы разделены четкой и видимой линией. Война установила свои границы. В сердцах, душах, вере, надежде. Каждый ждет своего.
Я писала, что война здесь, в зоне, у каждого своя. Получается, что мир, перемирие и надежды тоже у каждого свои. Как победы и поражения.
Автор: Олена Степова
Первый раз слово возращенцы появилось в конце августа, начале сентября 2014 года, когда из гуманитарных лагерей, расположенных на территории России, из Крыма, да и Украины в город потянулись «беженцы». «Беженцы» пишу в кавычках. Я могла бы так назвать людей, бегущих из-под обстрелов, потерявших крышу над головой, но назвать людей, убежавших из дома по причине страха быть проданными на органы, настоящими беженцами, я не могу. Из нашего города много таких бежало. Убегая, они оставляли за собой шлейф ими же придуманной лжи, которую по возвращению они даже не могли вспомнить, своих животных, дома, родителей. Возвращаясь, многие хвастались трофеями «выплаканными» у сердобольных волонтеров да беспечно прожитым за чужой счет летом.
Наших «беженцев» сначала очень жалели, а потом очень боялись гуковчане, ростовчане и новочеркассцы. Так как, чуть залив свое беженецкое горе или прополоскав страх в оковитой, наши поднимали, как у нас говорят «на попа» не только гуманитарные лагеря, а целые жилые кварталы, приставая к непонимающим ситуации россиянам с традиционным вопросом «ты, что, сука, беженца, ик, не уважаешь, да нас правый сектор на органы продавал, а ты, мать твою…». И для убедительности слов, зачастую, убеждали собеседника кулаком.
Когда же Россия, укоренившись на охваченной заботой территории, а так же устав от гуманитарной миссии, решила закрыть лагеря, то, «беженцы» вернулись домой, и были окрещены народом «возвращенцами». Их почему-то невзлюбили все. И те, кто за ЛНР, и те, кто за Украину.
Вернулись в город не все. Кто-то действительно нашел свое счастье в России и действительно рад происшедшим в его судьбе переменам. Таких не много, но есть. Кто-то…
Внук моей соседки, 19 летний нигде не работающий пацан, просто решил, чтобы не сидеть на шее у бабки, пожить в гуманитарном лагере, обустроенном под Новочеркасском. Работы в городе он найти не мог, на шахты брали только с условием вступления в ополчение, вот он и решил, что таким образом и продуктов родным подбросит, и от призыва в армию ЛНР откосит. Но, судьба распорядилась иначе. Последний его звонок был «нас сажают в вертолет и куда-то везут». Через две недели он позвонил из Красноярска, а в ноябре, пришел домой, раненный, худой и контуженный, без документов. Оказалось, что в Красноярске его быстро и не совсем понятно как, мобилизовали и отправили воевать в Украину. В первом же бою их, необстрелянных, разбили где-то в Донецкой области (может аэропорт, может еще где) и он дезертировал. Как добирался домой, целая история, написанная, наверное, его ангелами, молитвами бабушки и добрыми людьми, которые еще живут на этой земле.
-Нас сажают в вертолет, представляешь, в персональный, Путин прислал,- были последними словами из гуманитарного лагеря моей знакомой, бывшей работницы шахты «Красный Партизан» Наташи, которая восторженно звонила своему мужу, поднимаясь на борт.
Не сказав ни слова близким, забрав шестилетнего сына, она, уехала в гуманитарный лагерь. Вернувшийся со смены муж был шокирован не найдя дома жены и сына. Где Наташа и Егор не знал никто. Только через три дня она сообщила, что находится в лагере для беженцев. Удивительно, но в то время на границе не спрашивали документы на провоз детей. Достаточно было сказать «мы в гуманитарный лагерь, беженцы от хунты» и пропускали всех и без каких-либо документов. Так в Россию попали не только беженцы, но и люди без паспортов, беглые зеки, дети, оставшиеся сиротами и вывозимые знакомыми и незнакомыми людьми. Контроля со стороны России особого не было.
Дозвонившись к Наталье, муж услышал «ты эгоист, я спасала сына от хунты».
-Знаешь, сколько детей на органы продали, - истерила в телефон Наталья,- мне знакомая из Крыма рассказывала. Я спасаю сына! А вдруг в нас бомба попадет или расстреляют, или правосеки захватят, - рыдала она, - а ты мне претензии, эгоист.
-Скажи, - спросил ее Антон, - а если в меня попадет бомба, если меня расстреляют или на органы? Я думал, что если спасаться, то вместе…
На следующий день после разговора, восторженная Наталья звонила, чтобы похвастаться, что за ними прислали вертолет, и их везут в Крым, где их ждет дом, выделенный на берегу моря правительством России:
-Ну, что, кто был прав, а, - хохотала Наташа в трубку,- я не прогадала, я всегда выгоду заранее вижу и просчитываю, вот, я теперь богатая, дом в Крыму, это не твоя трешка на Партизане…
…Через две недели она позвонила из Иркутска. Она, теплолюбивая, пересиживающая холодные, степные зимы в Турции или Египте (Антон бригадир проходчиков и зарабатывал прилично, что позволяло ездить жене заграницу два-три раза в год) без теплых вещей для себя и ребенка жила в общежитии Иркутска. С туалетом и душем на этаже, где проживали ещё десять семей. Она просила ее забрать. Писала письма Путину, называя это «недоразумением», требовала от уполномоченного по правам человека вмешаться в «кидок» с домом в Крыму и…обвиняла Антона в том, что он не удержал ее от такого поступка.
