Михаил Герман "Воспоминания ХХ веке" - о Сталине
Он был везде. На большинстве медалей (никто из властителей свой профиль на наградах не разрешал чеканить, только Наполеон - на ордене Почетного легиона - и Сталин). Все было сталинское - эпоха, обязательно «великая», пятилетки, победы; его портреты стали иконой, соглядатаями жизни всех и каждого. Мне нравился он на портретах. И я растерялся, даже испугался, быть может, когда уже после войны увидел Сталина на экране, - заново показывали его доклад о Конституции. Испугался, что он такой маленький, с тонким голосом. Испугался, что не сумел восхититься.
Нет, в исполнении Михаила Геловани он куда больше походил на самого себя! Когда слышал от неосторожных сверстников (чаще всего от тех, чьи родители были репрессированы) непочтительные речи о вожде, сжимался не только от страха, но и от чувства несправедливости. Нельзя трогать кумиры, особенно шаткие. Их сразу хочется поддержать. Чтобы не проснуться.
До сих пор для меня, взрослого, старого уже человека, испытывающего к Сталину естественную непрощающую ненависть, остался в памяти вождь моего детства - мудрец с ласковым прищуром, с трубкой. Защитник и начальник - герой темной детской сказки.
Я родился при Сталине, он был до меня, был всегда, и иной жизни нельзя было себе представить. Знаю, что его смерти боялись даже те, кто его ненавидел, поскольку понимали, что потрясения и кровопролитие после его исчезновения неизбежны.
Сейчас уже трудно представить себе степень отупения, скорее, даже мутного безумия, от которого мало кто был свободен, а главное, страха, страха. Помню, как старушка покупала газеты. «Мне только без фотографий товарища Сталина, - сказала она осторожно, - мне надо эти газеты на пол класть».
Другая старушка пришла в агитпункт - такие заведения для официальной пропаганды наподобие избы-читальни и пункта надзора открывались перед выборами кандидатов, как тогда выражались, «сталинского блока коммунистов и беспартийных» - и стала убеждать дежурного, робкого интеллигента-агитатора (от него я и слышал эту историю), что Сталина надо «сделать царем». Дежурный растерялся до сумеречного ужаса. Согласиться - посадят, возражать - тоже могут посадить! Пришлось смутно и уклончиво убеждать восторженную старицу, что Сталин-де боролся с царизмом, наверное, не стоит… Тогда это смешным не казалось, несколько ночей бедняга не спал, ждал, что придут. Когда мама, оговорившись, попросила в кондитерском магазине вместо соевых батончиков фабрики имени Микояна «микоянчики», мы испугались смертельно и бежали, забыв о конфетах.
Увы, все это воспринималось как некая константа нашей жизни: повсюду - враги. Сомнения в правильности происходящего не то чтобы не было, но оно вытеснялось сознанием неизбежности постоянной борьбы, тупой и жуткой. Было жалко людей, среди них оказались и те, чьи фамилии были мне хорошо знакомы, но жалко так, как жалеешь человека, погибшего на трамвайных рельсах, - случилась беда, есть жертвы, кто-то ведь всегда попадает под трамвай. Виноватых нет - только статистика.