"Нет больше той любви, ...." Ин. 15:13
Война - одно из самых страшных и беспощадных испытаний которое только может выпасть на долю человеку. Как влияет война на людей я знаю не по наслышке. Афганская... Чеченская... Чеченскую прошел один из моих хороших знакомых. Он остался жив. Вернулся физически целым и здоровым. Но как его душа исковеркана этой войной знают лишь совсем немногие. Черный след этой войны, оставленный ему на память, останется у него навсегда.
Внешне выглядит все как и прежде. Тот же парень, каким его все и помнят. Но иногда, очень-очень редко, но случаются, по не зависищам от нас причинам, моменты в жизни, когда вырывается наружу то, что он хотел бы забыть и не вспоминать никогда, и даже не знать что это было. То что похоронено в самых-самых далеких уголках памяти, сознания и подсознания. И в эти редкие минуты, вся боль и отчаяние этой ноши, обдает редких свидетелей со всей отчаянной беспощадностью откровения, которое ужасает не меньше чем ее причина. И видеть это больно. ...Очень больно. ....
Война, как и любое другое экстремальное событие, безжалостно и беспощадно обнажает людей, сдирая с каждого, кто попал в ее водоворот, всю наносную шелуху обмана, лжи и притворства, присущих всем сторонам обыденной жизни: быта, работы, любви, отношений.... Жизни сытой, богатой, безопасной... ...И все становится предельно четким и ясным. Каждый становятся тем кто он есть на самом деле ...по жизни. ...
Ниже следующий текст, мною дается без каких либо комментариев с моей стороны и каких бы то ни было оценок, применительно к описываемым событиям и фактам. (все комменты на пост будут скринится.)
Vitash
----------------------------------------------------
Из почты НОМП - ПБ. ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ. 1.
3 Июн, 2011 at 5:57 PM
Первоисточник: href="http://ekishev-yuri.livejournal.com/218439.html>
Начинаем публикацию книги одного из наших соратников, написанной еще в 2005 году. С тех пор ее еще никто не решился напечатать. Она им составлена из записок и воспоминаний разных людей, которых породнила одна война.
ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ
…Воюют всегда и везде.
Перемирия никогда нигде нет и не будет.
Война идёт постоянно.
В. Суворов «Аквариум»
ПРЕДИСЛОВИЕ
Миром всегда правили бандиты и убийцы. На Олимпе власти во все времена восседали преступники. Ибо удержаться там можно только насилием - тайным или явным. Ни один добрый царь долго не держался, ведь подданные - в большинстве своём всегда мелкие, злобные, завистливые и примитивные существа. Плохих людей всегда больше, чем хороших, как и в жизни всегда больше плохого. Иначе не дорвался бы до власти Ленин со своей масонско-большевистской бандой. Иначе не было бы Петра Великого. Чем кровожаднее правитель, тем дольше он восседает на троне - истина, подтверждённая историей.
Власть - возможность распоряжаться богатствами и мерой их ценности - деньгами. А государственная власть - это право её представителей распоряжаться богатствами общими. Власть - это деньги.
Деньги позволяют многое. Поэтому мы всегда стремимся заиметь их больше, - мошенничеством или силой, - подобно дерущимся за кусок мяса зверям. Но когда добычи достаточно на всех претендентов, а сами они примерно равны по силе, выгоднее обойтись делёжкой.
Война - конфликт, возникающий при дележе территорий, энергоносителей или иных ценностей. Главная причина любой войны во все времена - жирный кусок, который некто хочет заглотить в одиночку, или который слишком мал, чтобы его хватило на всех желающих. Война - драка за власть.
Но распоряжаться богатствами, или умирать за них - разные вещи. Тут человек разумный идёт другим путём, предоставляя за вожделенное драться другим - дурача их, или подкупая. Первые - патриоты или подневольные рекруты, вторые - наёмники, в большинстве своём не питающие никаких иллюзий. И те, и другие служат лишь ступенями, половицами, прахом, ступая по которым, прошествуют к кормушкам и благоденствию избранные.
Здесь - слово тем, кто послужил такими ступенями в очередной кровавой бойне на пути сильных мира сего к ещё большей власти. Слово тем, кто у последней черты избавился от вдолбленных иллюзий. Осознал, что он - лишь раб в мире лагерей, обнесённых колючкой законов. Осознал, что, по прихоти козлоподобного владыки, поделившего мир на зоны, именуемые государствами, он сражается со столь же слепыми невольниками другого лагеря.