Наташа до сих пор в Иркутске. Ждет, когда ее мама-пенсионер, насобирает деньги на билет домой. Но и возвращаться боится. Антон подал на развод и на лишение ее родительских прав…
А сколько вернулось в разворованные соседями дома?
Война шла на всех фронтах и не щадила никого, кто дал слабину. Идти по войне, все равно, что по минному полю. Один неверный шаг и…
Сейчас в город потянулись другие возвращенцы. Они возвращаются на свои рабочие места или места жительства. Они молчаливы, сторонятся бывших друзей и коллег и, удивительно, но не хвастаются своими шрамами и боевыми подвигами. Это бывшие ополченцы, солдаты казачьих армий, батальонов ЛНР\ДНР, «защитники» и «строители» нового государства.
Очень странно, но они молчат. Не отвечают на колкие замечания коллег и соседей «за что воевали», «что, на новороссились», «по-новороссили и бросили», «что, деды, отвоевали».
Кто-то из них идет на старое рабочее место в шахту, дорабатывать шахтный стаж, так как чуть-чуть не хватает, чтобы получать шахтерскую пенсию, и «если бы ни эта дурацкая война, уже давно бы получал своё». Кто-то просто вернулся домой, оформил пенсию в Украине и ведет тихую, размеренную жизнь, получая видимое удовольствие от повседневных домашних дел. Кто-то, оставшись без работы, судорожно ищет новую, тщательно скрывая причины полугодового перерыва в работе.
Интереснее всего наблюдать, как бывшие ополченцы, а теперь работники шахты «Красный Партизан» опустив глаза, стараются быстро прошмыгнуть мимо надписи «Бандера был прав», написанной на стене шахтного копра куском угля. Ии как они нервно курят в ожидании автобуса, повернувшись спиной к остановке поселка ш. 63, где большими буквами выведено «Путин ху@ло» и «Пошли вы нах со своей Новопидорасией».
Сейчас в городах, оставшихся в глубокой оккупации активнее всего, выступая в поддержку Новороссии, ведут себя…пользователи соцсети «Одноклассники» никогда не принимающие участия в боевых действиях. Они, не выходя из квартир, живя в своем иллюзорном мире, заявляют, что знают всё о мире настоящем, обвиняя, направляя, проклиная, сталкивая лбами, навешивая ярлыки, навязывая свое мнение.
Пользователи соцсетей называют солдат- возвращенцев предателями, мол, бросили защиту отечества и Путина, не помогают ему, а он, бедный, так для нас старается.
Наша поселковая тетя Оля-рашатв, тоже не смогла промолчать и устроила в магазине публичную порку возвращенцу Сашке. Он, стоя в сторонке, видимо после смены, так как на его лице появились знаки отличия шахтеров, темные, антрацитовые круги под газами, пил пиво.
У тети Оли сейчас золотая пора. Ее сын занимается извозом. Возит пенсионеров в Марковку и Сватово оформлять пенсии. Так для нее война, мать родна. Золотое дно. Проезд с человека 350 грн. плюс справка о «проживании переселенца» от 600 до 2000 грн. (в зависимости, какая пенсия). А тут стали поговаривать, что война заканчивается, и весной наши измученные земли, снова озарят небесно-солнечные флаги. Вот она и взъелась:
-Чего стоишь, пиво тянешь, что, решил яйца прополоскать, - завелась она на весь магазин, - боишься, что пока воюешь, Светка хахаля найдет, так мы присмотрим. Ишь, сопит. Иди, воюй. А деньги на пиво у хунты получил, да? Эх вы Путина предали, бежите, а кто воевать будет, - не унималась она,- хотите, чтобы нас на органы продали? Вот я слышала…
Сашка медленно поставил бутылку на прилавок. Посетители прижухли. Тетю Олю никто не поддержал в её монологе. Редкие покупатели сделали вид, что они не слышат и их это не касается.
-Я тебе, тварь, лично автомат в руки вложу, и сынку твоему, барыге, - Сашка, наклонившись, фактически шипел, брызгая слюной в лицо побледневшей тети Оли,- любишь Путина, иди, падла, воюй, защищай свои органы, б…ть! Только п…ть умеете!
И громко хлопнув дверью, вышел из магазина, оставив на прилавке сигареты и недопитое пиво.
Посетители, зная тетю Олю, ее сына и их расценки «оформить пенсию» победоносно улыбались.
-Ой, Олю, бежать тоби трэба, - сказала Любка, - бежать. Бо забэруть в ополчение. У них там недобор страшный. Теперь даже баб бэруть.
Тетя Оля пятилась из магазина:
-Так я что, я ж для всех стараюсь, для общего дела, чего они дезертируют. Эх, вы, хоть бы поддержали.
-Так чего поддерживать, - вставила свое слово Любка, - поддерживают тока штаны, когда падают. А тебе Оля, бежаааать. Ты ж сама всех возила в Укропию, як ты её называешь, за пенсиею. Ото люди посмотрели, яка там жисть и назад хотят. То, Оля, или автомат у руки или бежи.
Две недели, как тети Оли на поселке не видно…
А люди в городе говорят о мире или перемирии. Каждый о своем. Те, кто еще верит в Новороссию, говорят о её триумфе и победе над Украиной. Те, кто разочаровался, помалкивают, понимают, наговорили целую войну. Те, кто ждет Украину, ждут и верят в справедливость. Город, каждый дом, человек, семья, родные, соседи, улицы разделены четкой и видимой линией. Война установила свои границы. В сердцах, душах, вере, надежде. Каждый ждет своего.
Я писала, что война здесь, в зоне, у каждого своя. Получается, что мир, перемирие и надежды тоже у каждого свои. Как победы и поражения.
Автор: Олена Степова