Чтобы понять в каком мире находишься, надо видеть дальше, чем спины солагерников. Чтобы прозреть, надо подняться над рабской покорностью. Преодолеть страх высоты.
Авторы повествований о беспределе, названном Чеченской войной, избавились от привычки к наивной вере в иллюзии, выбрались из зловонного зиндана всеобщей трусости и повиновения. Стали свободны, ибо научились смотреть смерти в лицо.
Взгляните и вы в её лицо. .... Лицо Войны....
Из почты НОМП - ПБ. ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ. 8.
14 Июн, 2011 at 2:38 PM
Первоисточник: http://ekishev-yuri.livejournal.com/226042.html
Игорь Мариукин.
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА
...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдём прочёсывать кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа...
Мероприятие длилось без приключений уже час, когда из подвального окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно ощериваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука, обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите. Или, может, зайдёте ко мне?"
Ожидая подвоха и, наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в уже "освобождённом" Грозном, мы не спешим вниз.
Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять, - вчера вечером, похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще, - офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде, присутствия духа нам не добавляет.
На третий день своей военной жизни, Прокопенко нажрался по-взрослому. Ходил, целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает, что сдохнет тут. Накаркал в итоге...
Из подъезда раздаётся шаркающий стук и, на свет божий, выбирается старик неопределённого возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто выцветшего, сиреневого цвета, один ботинок подвязан верёвкой. Старик опирается на самодельный костыль, во второй руке - полотняный мешок. Глаза у старика живые и глубокие, - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, потешный, шерстяной чёрный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к старику.
"Тише, тише Черныш, это же наши" - шепелявит старик.
Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать.
- А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно...
Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса", старик неловко пытается её открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю, наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с собой, сынки, заберите меня".
М-да, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что Прокопенко и наш прапор Кузьмич, молча поднимают его на руках и сажают на броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к кунгам. Пушистый комочек Черныш, со всех ног бежит за бронёй и заливисто лает.
Проехав метров сорок, БМП останавливается, с брони прыгает солдат, хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом.
Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились поближе c нашим "найдёнышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке, Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской войны, Великой Отечественной Войны, награждённым орденом Боевого Красного Знамени, двумя Красными Звёздами и множеством медалей, инструктором корейских лётчиков и участником событий, начала 50-х, в Корее.
Накормленный тушёнкой, старик доставал из своего мешочка помятые фотографии, наградные книжки, ордена, погоны, с двумя голубыми полосами и двумя звёздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе.
С пожелтевших фотографий, на нас смотрел улыбчивый, симпатичный, светловолосый капитан, на фоне старых советских самолётов и ангаров с иероглифами, то один, то с группой корейцев в кожаных шлемах.
Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир, с чьими-то победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете "Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой, в доску свой старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой.
Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дёрнул грамм сто спирта и, жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские, горят за милую душу, что твои дрова, плёвые у американцев лётчики были, мы им давали жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всё равно - русский лётчик и солдат, - самый-самый. Да, вот и небо тогда, в войну, было голубое-голубое, а сейчас нет того цвета, серое всё какое-то, давно я чистого неба не видел, а здесь так и вообще..."
Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед Саня на фоне какого-то венского, красивого строения, стоит в неизменном кожаном шлеме...
А дальше был неудачный полёт, в конце 50-х, катапультирование, повреждённый позвоночник, комиссовали его и подполковник Миронов остался в Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете, по-моему). С 70-го года, - окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь, до начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с детьми тоже. Остался дед Саня один, в двухкомнатной квартире, из которой, чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку, полтора года тому назад (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре прошлого года, чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня, поломал ногу, срослась неправильно, с грехом пополам, с тех пор не расстается с костылём.
Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были соседки по подвалу, - бабушка Михайловна с дочерью, - иногда выбирались они за едой, один раз ушли и не вернулись.
Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до сих пор и ел её, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом Чернышом, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего хозяина, находил мёртвых птиц и приносил старику, один раз приволок человеческую кисть оторванную...
Недалеко, напротив его убежища, жили "чёрные, но не чечены"(возможно арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских...
"Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют молотком почём зря, а потом, как курице, горло режут, а живых лицом в эту кровь тычут, вроде, чтоб пили".
Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын, вроде в Ленинграде, но, три года, ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому.
Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в трёхстах от нас, раз в день, кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в два-три дня, он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта. Неизменный спутник его, Черныш, всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам, позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени, пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две.
В тот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим "Алёнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти дальше по улице, у входа в пятиэтажку, стояло несколько человек наших соседей-ОМОНовцев.
Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, наш дед Саня, лежал, странно улыбаясь чему-то своему, глядя вверх спокойным немигающим взглядом, - голубым-голубым, как небо его молодости.
НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ...
Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву, - мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял.
В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация не была редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя, на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего, - рыжеволосый, веснушчатый, нескладный детина, лет двадцати двух - двадцати трёх, с простецкой улыбкой и "окающим" говорком.
Сразу подошёл к нам, без вступления, всем начал пожимать руки, попутно начав свой монолог: "Доброго дня славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдёшь, в Самару ездил, - никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнёры нужны? Деревня-то у нас, теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки, на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет назад забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже, как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите "Сомом", а не рыжим, так как меня ребята в школе "рыжим" звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут..." И так: - бу-бу-бу, всё подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.
Мы немного опешили от такой "презентации", и как-то даже смутились, - даже наши остроязыкие Санька и Андрюха "Твиксы", вечно встречающие новичков подколками, и то - просто переглянулись и молча пожали ему руку.
Первый же день его пребывания среди нас, был отмечен происшествием, - пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении, - чтоб так, в первый день... Под вечер Санька появился, принёс вещмешок, набитый карамельками. "Голубок", по-моему. килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привёз с собой. Конфеты те, - это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, ещё при социализме, - сказать, что они были твёрдыми, - это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемёта, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, "со знакомством вас", - как он говорил.
Твёрдые-твёрдые, а за день слопали мы их, - солдатские зубы крепче всякой брони.
Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы, разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и, некоторое время, носил всё это богатство с собой, - кроме глобуса, который мы приспособили, - да простят нас педагоги, - под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель нашей Земли прожила недолго: при второй игре, импровизированный мячик разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы), победили десантуру cо счётом 10:6, ещё долго оставался предметом обсуждения.
"Ассортимент" найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский разговорник, потому как Саня, с энтузиазмом, взялся за освоение иностранного. Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он, довольно громко повторял фразы, 90 % которых составляли две: "Комо пермиссио сеньора" и "Ста бьен, грациас". И так - по сто раз на дню, в течение недели.
Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довёл до ручки не только нас, но и нашу овчарку Дину, которая, дня через три, только завидев, как Саня берёт в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под бэтэр, при всём том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала. Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель подальше и наш полиглот покончил с занятиями.
Ещё была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его, как ребёнка. Чем-то запал ему в душу, вычитанный из этой энциклопедии, американский спортсмен начала века, "резиновый человек" Рэй Юри, - прыгун с места в высоту-длину(был в начале века такой вид спорта, даже имел олимпийский статус). И началось... Чуть свободная минута, - Саня чертит линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой линеечкой. Народ от смеха ложился, когда Саня, в полной экипировке, громыхал своими прыжками, а потом с линейкой ползая на карачках, мерил свои результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской звездой, особенно, когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему объяснили, что тут происходит, посоветовал: "Ви би ещё плиту миномётную этому Брумэлю на шею павэсили, для нагрузки!"
Несмотря на такие вот фокусы, народ Саньку любил и, если потешались над ним, - то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно.
Сом же, очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да чаще всего, его и просить не надо, - Саня всегда сам появлялся там, где надо, а в ответ на попытки благодарности смущённо разводил руками и басил: "Да хрена ль там, свои ж люди!"
Как-то вечером, Санька, покрутившись около нашего радиста Димона-"Кактуса", снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с ближайшим блокпостом (километрах в трёх от нас) Санька дёрнул туда в гости, к найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи, с двумя бачками каши, побудил полроты своим басом: "Славяне, я вам каши принёс, давайте есть пока тёплая!" Ну что ты ему скажешь?
Каша кашей, если бы не одно маленькое "но": - Саня и туда, и обратно топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного участка зелёнки, а только сегодня утром командир наших сапёров, старший лейтенант Проханов, стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь там не пройдёт,(кстати, свою службу минное поле таки сослужило - на следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зелёнки, кто там попал, - мы проверять не ходили).
Чудил ещё не раз наш Саня, да только всё уже и не упомнишь.
Как-то утром, получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод нашёл, недалеко от нас, пару блиндажей-складов оружия чичей, сами ребята, сообщив, что там чисто, и можно всё это забрать, пошли дальше. Ну, - забрать, так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения). Санька напросился с нами, Кузьмич не возражал. "Урал" бортовой, БМП-ха, нас 15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что ситуация с состоянием "чисто", за полдня могла и измениться. Доехали, троих оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать, по указанным координатам. При подходе к предполагаемому месту, кто-то из первых троих поймал мину: Мишку-"Кузнеца" сразу наповал, двоих(Филиппа Копылова "Филина" и Славика "Рокки") ранило тяжело. И понеслось, - со всех сторон нас начали поливать, и место такое, что мы, - посреди зелёнки, на почти голой опушке с реденькими кустиками, а откуда бьют, - и не сразу сообразишь, чуть поодаль, вокруг нас, - плотные кусты-деревья, холм справа, вообще утонул в растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все, только Витьку "Бороду" в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а Андрюха "Твикс" - Славика.
Филиппу "Филину" ноги подробило, - просто месиво и, пока мы отстреливаемся, - Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет промедол. Там, где мы оставили технику, раздаются два взрыва и очереди. Почти одновременно, получает пулю в бедро Ромка-"Москвич". Похоже на то, что попали мы серьёзно на этот раз. Осталось три дороги, что называется - либо идти в лоб (а всемером, плюс четыре трёхсотых, из них три тяжёлых, - это самоубийство), или вернуться к дороге, но, судя по тому, что мы слышали взрывы - возвращаться уже некуда; либо вдоль холма, по зарослям, попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока, - забились в кусты, немного рассредоточились, и отстреливаемся на звук. Санька "Сом" подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат "Филина" вдобавок к своему и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю зарослей, бася: "Всё мужики, уходите с ранеными". Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька, не оборачиваясь машет рукой, мол, уходите. Потом, таким же макаром, под фонтанчиками пуль, пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.
Саня, Саня... Все оборачиваются на Кузьмича, - он секунду смотрит в ту сторону, куда исчез Санька, вздыхает - и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползём, пряча глаза друг от друга, ползём через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка, - все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трёхсотых. Минута, другая, третья... пятая... ползём, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас, по-прежнему слышны очереди... Душа рвётся пополам...
Спереди, в кустах, шорох и треск веток - Андрюха "Твикс" моментально посылает туда очередь, в ответ - стон и детский крик: "Дя-я-а-деньки, не стреля-я-а-а-а-йте!!!" Твою мать, это ещё что такое?! К кустам ползут Мишка Гаевой и Саня "Твикс", через полминуты появляются оттуда, неся стонущую девочку, лет 11-12, у которой окровавлен бок. Кузьмич (он у нас в таких ситуациях был основным лекарем - как-никак, у него 4 курса меда, и он 3 года пробыл в Афгане фельдшером). Останавливаемся. Кузьчич осматривает девочку, - судя по его фразам, ничего серьёзного, одна пуля навылет, зацепила левый бок в районе подреберья, печёнки-селезёнки целые, но крови много. Перевязывает. Девочка теряет сознание - промедол, - и мы продолжаем двигаться. Уже позднее, в расположении, когда девчонка пришла в сознание, мы узнали её историю: два месяца тому назад, её родители, она и младший брат, собрались уезжать из Гудермеса к родственникам, куда-то на север (как она сказала). Не знает, как и куда они ехали, только раз родители ушли договариваться за машину, и пропали. Прождали они с братом их трое суток, потом сами приняли решение ехать к их тете в Назрань (по-моему), через неделю от дизентерии умер брат, хоронила сама в лесу. И вот уже месяц, как она одна скитается по Чечне, не имея ни малейшего понятия где находится. Через три дня, из нашего расположения(девчонка оклемалась на удивление быстро) её на вертушке вместе с другими ранеными отправили в госпиталь, в Моздок. Звали её Алла Кононова. Сейчас, наверное, невеста уже...
Стрельбы сзади нас нет... Ощущение времени потеряно окончательно.
Выходим на дорогу. В полукилометре, впереди от нас, пылит колонна, двигаясь в нашу сторону (мы тогда ещё не знали, что те наши, которых мы оставили на дороге и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации сообщить о том, что началась стрельба и вызвали подмогу).
Десантура, родные вы наши... Через минуту мы уже объясняли им ситуацию. Перегрузив им в БМПэху раненых и отправив её обратно, мы возвращались на то проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моём понимании, почти не получилось - два взвода из роты капитана Мережко, (дай ему Бог здоровья, он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей.
Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали - около 15 трупов и тяжелораненых, и пять пленных).
...Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с искромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.
Саня был ещё жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: "Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома - и к вам, а за братом крепко скучаю... он меня ждёт... я знаю... мы вдвоём к вам вернёмся, славяне... родные..."
Через полчаса Сани не стало.
Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её, и начал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиной разгрузки и начал машинально перелистывать. Я подошёл сзади, Андрюха обернулся на меня и, скрывая слёзы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчёркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку и мы оба прочли подчёркнутое.
Это было Евангелие от Иоанна, а подчёркнута Санькой была фраза: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих".
Внешне выглядит все как и прежде. Тот же парень, каким его все и помнят. Но иногда, очень-очень редко, но случаются, по не зависищам от нас причинам, моменты в жизни, когда вырывается наружу то, что он хотел бы забыть и не вспоминать никогда, и даже не знать что это было. То что похоронено в самых-самых далеких уголках памяти, сознания и подсознания. И в эти редкие минуты, вся боль и отчаяние этой ноши, обдает редких свидетелей со всей отчаянной беспощадностью откровения, которое ужасает не меньше чем ее причина. И видеть это больно. ...Очень больно. ....
Война, как и любое другое экстремальное событие, безжалостно и беспощадно обнажает людей, сдирая с каждого, кто попал в ее водоворот, всю наносную шелуху обмана, лжи и притворства, присущих всем сторонам обыденной жизни: быта, работы, любви, отношений.... Жизни сытой, богатой, безопасной... ...И все становится предельно четким и ясным. Каждый становятся тем кто он есть на самом деле ...по жизни. ...
Ниже следующий текст, мною дается без каких либо комментариев с моей стороны и каких бы то ни было оценок, применительно к описываемым событиям и фактам. (все комменты на пост будут скринится.)
Vitash
----------------------------------------------------
Из почты НОМП - ПБ. ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ. 1.
3 Июн, 2011 at 5:57 PM
Первоисточник: href="http://ekishev-yuri.livejournal.com/218439.html>
Начинаем публикацию книги одного из наших соратников, написанной еще в 2005 году. С тех пор ее еще никто не решился напечатать. Она им составлена из записок и воспоминаний разных людей, которых породнила одна война.
ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ
…Воюют всегда и везде.
Перемирия никогда нигде нет и не будет.
Война идёт постоянно.
В. Суворов «Аквариум»
ПРЕДИСЛОВИЕ
Миром всегда правили бандиты и убийцы. На Олимпе власти во все времена восседали преступники. Ибо удержаться там можно только насилием - тайным или явным. Ни один добрый царь долго не держался, ведь подданные - в большинстве своём всегда мелкие, злобные, завистливые и примитивные существа. Плохих людей всегда больше, чем хороших, как и в жизни всегда больше плохого. Иначе не дорвался бы до власти Ленин со своей масонско-большевистской бандой. Иначе не было бы Петра Великого. Чем кровожаднее правитель, тем дольше он восседает на троне - истина, подтверждённая историей.
Власть - возможность распоряжаться богатствами и мерой их ценности - деньгами. А государственная власть - это право её представителей распоряжаться богатствами общими. Власть - это деньги.
Деньги позволяют многое. Поэтому мы всегда стремимся заиметь их больше, - мошенничеством или силой, - подобно дерущимся за кусок мяса зверям. Но когда добычи достаточно на всех претендентов, а сами они примерно равны по силе, выгоднее обойтись делёжкой.
Война - конфликт, возникающий при дележе территорий, энергоносителей или иных ценностей. Главная причина любой войны во все времена - жирный кусок, который некто хочет заглотить в одиночку, или который слишком мал, чтобы его хватило на всех желающих. Война - драка за власть.
Но распоряжаться богатствами, или умирать за них - разные вещи. Тут человек разумный идёт другим путём, предоставляя за вожделенное драться другим - дурача их, или подкупая. Первые - патриоты или подневольные рекруты, вторые - наёмники, в большинстве своём не питающие никаких иллюзий. И те, и другие служат лишь ступенями, половицами, прахом, ступая по которым, прошествуют к кормушкам и благоденствию избранные.
Здесь - слово тем, кто послужил такими ступенями в очередной кровавой бойне на пути сильных мира сего к ещё большей власти. Слово тем, кто у последней черты избавился от вдолбленных иллюзий. Осознал, что он - лишь раб в мире лагерей, обнесённых колючкой законов. Осознал, что, по прихоти козлоподобного владыки, поделившего мир на зоны, именуемые государствами, он сражается со столь же слепыми невольниками другого лагеря.
Чтобы понять в каком мире находишься, надо видеть дальше, чем спины солагерников. Чтобы прозреть, надо подняться над рабской покорностью. Преодолеть страх высоты.
Авторы повествований о беспределе, названном Чеченской войной, избавились от привычки к наивной вере в иллюзии, выбрались из зловонного зиндана всеобщей трусости и повиновения. Стали свободны, ибо научились смотреть смерти в лицо.
Взгляните и вы в её лицо. .... Лицо Войны....
Из почты НОМП - ПБ. ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ. 8.
14 Июн, 2011 at 2:38 PM
Первоисточник: http://ekishev-yuri.livejournal.com/226042.html
Игорь Мариукин.
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА
...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдём прочёсывать кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа...
Мероприятие длилось без приключений уже час, когда из подвального окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно ощериваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука, обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите. Или, может, зайдёте ко мне?"
Ожидая подвоха и, наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в уже "освобождённом" Грозном, мы не спешим вниз.
Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять, - вчера вечером, похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще, - офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде, присутствия духа нам не добавляет.
На третий день своей военной жизни, Прокопенко нажрался по-взрослому. Ходил, целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает, что сдохнет тут. Накаркал в итоге...
Из подъезда раздаётся шаркающий стук и, на свет божий, выбирается старик неопределённого возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто выцветшего, сиреневого цвета, один ботинок подвязан верёвкой. Старик опирается на самодельный костыль, во второй руке - полотняный мешок. Глаза у старика живые и глубокие, - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, потешный, шерстяной чёрный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к старику.
"Тише, тише Черныш, это же наши" - шепелявит старик.
Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать.
- А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно...
Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса", старик неловко пытается её открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю, наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с собой, сынки, заберите меня".
М-да, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что Прокопенко и наш прапор Кузьмич, молча поднимают его на руках и сажают на броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к кунгам. Пушистый комочек Черныш, со всех ног бежит за бронёй и заливисто лает.
Проехав метров сорок, БМП останавливается, с брони прыгает солдат, хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом.
Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились поближе c нашим "найдёнышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке, Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской войны, Великой Отечественной Войны, награждённым орденом Боевого Красного Знамени, двумя Красными Звёздами и множеством медалей, инструктором корейских лётчиков и участником событий, начала 50-х, в Корее.
Накормленный тушёнкой, старик доставал из своего мешочка помятые фотографии, наградные книжки, ордена, погоны, с двумя голубыми полосами и двумя звёздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе.
С пожелтевших фотографий, на нас смотрел улыбчивый, симпатичный, светловолосый капитан, на фоне старых советских самолётов и ангаров с иероглифами, то один, то с группой корейцев в кожаных шлемах.
Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир, с чьими-то победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете "Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой, в доску свой старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой.
Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дёрнул грамм сто спирта и, жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские, горят за милую душу, что твои дрова, плёвые у американцев лётчики были, мы им давали жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всё равно - русский лётчик и солдат, - самый-самый. Да, вот и небо тогда, в войну, было голубое-голубое, а сейчас нет того цвета, серое всё какое-то, давно я чистого неба не видел, а здесь так и вообще..."
Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед Саня на фоне какого-то венского, красивого строения, стоит в неизменном кожаном шлеме...
А дальше был неудачный полёт, в конце 50-х, катапультирование, повреждённый позвоночник, комиссовали его и подполковник Миронов остался в Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете, по-моему). С 70-го года, - окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь, до начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с детьми тоже. Остался дед Саня один, в двухкомнатной квартире, из которой, чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку, полтора года тому назад (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре прошлого года, чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня, поломал ногу, срослась неправильно, с грехом пополам, с тех пор не расстается с костылём.
Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были соседки по подвалу, - бабушка Михайловна с дочерью, - иногда выбирались они за едой, один раз ушли и не вернулись.
Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до сих пор и ел её, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом Чернышом, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего хозяина, находил мёртвых птиц и приносил старику, один раз приволок человеческую кисть оторванную...
Недалеко, напротив его убежища, жили "чёрные, но не чечены"(возможно арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских...
"Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют молотком почём зря, а потом, как курице, горло режут, а живых лицом в эту кровь тычут, вроде, чтоб пили".
Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын, вроде в Ленинграде, но, три года, ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому.
Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в трёхстах от нас, раз в день, кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в два-три дня, он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта. Неизменный спутник его, Черныш, всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам, позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени, пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две.
В тот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим "Алёнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти дальше по улице, у входа в пятиэтажку, стояло несколько человек наших соседей-ОМОНовцев.
Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, наш дед Саня, лежал, странно улыбаясь чему-то своему, глядя вверх спокойным немигающим взглядом, - голубым-голубым, как небо его молодости.
НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ...
Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву, - мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял.
В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация не была редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя, на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего, - рыжеволосый, веснушчатый, нескладный детина, лет двадцати двух - двадцати трёх, с простецкой улыбкой и "окающим" говорком.
Сразу подошёл к нам, без вступления, всем начал пожимать руки, попутно начав свой монолог: "Доброго дня славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдёшь, в Самару ездил, - никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнёры нужны? Деревня-то у нас, теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки, на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет назад забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже, как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите "Сомом", а не рыжим, так как меня ребята в школе "рыжим" звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут..." И так: - бу-бу-бу, всё подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.
Мы немного опешили от такой "презентации", и как-то даже смутились, - даже наши остроязыкие Санька и Андрюха "Твиксы", вечно встречающие новичков подколками, и то - просто переглянулись и молча пожали ему руку.
Первый же день его пребывания среди нас, был отмечен происшествием, - пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении, - чтоб так, в первый день... Под вечер Санька появился, принёс вещмешок, набитый карамельками. "Голубок", по-моему. килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привёз с собой. Конфеты те, - это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, ещё при социализме, - сказать, что они были твёрдыми, - это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемёта, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, "со знакомством вас", - как он говорил.
Твёрдые-твёрдые, а за день слопали мы их, - солдатские зубы крепче всякой брони.
Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы, разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и, некоторое время, носил всё это богатство с собой, - кроме глобуса, который мы приспособили, - да простят нас педагоги, - под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель нашей Земли прожила недолго: при второй игре, импровизированный мячик разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы), победили десантуру cо счётом 10:6, ещё долго оставался предметом обсуждения.
"Ассортимент" найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский разговорник, потому как Саня, с энтузиазмом, взялся за освоение иностранного. Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он, довольно громко повторял фразы, 90 % которых составляли две: "Комо пермиссио сеньора" и "Ста бьен, грациас". И так - по сто раз на дню, в течение недели.
Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довёл до ручки не только нас, но и нашу овчарку Дину, которая, дня через три, только завидев, как Саня берёт в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под бэтэр, при всём том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала. Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель подальше и наш полиглот покончил с занятиями.
Ещё была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его, как ребёнка. Чем-то запал ему в душу, вычитанный из этой энциклопедии, американский спортсмен начала века, "резиновый человек" Рэй Юри, - прыгун с места в высоту-длину(был в начале века такой вид спорта, даже имел олимпийский статус). И началось... Чуть свободная минута, - Саня чертит линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой линеечкой. Народ от смеха ложился, когда Саня, в полной экипировке, громыхал своими прыжками, а потом с линейкой ползая на карачках, мерил свои результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской звездой, особенно, когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему объяснили, что тут происходит, посоветовал: "Ви би ещё плиту миномётную этому Брумэлю на шею павэсили, для нагрузки!"
Несмотря на такие вот фокусы, народ Саньку любил и, если потешались над ним, - то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно.
Сом же, очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да чаще всего, его и просить не надо, - Саня всегда сам появлялся там, где надо, а в ответ на попытки благодарности смущённо разводил руками и басил: "Да хрена ль там, свои ж люди!"
Как-то вечером, Санька, покрутившись около нашего радиста Димона-"Кактуса", снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с ближайшим блокпостом (километрах в трёх от нас) Санька дёрнул туда в гости, к найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи, с двумя бачками каши, побудил полроты своим басом: "Славяне, я вам каши принёс, давайте есть пока тёплая!" Ну что ты ему скажешь?
Каша кашей, если бы не одно маленькое "но": - Саня и туда, и обратно топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного участка зелёнки, а только сегодня утром командир наших сапёров, старший лейтенант Проханов, стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь там не пройдёт,(кстати, свою службу минное поле таки сослужило - на следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зелёнки, кто там попал, - мы проверять не ходили).
Чудил ещё не раз наш Саня, да только всё уже и не упомнишь.
Как-то утром, получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод нашёл, недалеко от нас, пару блиндажей-складов оружия чичей, сами ребята, сообщив, что там чисто, и можно всё это забрать, пошли дальше. Ну, - забрать, так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения). Санька напросился с нами, Кузьмич не возражал. "Урал" бортовой, БМП-ха, нас 15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что ситуация с состоянием "чисто", за полдня могла и измениться. Доехали, троих оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать, по указанным координатам. При подходе к предполагаемому месту, кто-то из первых троих поймал мину: Мишку-"Кузнеца" сразу наповал, двоих(Филиппа Копылова "Филина" и Славика "Рокки") ранило тяжело. И понеслось, - со всех сторон нас начали поливать, и место такое, что мы, - посреди зелёнки, на почти голой опушке с реденькими кустиками, а откуда бьют, - и не сразу сообразишь, чуть поодаль, вокруг нас, - плотные кусты-деревья, холм справа, вообще утонул в растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все, только Витьку "Бороду" в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а Андрюха "Твикс" - Славика.
Филиппу "Филину" ноги подробило, - просто месиво и, пока мы отстреливаемся, - Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет промедол. Там, где мы оставили технику, раздаются два взрыва и очереди. Почти одновременно, получает пулю в бедро Ромка-"Москвич". Похоже на то, что попали мы серьёзно на этот раз. Осталось три дороги, что называется - либо идти в лоб (а всемером, плюс четыре трёхсотых, из них три тяжёлых, - это самоубийство), или вернуться к дороге, но, судя по тому, что мы слышали взрывы - возвращаться уже некуда; либо вдоль холма, по зарослям, попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока, - забились в кусты, немного рассредоточились, и отстреливаемся на звук. Санька "Сом" подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат "Филина" вдобавок к своему и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю зарослей, бася: "Всё мужики, уходите с ранеными". Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька, не оборачиваясь машет рукой, мол, уходите. Потом, таким же макаром, под фонтанчиками пуль, пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.
Саня, Саня... Все оборачиваются на Кузьмича, - он секунду смотрит в ту сторону, куда исчез Санька, вздыхает - и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползём, пряча глаза друг от друга, ползём через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка, - все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трёхсотых. Минута, другая, третья... пятая... ползём, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас, по-прежнему слышны очереди... Душа рвётся пополам...
Спереди, в кустах, шорох и треск веток - Андрюха "Твикс" моментально посылает туда очередь, в ответ - стон и детский крик: "Дя-я-а-деньки, не стреля-я-а-а-а-йте!!!" Твою мать, это ещё что такое?! К кустам ползут Мишка Гаевой и Саня "Твикс", через полминуты появляются оттуда, неся стонущую девочку, лет 11-12, у которой окровавлен бок. Кузьмич (он у нас в таких ситуациях был основным лекарем - как-никак, у него 4 курса меда, и он 3 года пробыл в Афгане фельдшером). Останавливаемся. Кузьчич осматривает девочку, - судя по его фразам, ничего серьёзного, одна пуля навылет, зацепила левый бок в районе подреберья, печёнки-селезёнки целые, но крови много. Перевязывает. Девочка теряет сознание - промедол, - и мы продолжаем двигаться. Уже позднее, в расположении, когда девчонка пришла в сознание, мы узнали её историю: два месяца тому назад, её родители, она и младший брат, собрались уезжать из Гудермеса к родственникам, куда-то на север (как она сказала). Не знает, как и куда они ехали, только раз родители ушли договариваться за машину, и пропали. Прождали они с братом их трое суток, потом сами приняли решение ехать к их тете в Назрань (по-моему), через неделю от дизентерии умер брат, хоронила сама в лесу. И вот уже месяц, как она одна скитается по Чечне, не имея ни малейшего понятия где находится. Через три дня, из нашего расположения(девчонка оклемалась на удивление быстро) её на вертушке вместе с другими ранеными отправили в госпиталь, в Моздок. Звали её Алла Кононова. Сейчас, наверное, невеста уже...
Стрельбы сзади нас нет... Ощущение времени потеряно окончательно.
Выходим на дорогу. В полукилометре, впереди от нас, пылит колонна, двигаясь в нашу сторону (мы тогда ещё не знали, что те наши, которых мы оставили на дороге и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации сообщить о том, что началась стрельба и вызвали подмогу).
Десантура, родные вы наши... Через минуту мы уже объясняли им ситуацию. Перегрузив им в БМПэху раненых и отправив её обратно, мы возвращались на то проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моём понимании, почти не получилось - два взвода из роты капитана Мережко, (дай ему Бог здоровья, он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей.
Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали - около 15 трупов и тяжелораненых, и пять пленных).
...Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с искромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.
Саня был ещё жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: "Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома - и к вам, а за братом крепко скучаю... он меня ждёт... я знаю... мы вдвоём к вам вернёмся, славяне... родные..."
Через полчаса Сани не стало.
Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её, и начал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиной разгрузки и начал машинально перелистывать. Я подошёл сзади, Андрюха обернулся на меня и, скрывая слёзы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчёркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку и мы оба прочли подчёркнутое.
Это было Евангелие от Иоанна, а подчёркнута Санькой была фраза: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих".